Тинко - Эрвин Штриттматтер

Куда же мне девать свою свободу? Деревня точно вымерла. Все большие ребята и все взрослые в поле. А клопы сбились в стайки, и кто у песчаных ям, кто на выгоне, а кто и у пруда безобразничают вовсю. Кожа у меня так и горит, ноги исколоты жнивьем и чешутся. Хорошо бы сейчас залезть в пруд! Правда, в нем пиявки, но — подумаешь! — я отдеру их и брошу в траву — пусть сами добираются до воды и не кусают больше такого великого велосипедиста, как Мартин Краске.

С берегов пруда доносится ребячий визг. Слышно, как ребята брызгаются. От брызг воздух делается свежим. Я бегу вприпрыжку. На берегу под дубом стоит весь вымазанный в иле маленький Кубашк. Это его с головой окунули. Он даже плюется илом. Тоже мне трусливая банда! Нашли кого окунуть — маленького Кубашка!

— Ты что? — спрашиваю я его.

Кубашк выплевывает песок, забившийся ему в рот, и кричит:

— Свинопас! Свинопас! Второй год ходит в один класс!

Услышав, что́ кричит маленький Кубашк, остальные ребята тоже хором начинают орать:

— Свинопас! Свинопас! Второй год ходит в один класс!

Даже самые маленькие, ну совсем малыши, и те галдят:

— Шви-но-паш!

— Жабы вы все противные! Тину жрете! Чтоб вам подавиться! — кричу я.

Но я один, а их много, моего голоса и не слышно совсем. Ребята приближаются ко мне. Я присаживаясь на корточки, поворачиваюсь к ним спиной и, как дикий кролик, начинаю забрасывать их грязью. Лошадиный и коровий помет вперемешку с песком летит у меня между ног прямо им в лица. Зепп плюется, и вся банда отступает, крича хором:

— Свинопас! Свинопас!..

Фрица Кимпеля нет тут. Наверно, это они его прогнали. Мне тоже невмоготу слушать противный крик. Я бегу к Кимпелям.

В доме у Лысого черта никого нет. Одна старая Берта возится на людской кухне. Она варит зеленые бобы для батраков. Запах их слышен еще издали. Фриц сидит тут же, на кухне, и нарезает кубики из хлеба. Это он окунул маленького Кубашка. Теперь тот небось все еще плюется. Остальные ребята удрали. А Фриц, дрожа от злости, говорит мне:

— Зеппу тоже еще попадет от меня, чеху этому!

Фриц бросает нож на стол и руками крошит хлеб. Хлеб так вкусно пахнет! Мне хочется есть.

— Ты чего, ужинать собрался, Фриц?

— Вот еще! Что я, один черный хлеб на ужин ем, что ли?

— Гусят пойдешь кормить?

— Кур я пойду кормить… Чтоб ему пусто было! Зачем он нас на второй год оставил? Он один во всем виноват!

Фриц сгребает все крошки в шапку, подмигивает мне, и мы отправляемся с ним в столовую. Из буфета Фриц достает бутылку с водкой, откупоривает ее, приставляет к губам и делает большой глоток.

— Выпьем для храбрости, дело веселей пойдет! — говорит Фриц и протягивает мне бутылку.

Запах водки ударяет мне в нос, я весь передергиваюсь, но все же делаю глоток. Я не хочу, чтобы потом Фриц дразнился, что я не умею пить водку. Водка жжет мне горло, и меня снова всего передергивает. Я говорю:

— Что-то у вас прохладно в комнатах…

Фриц тем временем достает глубокую тарелку, высыпает туда из шапки весь хлеб и обливает его водкой. Хлеб впитывает в себя водку. Фриц указательным пальцем перемешивает его и снова обливает водкой. И эту водку хлеб впитывает.

— Обрадуется очкарик! — говорит Фриц и высыпает пропитавшийся водкой хлеб снова в шапку.

Солнце уже спустилось к дальнему лесу. Оно плавает в кроваво-красных облаках. С поля доносится стрекот жаток Крестьянской взаимопомощи, а со стороны леса — машин Лысого черта. На телеграфных проводах сидят ласточки и щебечут о том о сем, а мы с Фрицем забрались на большой клен, который растет рядом со школой. Его нижние ветки простираются над школьным двором. Учитель Керн сидит в верхней комнате и учит уроки. У него скоро экзамены. Когда он их сдаст, он станет настоящим учителем. Лучше было бы, если бы его научили, что Фрица Кимпеля и меня нельзя оставлять на второй год. Фрау Керн нет дома — она нанялась к крестьянам и работает сейчас в поле. Куры сидят перед прачечной и ждут, когда приедет фрау Керн. Они голодные, им пора уже на насест, но дверца курятника закрыта.

— Цып, цып, цып! — подзывает Фриц кур, сидя на ветке клена.

Куры поднимают головы и прислушиваются. Фриц бросает хлебные крошки на школьный двор. Жадные куры бегут к нам. У петуха ноги длинней, чем у кур, он их обгоняет и первым склевывает хлеб, бросает его, оглядывается по сторонам и трясет головой. Ему, наверно, не нравится запах водки. У кур глаза завидущие, и они так не церемонятся с хлебом, как петух. Они сперва заглатывают хлеб, пропитанный водкой, а потом уже трясутся. Из-за последних кусочков они даже передрались и теперь готовы заклевать друг друга. Фриц бросает им еще несколько крошек. Петух тоже жадно клюет. Все куры трясут головами, но склевывают весь хлеб.

— Пусть они спьяну залетят на деревья и яйца свои снесут в вороньих гнездах. Керну тогда придется лазить на деревья, чтобы достать себе яиц для яичницы, — говорит Фриц и вытряхивает из шапки последние крошки.

Мы сидим притаившись. По ногам у нас ползают муравьи: они тут собирают кленовый сок и лесных клопов. Петух на школьном дворе склевывает последние кусочки хлеба. Вдруг Фриц шепчет:

— Гляди, гляди, начинается!

И правда, петух расправляет крылья и, похлопав ими, снова опускает их, будто сидит на заборе. Теперь он пытается прокукарекать, но издает такой звук, точно лопнула матрацная пружина. Вдруг он теряет равновесие и садится на собственный хвост, словно прихожанка на свои юбки, но все еще продолжает кукарекать. Скажи пожалуйста, значит, он и сидя умеет это делать! В соседнем дворе своему пьяному собрату отвечает другой петух. Это задевает учительского петуха. Он пытается встать на ноги. С трудом это ему удается. Вдруг одна из наседок тоже начинает кукарекать. Так громко, как у петуха, у нее, правда, не получается, но скрипит она еще больше его. Учительский петух озадачен: такого он еще никогда не слыхал! Квочка кукарекает еще раз и, пошатываясь, бредет к поилке. Петуху начинает казаться, что это вовсе не его курица, а соседский петух. Он пригибает шею к земле и, растопырив крылья, наступает на курицу. А та как ни в чем не бывало, задумавшись, продолжает свой путь. Петух промахивается и проносится мимо нее. Он зарывается клювом в песок и опрокидывается на спину. Мы с Фрицем зажимаем друг дружке рты. Фриц хлопает себя по ляжкам. Куры, услыхав, как хлопает Фриц, решают, что неплохо бы полетать. Пошатываясь, они расправляют крылья и пролетают на небольшой высоте через школьный двор. Две курицы дерутся, как настоящие петухи. При этом все кудахчут, кукарекают, и стоит такой шум, как будто бы лиса забралась в курятник. Одна курица захотела по лесенке подняться на насест, но промахнулась. Теперь она машет крыльями и летит наверх рядом с лесенкой, вытянув вперед ноги и так перебирая ими, будто она и впрямь поднимается по лесенке.

— Они сейчас всё вдвойне видят, — шепчет мне Фриц. — Но двойных яиц они нести не будут.

— Фриц, а вдруг он узнает?

— Как это он узнает? Мы же тут наверху сидим, нас и не видит никто, — отвечает мне Фриц, дожевывая прилипшие к подкладке шапки кусочки хлеба и крошки.

Проверив, не осталось ли чего внутри, Фриц надевает шапку, но почему-то косо, козырьком вбок. Одна квочка, кудахча, взлетает на крышу. Но крыша покатая, курица съезжает по ней вниз, срывается и, кудахча еще громче, планирует на двор. Петух принимает упавшую курицу за ястреба, трубит свой сигнал и бросается в атаку.

Со скрипом раскрывается дверь. Выходит учитель Керн. Он никак не может понять, за что петух треплет курицу, подходит к дерущимся и хочет разнять их. Петух наскакивает на него; он подпрыгивает и пытается клювом долбануть учителя Керна по ногам. Учитель отмахивается от наседающего петуха. Петух взлетает, собираясь сесть учителю на голову. В это же время одна из кур, облетев весь двор, наталкивается на стенку сарая и падает вверх тормашками на землю. Лежа на земле, она хрипит, и кажется, что во дворе у учителя Керна режут кур. Учителю сейчас не до нее, ему надо отбиваться от налетающего на него петуха, спасать свои очки. Он старается ударить ошалевшую птицу и после нескольких неудач попадает по гребешку. Петух сразу же делается смирным и садится, как курица на яйца, возле самых ног учителя. Да, тут хороший совет дорог, как белый кротовый мех! Куры кудахчут, словно оглашенные. Учитель Керн решает, что они, наверно, обожрались карбида и кричат потому, что у них болят животы. Но нигде, ни в одной из своих книг по птицеводству, учитель Керн не читал о такой куриной болезни.

Мы с Фрицем хорошо знаем, что у кур вовсе не болят животы. Они просто очень веселятся. Им тоже хочется летать по белому свету, как фазанам или куропаткам.

— Фриц, куда это учитель Керн пошел?

— Пускай идет куда хочет. Никакого тут преступления нет: подумаешь, кур водкой напоили! Трактирщик Карнауке — тот людей водкой спаивает, и то его никто за это не штрафует! — отвечает Фриц запинаясь.