Ледяная дева - Наталия Орбенина

— Как хочешь, пускай остается на хозяйстве. Так еще спокойней. За домом догляд. Да и за Зебадией присмотрит.

— Верно, верно, неужто животину за собой тащить, а вдруг хозяин пожалует. Где мой зверь, скажет, подать его тотчас же!

— Ах, полно уж теперь. Когда почти два года прошло, не пожалует, — с горечью махнула рукой девушка.

По приезде в Петербург Алтухову с Матреной встретил кучер Толкушиных и препроводил к экипажу. Носильщик подхватил вещи и поволок их следом.

— А что, голубчик, как Ангелины Петровны здоровье? — спросила Софья.

— Нынче как будто получше, — прогудел кучер. — А до того дня очень плохая была.

— Что значит, очень плохая? — встревожилась Софья.

— Не мое это дело, барышня. Не знаю, как и сказать, но только плохая!

— А Тимофей Григорьевич как, здоров?

— Должно быть, здоров. Да только бог его знает, небось уж месяца три в доме не видали, а то и поболее. Стало быть, здоров. Н-но, пошла!

Матрена и Софья молча переглянулись и замолчали. Вот скоро и знакомый дом, въехали под арку, во двор. Пока понесли во флигель вещи, Софья, согласно письму, поспешила в господский дом. Горничная встретила ее с веселой улыбкой и проводила в спальню хозяйки, как и было приказало. Там на туалетном столике Алтухова нашла конверт и вскрыла его. Через несколько мгновений дом Толкушиных огласился ее пронзительным воплем.

Нелидов впопыхах не понял, на кого он натолкнулся во дворе дома Толкушиных. Что это за барышня без шляпы, с растрепанными волосами, с красными от слез глазами? И, только отступив на шаг, он узнал Софью Алтухову.

— Сударыня! Софья Алексеевна!

— Ах, господи, вы, господин Нелидов! — Она схватила его за руки. — Господи, какое у нас горе, какое несчастие!

— Да неужто мой кот помер? — попытался пошутить Феликс. — Не уберегли, значит, мое животное!

Своей нелепой шуткой он попытался перебить истерическое состояние женщины и заставить ее хоть немного прийти в себя.

Соня посмотрела на собеседника как на сумасшедшего.

— Не кот ваш помер, а человек, чудный, светлый человек! Бедная моя Ангелина! Руки на себя наложила, несчастная! — И Софья в отчаянии схватилась за голову.

— Тише, сударыня, тише! — Феликс крепко взял девушку под локоть. — Не надо делать скоропалительных выводов и оповещать об этом всю столицу. Ваша дорогая подруга жива!

— Жива! — Софья отпрянула от собеседника. — Слава богу!

— Богу-то, конечно, слава, но и мне тоже! — улыбнулся Нелидов. — Божественное провидение направило меня именно в то место, где наша госпожа Толкушина собиралась совершить свой смертный грех. И надо же так случиться, что именно в самый ужасный миг мне удалось ее схватить просто на лету, на краю могилы!

Софья слушала его с восторгом, слезы счастья и умиления катились по ее щекам.

— Да что же мы стоим? — забеспокоился Нелидов. — Ангелина Петровна меня послала предупредить вас о благополучном завершении страшной истории, упредить вас. Ведь вы, поди, в полицию бежали, сообщить о самоубийстве?

— Признаться, я не знала куда бежать, но, вероятно, я поступила бы именно так. — Алтухова все еще не могла прийти в себя после испуга.

— Теперь все позади, Толкушина в моем номере в гостинице. Домой она наотрез отказывается вернуться. Сговорились, что я перевезу ее к вам во флигель, так вы уж позаботьтесь о ней.

— Не сомневайтесь, Феликс Романович. Я буду заботиться о ней, как о себе. — Софья вздохнула с огромным облегчением и, наконец, тоже улыбнулась, глядя в лицо Нелидову.

— С такой же нежностью, как о Зебадии? Как он и вправду жив еще? — Глаза Нелидова светились лукавством.

— Да, жив, здоров и весел. Только вряд ли вас теперь признает, столько времени прошло!

— Не упрекайте меня, я вовсе не забыл о нем! Просто я решил, что ваши нежные души привязались друг к другу и вам трудно будет расстаться.

— Ах, лукавите! — Софья погрозила ему пальцем. — Да мы не о том, — спохватилась она, — едемте же скорее, хочу обнять бедную мою Ангелину!

Когда Софья переступила порог гостиничного номера и увидела Толкушину, то она не удержалась, охнула и снова зарыдала. Перед ней на диване лежала старуха с безжизненным лицом и потухшим взглядом. Разметавшиеся всклокоченные волосы и разорванное платье усугубляли ужасное впечатление. Соня упала около дивана на колени и принялась обнимать подругу и осыпать поцелуями. Матрена Филимоновна ахала и осеняла себя крестом.

— Батюшки, святы! Эка так себя измучить! Бедная, бедная! Господи. Прости нас, грешных! Ну, полно слезы-то лить! — она деловито подошла и подняла барышню с пола. — Эдак потоп устроите! Дайте-ка я помогу вам, барыня, — обратилась Матрена к Толкушиной. — Причешу вас, да умою.

Пока Матрена хлопотала вокруг Ангелины Петровны, Софья и Нелидов совещались о том, как поступить дальше. Решено было немедля перевезти Толкушину во флигель, а Нелидов взялся выступить посредником и нанести визит Тимофею Григорьевичу, уповая на благоразумие последнего. Ведь сейчас только его появление, его добрые слова могли привести несчастную в чувство.

Глава 17

Направляясь в контору Толкушина, Нелидов проклинал свою судьбу и одновременно дивился, что именно ему досталась эта жутковатая миссия спасителя жены-самоубийцы. И почему никого не послал Создатель в тот миг, когда злополучная Соломея выбрала тот же путь? Нет, почему именно он? Какой тут тайный знак? Может быть, это знак того, что страшный рок отступил, с него снято неизвестное заклятье и он снова может позволить себе любить? Нет, все это пустое, непонятное, недоступное его пониманию.

Однако надо же что-то говорить Толкушину. Господи, какая нелепая роль!

Тимофей Григорьевич встретил литератора с недоумением. Он оторвался от горы бумаг и посмотрел на него с выражением лица человека, которого отвлекают по мелочам от важного дела.

— А, Феликс Романович! Чего тебе? Виделись ведь третьего дня. Небось снова денег пришел просить, опять с Рандлевским выдумали нечто заковыристое, эдакое? Публику поразить хотите, как всегда?

Толкушин откинулся на спинку кресла и жестом пригласил гостя присесть.

— Публика действительно могла быть очень поражена. Да, слава богу, этого не произошло. Но могло произойти. И как ни удивительно, по вашей вине, мой друг! — Феликс старался говорить спокойно. Но Толкушин сразу напрягся, и его лицо стало покрываться краской.

— Да ты не тяни! Говори сразу, толком! Не в театре паузу держишь!

— Извольте! Ваша жена пыталась утопиться в Фонтанке нынче поутру. По счастью, я оказался случайно рядом, шел на квартиру к Рандлевскому как раз по Фонтанке, и не дал ей совершить этот страшный поступок. Теперь она у меня в номере, в полубезумном состоянии. Домой отказывается возвращаться, и состояние ее плачевное. Я оставил ее на попечении известной вам особы, госпожи Алтуховой, и полагаю, что сегодня мы перевезем вашу супругу во флигель вашего дома, где Софья Алексеевна будет ее опекать. Однако, как мне кажется, это не решит проблемы. Я полагаю, что вам надо вернуться домой и помочь вашей жене.