Зона особого внимания - Сергей Алтынов

– Вот именно! – уже более спокойно, даже назидательно произнес Болт. – И попробуй только еще раз забыть, как меня зовут!

Отстрелялся Костя успешно. По сегодняшним своим показателям он уже вполне приближался к норме, выдаваемой на стрельбище учебного центра. Марину он заметил не сразу, она лежала в его постели, накрывшись простыней и уткнув голову в большую зеленую подушку.

– Эй, боец! Я тебя жду! – неожиданно услышал Костя, привычно разминавший кисти рук у окна. Обернувшись, он увидел рыжие волосы и веселые серо-зеленые глаза, выглядывающие из-под простыни.

– Марина… Как ты здесь оказалась? – только и смог сказать парень.

– Я же говорю – жду тебя! – Девушка откинула простыню, и Костя увидел ее молочно-белые, еще не тронутые загаром груди с розовыми сосками. – Ну, что ты смотришь? Отгадываешь, какой размер?

– Да уж не нулевой. – Костя начинал втягиваться в игру. Марина ему понравилась! Насчет груди он был прав: крупные упругие шары были далеки от нулевой отметки.

– Молодец, разбираешься! – Марина опускала белое покрывало все ниже и ниже, парализуя и зачаровывая парня.

Надо сказать, что Марину терзали сомнения. Будучи одной из дорогих столичных проституток, она должна была заранее угадывать прихоти клиентов и выглядеть в соответствии с их эстетическими запросами. Ее последние партнеры делились на две категории: одни, по-своему восприняв капризы ветреной моды, предпочитали гладко выбритый лобок, другие же, наоборот, обожали буйную растительность на этом месте. Среди тех и других попадались крайне привередливые эстеты, что вызывало немалые трудности. Ассортимент московских секс-шопов был довольно примитивен и этой ее проблемы не решал.

Сейчас пониже Марининого пупка курчавились густые, вполне натуральные темно-рыжие джунгли – ее последний постоянный клиент, президент крупной компании, платил значительно больше, нежели поклонники бритых лобков. Костя был очарован всем этим великолепием, за время боевых действий и в госпитале он совершенно отвык от женщин, медсестер же как-то не воспринимал с этой точки зрения. И вообще после разрыва с Ленкой (а с ней он был почти два года) на любовь и секс Костю не очень-то тянуло.

Сначала он боялся шевельнуться, а потом, повернув в двери ключ, в два рывка избавился от брюк вместе с трусами и буквально рухнул в объятия Марины, отбросив простыню подальше.

– Вот ты меня как любишь! – Марина давно не попадала в такой ураган. Костина вспышка была такой бурной, что увлекла ее, чего с ней давно не случалось. Отдышалась она раньше Кости и теперь легонько гладила его грудь, плечи, живот, поражаясь его худобе и жилистости. Стоило Косте пошевелиться, как мышцы превратились в металл. Наконец ее рука с живота скользнула ниже, ощутив, как запульсировала, вновь наливаясь силой, его плоть, девушка удивлялась, откуда столько нежности в сильных, покрытых шрамами руках парня, ласкавших ее грудь.

– Ну ты силен… Как ванька-встанька. Давай теперь так… – Марина повернулась к Косте спиной. Ее ягодицы были как бело-розовые шары, такие же упругие, как грудь, и такие же зовущие. – Я вижу, ты успел меня полюбить!

– Ага… Успел, – признался Костя, вновь входя в нее – на этот раз уже более спокойно, медленно, погружаясь в сладкий экстаз. За короткое время службы в десантно-штурмовом батальоне он совершенно разучился врать.

Выплеснувшийся из Кости эмоциональный заряд был так силен, что заразил и Марину; удивляясь себе, она заводилась все больше, стараясь, чтобы парню было хорошо, и сама испытывая давно забытое чувство острого, сладкого счастья, когда он со стонами, задыхаясь, изливал свою вспыхнувшую любовь.

Как и всякий городской парень, к восемнадцати годам Костя уже имел неплохой сексуальный опыт: девчонки из школы, Ленка, на которой Еремин даже собирался жениться. Однако то, что он испытал сегодня, не шло ни в какое сравнение с его прежними ощущениями. И Костя понял, что это и есть любовь. Другого объяснения происходящему он подобрать не мог.

– Ты знаешь, что означает Марина по-французски? – спросила девушка, отдыхая после очередного «захода»: ощутив азарт, она каждый раз кончала вместе с Костей, а пару раз ухитрилась и опередить его, не понимая, что это такое с ней происходит сегодня.

– Не-а… – выдохнул Костя.

– Марина по-французски – русалка! Вот я и есть русалочка! – объяснила девушка, глаза ее почему-то стали грустными. Русалочкой ее называла мама, школьная учительница из Вологды.

– Я тебя люблю, русалочка! – Костя крепко обнял девушку и вновь стал жадно целовать…

– Ну что там? – спросил Штурман у Болта, стоявшего в коридоре, недалеко от Костиной комнаты.

– Порядок, – коротко отрапортовал Болт.

– Ну вот и хорошо. – Авторитет грустно усмехнулся. Пусть хоть эту радость напоследок пацан поимеет…

Уходили в поход партизаны…

– Ну, что накопал? – Каменев был снова самим собой. Первый их разговор друг с другом после памятной телепередачи, состоявшийся два дня назад, свелся к серии междометий: оценка ситуации была единодушной, игра продолжается, без правил, первые ходы очевидны: узнать все, что можно, о противнике, его целях. Договорились, что серьезные обсуждения будут проходить только на квартире у Громова, в который раз проверенной на предмет «жучков».

– Накопал пока немного, хотя на наживку хватит. – У Громова в ФСБ были неплохие связи, и, сославшись на рутинное задание начальства, он потихоньку стал выяснять историю расстрелянных Саней «съемщиков», не упоминая о Балашове. Информация о последнем всплывала сама собой.

– Получилось, как в твоем любимом фильме, – продолжал Громов, – стоило мне промолвить: «Гюльчатай, открой личико», а там под паранджой такой матерый волчара оказался… Вот тебе и банк «Юнитраст» – «Всеобщее доверие» в переводе на русский, между прочим. Этот «Юнитраст», оказывается, имеет службу безопасности, которая по численности, оснащенности и уровню подготовки персонала многократно превосходит номинальные потребности банка такого класса, да и вообще любого банка.

Громов отхлебнул кофе и хрустнул крекером.

– Из обрывочных упоминаний о Балашове получается вот что, – полковник подвинул Каменеву листок бумаги. Тот просмотрел, прочел внимательнее еще раз, взглянул на Громова и, получив молчаливое согласие, поджег листок зажигалкой.

– Как видишь, твое первое впечатление тебя не обмануло: тварь та еще. Президент «Юнитраст-банка», где Балашов заправляет безопасностью, Романенко Аркадий Борисович, о котором всем известно, что он видный российский банкир. Менее известно, что он начинал одесским спекулянтом валютой, не гнушался вульгарной фарцой, со временем перебрался в Москву, завел нужные знакомства среди клиентуры и криминалитета, а потом необычайно быстро раскрутился. Видно, для таких грибов наш навоз середины девяностых оказался самым сбалансированным питанием. Здесь тоже все ясно, это я накопал из газетных подшивок.

– Да и я кое-что там же выловил, наша самая свободная в мире печать уж что-что, а грязное бельишко заметных лиц даст понюхать всем желающим, умей только явное вранье отличить. Ну, с этим деятелем тоже в целом ясно, теперь главное – чего они хотят?

– Вот с этим сложнее. Из той же прессы можно почерпнуть, что Аркадий Борисович хочет в Думу. Туда все ему подобные хотят. Для этого заводить своего человека в верхах МВД и иметь хорошие отношения с бандитами просто модно – признак хорошего тона. Но, опять же, так делают все, кто в Думу хочет. Это нас мало продвигает. Танцевать надо, Миша, от наших видеозаписей. Будем надеяться, что наш борец за правовое государство хоть это не разболтал, иначе нашим головам на плечах и дня не удержаться. Ну, так чего они хотят? – Громов хитро улыбался: ответ на свой вопрос он знал.

– Общак. – Каменев уже думал об этом, да и Громов именно это имел в виду, когда перевел разговор на видеозапись. – Там много, Игорь, очень много, а главное – это же бездонный колодец, из которого черпать – не вычерпать. Причем никакая налоговая инспекция не знает, сколько там чего, сколько вычерпали и сколько осталось, и заметь – не знает и знать не хочет, просто боится. В России капитализм есть власть олигархов плюс криминализация всей страны. Оборот криминального нала сопоставим со всем госбюджетом. Общак – лакомый кусок, вкусней не придумаешь. Я считаю, надо брать этого… молодого славянина, он должен что-то знать.

– А как? Дали тебе взять Гущина, да? Молодого они сейчас берегут, как зеницу, к нему на пушечный выстрел не подпустят. Ты, кстати, снял с него Сомова? Временно? Снимай совсем. Сейчас же выходи на связь, его надо предупредить, он у нас один-единственный остался незасвеченным… Мало нас били?

– Ты прав. Свяжусь прямо сейчас. Разбежались, до встречи в конторе. – Каменев поднялся.

– Нет, перезвони мне сегодня, или ночью, в любое время. Скажешь, вроде бы по моей просьбе, как твое «ничего».