Зона особого внимания - Сергей Алтынов

Ни с кем не делился Маршал мыслями, которые не давали ему покоя. А складывалось все, как в роковом индийском кино, только без песен и плясок…

Еще в самом начале, когда листал привезенное из госпиталя личное дело Еремина Константина Ивановича, 1976 года рождения, прописанного по адресу – Курск, ул. Горького, дом 2, прошиб законника легкий озноб. А бывало такое с ним редко. Да, да, именно в начале 1976-го откинулся Маршал с Тюменской ИТК особого режима и в Курск нагрянул к верному кенту Лене. Погоняло соответствовало месту жительства – Леня Курский. Но не оказалось того дома, хотя уговорились о встрече заранее. Выяснять причину Маршал не стал, раз такой авторитет, как Леня, внезапно снялся с насиженного места, значит, причины серьезные. Более знакомых в Курске Маршал не имел, в гостиницах и прочих местах светиться не хотелось… Прошелся Георгий по местному базару и собрался уже на вокзал, да на автобусной остановке познакомился с девицей, симпатичной, невысокой, кареглазой, лет двадцати, не больше… Звали ее Катя, и жила она… Номер дома Маршал запамятовал, а вот улицу запомнил. Улица носила имя пролетарского писателя Горького, неподалеку находился какой-то техникум, кажется, медицинский. Так получилось, что прожил Маршал с Катей целых три недели. А потом уехал, дела ждали. Писать обещал по возможности, а Катя и не настаивала. Через полтора месяца, уже в Москве, повязал Маршала МУР сразу по двум статьям – за разборки и валютные дела. Они с ребятами пробомбили тогда в столице барыг, одного за другим. Двое из них отважились накатать заявление на Петровку, 38. Валюту, кстати говоря, Маршал изъял у одного из них. А барыги исхитрились на воров столько свалить, сколько те и в жизни не видели… Маршала укатали надолго, и о Кате он старался не вспоминать. Подруг у него по необъятной родине немало имелось, заводить постоянных ворам в законе было не положено… Воспоминания сами являлись, это было нормально, что мысли о бабах лезли без приглашения, но почему-то вспоминалась одна Катя.

Если бы не эти воспоминания, стерлись бы из памяти и январь 1976-го, и улица Горького… А тут всплыли вдруг, разбуженные этими деталями в личном деле Еремина, испугался законник! А напугать Маршала пока что ни ментам, ни беспредельщикам не удавалось. Поэтому и был он Маршалом… Конечно, может, случайное совпадение, да и отчество у парня Иванович… Имя матери, умершей недавно, законник у Кости не спросил. Не хотелось ему поначалу ворошить это дело, очень не хотелось. А вот сегодня решил спросить. И если сойдется все, не бывать парню живым оружием в бандитских руках… А там будь что будет! Прав был Серж-большой, сто раз был прав. Не совладать честным ворам с нынешними, если надеяться только на закон… С отморозками, сбившимися в стаю, надо вести войну без правил, без оглядки на воровской закон, которым держалась братва десятилетиями и сейчас еще в зонах держится. Только больного мальчишку под абрековские автоматы подставлять западло порядочному законнику, а уж своего собственного – совсем гнилое дело. Нет, последнее слово Маршала еще не сказано…

Костя и Штурман сидели перед экраном – Штурман инструктировал парня относительно действий в «тылу врага» – внутри имения. На видеокамеру был заснят ильдаровский четырехэтажный коттедж, сам Ильдар и его люди.

– Запомнил? – Штурман был серьезен и сдержан. – Твоя главная задача – уничтожить вот этого человека! – На экране передвигался Ильдар, одетый в легкий спортивный костюм. – Уничтожить любой ценой! Понял? Любой ценой! Все ясно? Вопросы есть?

– Так точно, ясно! Вопросов нет! – Костя окончательно превратился в бойца, уже не имея ничего общего с задохликом из психо-неврологического отделения.

– Это страшный человек! – Штурман перешел к идеологической части. – На его совести сотни загубленных жизней. Он представляет серьезную опасность для всей России. Именно поэтому командование приняло решение о его ликвидации. Выполнить этот приказ доверяем тебе!

Маршал застал будущего смертника в спортзале. Костя был один, он уже закончил тренировку и делал восстановительную дыхательную гимнастику. Кроме них, больше никого не было.

– Костя, а маму твою как звали? – голос законника звучал как обычно – ровно, чуть глуховато. Казалось, он был совершенно спокоен.

– Екатерина… Екатерина Григорьевна, – так же спокойно ответил Костя. – А почему вы спрашиваете?

– Да так… – Маршал перевел дыхание. За несколько секунд прошла для него целая вечность – законник вспомнил фразу, вычитанную в книжке из тюремной библиотеки.

Костя хотел что-то сказать Георгию Константиновичу, но тот остановил его властным жестом руки.

– Все нормально, Костя… Я просто так спросил… Расслабляйся, отдыхай. Завтра я поговорю с тобой… Завтра!

– Слушаюсь! – В парне снова проснулся боец.

Маршал принял решение. И ничто уже не сможет заставить законника изменить его. Оно будет неожиданным, неприятным для многих, и последствия просчитать не просто. Но иначе он не может. Так уж сложилась жизнь…

Три симпатичные девушки, представительницы древнейшей профессии, о чем-то непринужденно переговаривались. Вечерняя Тверская, залитая огнями, праздный народ, бредущий мимо, ощущение участия в охоте, где ты одновременно и охотник, и объект охоты, – все это будоражило, как хорошая рюмка коньяку, и рюмка тоже принята для разгону… Беседа девчонок была щедро уснащена веселой матерщинкой – настроение им пока еще никто не испортил. Однако вечер длинный…

Подошедший мужчина был не похож ни на клиента, ни на мента. Немолодой, неброско, но солидно одетый дядя. Заговорил он негромко, чуть хрипловатым, уверенным голосом.

– Девчата… Мне срочно нужна Марина. Не подскажете, где она?

– Марина? – переспросила самая высокая проститутка. – А какая Марина? У нас тут Марин как собак нерезаных…

– Вы ее знаете… – голос зазвучал тверже, девчата инстинктивно почуяли серьезного человека. – Длинноногая, курносая, со светлыми волосами… Вот ее телефон. – Мужчина протянул листок бумаги. – Телефон квартиры, которую она снимает. Но дома ее сейчас нет, а она мне срочно нужна.

Девушки внимательно разглядывали цифры.

– А, знаю! – наконец произнесла одна из них, полноватая, грудастая, глазастая шатенка. – Она сейчас у клиента. Очень дорогой мужчина!

– Попрошу адрес и телефон дорогого мужчины. – Тон незнакомца не терпел возражений.

– Мы не можем! – испуганно, перебивая друг дружку, загомонили проститутки.

– Он, между прочим, депутат Госдумы! – со значением произнесла шатенка.

– Девчата… – произнес незнакомец так, что они разом испуганно примолкли. – Я вашего депутата имел, сами знаете куда… И прошу вас помочь, потому что в этом есть большая необходимость. – Немного помолчав, так же негромко и спокойно назвался: – Я Маршал, думаю, слыхали…

Проститутки молчали. Они наконец сообразили, в чем дело. Конечно, они не знали законника в лицо, но в том, что это именно он, сомнений не было. Так разговаривать и вести себя мог только весьма авторитетный человек. На подобных у проституток был особый нюх, и они крепко усвоили: таким не возражают.

– Хорошо, – шатенка полезла в сумочку за записной книжкой, – только не говорите, что мы вам помогли…

Марина работала. Из стереоколонок, висящих на стенах депутатского жилища, неслась развеселая песня – «А ты давай, ты давай, ты просто ДАВАЙ!», и Марина давала. Как справедливо говорили в определенных кругах, она могла расшевелить даже телеграфный столб. Обрабатываемый ею депутат, полнеющий, плешивый бородач, славен был исключительно своей бескомпромиссной, по его словам, борьбой за что-то очень высокое и светлое, связанное с правами человека. Этим человеком, судя по всему, был он сам. Частое мелькание на телеэкране, тупое повторение затасканных фраз, весь смысл которых сводился к двум лозунгам – «Сталинизм не пройдет!» и «Даешь реформы!», серьезно повлияли на сексуальные способности поборника общечеловеческой морали, и так не слишком щедро отпущенные природой. Однако, став известным политическим деятелем, получая депутатскую зарплату, к сорока трем годам он окунулся в бурную сексуальную жизнь, коротая свободное время с проститутками обоего пола. Последнее время Марина отдавалась работе без всякого азарта. С депутатом она встречалась не первый раз, он вызывал в ней сильную неприязнь и раньше: корчил из себя аристократа, выдумывал всяческие унижения, к тому же был совершенно бессилен в постели, но приходилось терпеть, платил он хорошие деньги.

Депутат похрюкивал от удовольствия – Марина сидела на нем верхом, упираясь ладошками в волосатое пузо, и каталась взад-вперед на вялом депутатском детородном органе, не рискуя приподняться – тут же вывалится. «Еще немного, еще полчасика – и все…» – успокаивала себя девушка. Ей не терпелось поскорее укатать этого недоделанного, принять душ и покинуть наконец мерзкое жилище.