Малышка Мелани - Натали де Рамон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каждый раз, посещая с Мелани ее папочку, глядя в его глаза, чувствуя в своей руке его руку — в последние дни мы уже все вместе гуляли по больничному скверу, — я давала себе слово рассказать Нестору все, как есть, и мысленно строила предстоящий диалог. Мол, так и так, Нестор, я хочу навсегда остаться с Мелани и ее отцом. Я люблю ее и не представляю своей жизни без этой дивной девочки. Мелани любит своего папу и меня. Меня она считает своей мамой.
«Тебе это приятно?» — спросит Нестор.
«Да, — отвечу я. — Мне тоже кажется, что она моя дочка».
«Не заговаривай мне зубы, — скажет Нестор. — Лучше признайся, что ты его давно любишь. Его, а не меня! И что он тебя любит. Ты уверена? Он тебе говорил это?»
«Уверена. Но не говорил. Это и так ясно».
«Может быть, — согласится Нестор, но обязательно спросит: — А ты уверена точно? Ты точно любишь его?»
И что на это отвечу я? Что Луи мне действительно небезразличен с первого взгляда, но мы едва познакомились, как он упомянул о Мелани, а я приняла ее за его девушку и стала подозревать в сексуальной нечистоплотности. На этом бы наше знакомство и закончилось, не попади он в больницу и не разрешись недоразумение с Мелани! И, между прочим, его ранили из-за меня! И что в отличие от мэтра Мориньяка, считающего, что скандал способствует популярности, Луи не хотел, чтобы газетчики трепали мое имя!
«Рыцарственно, — заметил бы Нестор. — Весьма. Но я пока не вижу чувств со стороны героини. Неубедительно прописан ее образ».
«Я люблю его дочь!» — сказала бы я.
«Дело твое. Но при чем здесь раненый папаша?»
«Мы оба любим Мелани! И он меня любит! Он очень-очень хороший! Может быть, я еще очень сильно полюблю его! Я просто пока не знаю. У меня не было возможности!»
«А теперь будет?»
«Будет! У нас будет прекрасная семья! И еще дети!»
«А, дети! — протянет он. — Ну-ну. Значит, с творчеством покончено?»
«Нисколько не покончено! Ты думал, я не справлюсь? А я справилась! Я заканчиваю роман! Мне осталось пара сцен и финал! И этот роман будет самым лучшим. Знаешь почему? Потому что я не гнала его — двести страниц за четыре недели! — как раньше, как поденщица! Я писала спокойно и получала удовольствие. Просто работала по пять часов в день, не думая только о том, как бы мне успеть, как бы дожить до гонорара!»
«Хорошо, хорошо! Я уже оценил твое ноу-хау в области творчества: писательница, которая каждый день приходит на пять часов писать в офис! Запатентуй, многим понравится! Некоторые даже начнут открывать предприятия. Рабочие места для графоманок! Профсоюз, нормативы по листажу…»
«Ты ревнуешь!»
«Ревную, — признается Нестор со вздохом. — Только, знаешь, я не уверен, что ты будешь с ним счастлива».
«Зато я уверена! У Луи никогда язык не повернется заявить: „Все! Свободна!“»
«Что такого особенно ужасного в этих словах? Разве не их ты скажешь себе после нашего бракоразводного процесса?»
И на этой фразе меня стопорит. Всегда. Хотя вполне возможно, что Нестор не произнесет такой фразы. Будет какая-нибудь другая. Но разводиться-то все равно придется! Иначе я не смогу стать мадам Виньо…
Почему я не сделала этого раньше? — думала я, рассматривая именно эти слова на экране компьютера. Там они принадлежали моей героине, естественно, блондинке по имени Мелани, сбежавшей в мужском платье, а не Мари, как ее звали в моих ранних планах. Героиня досадовала из-за того, почему она раньше не догадалась заглянуть в потайной ящик шкатулки, где под вторым дном она обнаружила компрометирующее заговорщиков письмо, из-за которого за ней охотилась вся королевская рать, включая врагов короля.
Как обычно, первую половину дня я работала у себя дома, проводив Мелани в школу. Затем ехала встречать ее — ей очень нравилось, что встречает мама, по дороге домой мы делали покупки, обедали и отправлялись навещать Луи. Иногда вместе с Элис. Потом, перекусив, Мелани готовила уроки, а я — обед на завтра. И оставшиеся часа два до сна принадлежали только нам двоим! Раскрою секрет: я ведь сразу обнаружила, что у Мелани нет кукол, и нашла это несправедливым. И еще оказалось, что десятилетняя девочка не имеет представления, как держать иголку — все пуговицы папа пришивал сам, он очень боялся за пальчики Мелани! Я купила ей пару кукол и научила шить. Вы бы видели, какие наряды стала изобретать маленькая художница!
И конечно же Мелани была в курсе всех перипетий моего романа. И новые имена всех персонажей придумала тоже она! И не только имена. Например, сцена знакомства героини с хозяйкой Графини на мосту — целиком плод ее фантазии, как и появление у Графини жеребенка. Еще я долго думала, почему же героиня не нашла сразу потайной ящик? Как нашла, почему он открылся?
— Мамочка! — Мелани расширила глаза и всплеснула руками. — У нее ведь там лежали драгоценности? Правильно? А один кулон был ключом! Она их перебирала, не зная, что продать, чтобы не выдать себя, и вдруг этот кулон вошел в дырку. Знаешь, она была под бархатом, и не видно! Не совсем, конечно, дырка, а такая выемка в дереве. Туда вкладываешь эту штучку, — для наглядности она изобразила, как вкладывает нечто в ладошку, сложив ее лодочкой, — что-то там срабатывает внутри и потайной ящик открывается!
Здорово, правда? Но я не буду пересказывать сюжет, выйдет роман — прочитаете.
Потом занятия в школе закончились, но я все равно первую половину дня проводила в своей квартире — попыток писать в квартире Луи я больше не предпринимала. Мелани очень нравилось, что «мамочка» ходит на работу, она ждала меня, но не скучала нисколько: не только потому, что привыкла ждать папочку и по натуре была домоседкой, но и потому, что просто не умела скучать.
Во-первых, эта кроха трепетно следила за порядком — «бабушка говорила, что лучше сразу все класть на место, потом на уборку не придется тратить время, и папочка тоже со мной согласен!». А во-вторых — собственно говоря, может, и во-первых, — она была художником. Этим все сказано. У творческого человека, тем более у такого маленького, нет времени на скуку. А теперь к ее пастели и сангине — акварель, «как грязищу с водой» Мелани отвергала, хотя ее вовсе не смущала мокрая тряпка, чтобы вытирать руки от пастели, — прибавилось новое ремесло — шитье.
Мелани знала телефон моего «офиса», как и моего мобильного, но звонила крайне редко, как собрат по искусству прекрасно понимая, что мешать нельзя. Кстати, когда она рисовала, она всегда закрывала дверь в свою комнату. В один из первых дней нашей совместной жизни я зашла к ней, чтобы позвать ужинать, и, заглянув в неоконченный рисунок, похвалила. Мелани посмотрела мимо меня, не сказала ничего, но послушно пошла мыть перед едой грязные от красок руки и, только сев за стол, тихо, хотя достаточно твердо произнесла:
