Зона особого внимания - Сергей Алтынов

Все. Нельзя. Не время. Ты же Маршал, подумал он горько, твое дело планировать войну, организовывать тылы, подтягивать резервы, готовить новые операции. А операция предстояла важнейшая. Днем нарочный доставил письмо от Сержа-большого. Все детали определились, с той стороны все просчитано, шестеренки завертелись. Все устраивается даже более удачно, чем ожидалось. Теперь его ход. Самый важный, самый рискованный во всей кампании.

Маршал вошел в беседку и сел на скамью. Надо еще раз проиграть каждый шаг. Все нужно сделать завтра. Только один день…

Костя Еремин

…«Чехи» сидели на корточках, вытянув вперед руки, их губы быстро шевелились.

– Правоверные… – вполголоса констатировал Боб, он же гвардии капитан Борис Бобряшов, командир роты. – Что, пацаны, дадим правоверным помолиться? – обратился он к подчиненным, лежащим в нескольких шагах позади него.

– Как скажешь, капитан, – так же тихо отозвался Гребень, гвардии старший сержант Гребенников.

– Тогда – вперед! – ротный убрал в вещмешок бинокль и, поудобней пристроив пистолет-пулемет, начал неслышно двигаться в направлении молящихся «чехов». Остальные бойцы, в том числе и рядовой Еремин, последовали за ним.

…Все было решено в течение считаных секунд. Видимо, «чехи» были недостаточно обучены, обычные ополченцы из близлежащих сел, немного освоившие «АК» и популярный в здешних местах «борз».[16] Головорезы же из роты Бобряшова были профессионально натасканы на подобную дичь, к тому же на их стороне была внезапность. Косте достался высокий носатый бородач средних лет, внешне похожий на чабана. Тогда рядовой ДШБ Еремин не освоил десантный штык-нож должным для спецназовца образом и провозился с ополченцем почти целую минуту.

– Все, отмолились… – с чувством исполненного долга произнес Гребень, вытирая о мокрую утреннюю траву собственный штык-нож.

– Так… – по-деловому оглядел остывающие трупы капитан Бобряшов. – Ровно одиннадцать! Отдыхать рано, – ротный сплюнул в траву. – Счет почти оплачен, но только почти…

Счет бойцы десантно-штурмового батальона 12-й бригады специального назначения воздушно-десантных войск открыли неделю назад. Несмотря на временное перемирие, объявленное высокими чиновниками из Кремля, «чехи» из местной боевой группировки похитили трех солдат-срочников и прапорщика из ДШБ. На следующий день их нашли в виде… Эх, лучше и не говорить, в каком виде были трупы трех восемнадцатилетних и одного двадцатипятилетнего парня. Хоронили в закрытых гробах. Положив на распоряжение высочайшего командования, гвардии майор Харитонов, командир ДШБ, решил счет оплатить по справедливости: за каждого спецназовца положить по десять «чехов», сам же возглавил одну из разведгрупп. Поскольку они действовали не совсем легально, то есть вопреки объявленному перемирию, работать приходилось предельно осторожно, чтобы не засветиться. «Отряды возмездия» набирались из наиболее подготовленных добровольцев. Рядовой Костя Еремин оказался одним из них.

– Так! – со скрытым удовлетворением рявкнул комбат, выслушав рапорты Бобряшова и Гребня, рассматривая вещественные доказательства – зеленые повязки воинов ислама, снятые с голов убитых. – За нами еще восемь! – напомнил он стоящим перед ним бойцам и командирам «отрядов возмездия».

Через три дня счет был полностью оплачен окончательно, перемирие снова вступало в свои права. Как это ни покажется странным, майор Харитонов честно вел игру и не хотел лишней крови. Но собственный, выработанный еще во времена пребывания в ДРА[17] закон – за голову каждого своего гвардейца десять вражеских, соблюдал свято, за что был особо почитаем в бригаде.

…Их построили рано утром, двадцать новобранцев, прибывших в бригаду накануне.

– Объясняю коротко… – окончив перекличку, приступил к делу приземистый дядя с коротким ежиком белых волос, резаным шрамом на правой щеке и длинными, как у гориллы, и такими же мощными ручищами. – Здесь вам не провинциальный гарнизон Н-ской области, скучать не придется! Придется воевать! – Он немного помолчал. – Вы, разумеется, понятия не имеете, что это такое… Насколько мне известно, многие из вас добровольно изъявили желание принимать участие в боевых действиях. Попрошу этих граждан выйти из строя!

Шаг вперед сделали девять бойцов, в том числе и Костя Еремин.

– Остальные могут быть свободны! – распорядился командир и, подождав, пока отпущенные им солдаты разойдутся, обратился к оставшимся.

– Идиотов в России много, – таким неожиданным образом начал он свою речь. – Пожалуй, больше чем достаточно… Может ли кто-нибудь из вас внятно объяснить, что он забыл в этой чертовой Ичкерии?

Ответом офицеру было угрюмое молчание, только глаза восемнадцатилетних пацанов стали злее и жестче.

– Все правильно… – немного обождав, удовлетворенно выдохнул командир. – Должен сказать, что перед вами стоит такой же идиот, если не хуже… В восемьдесят первом, по окончании Рязанского училища ВДВ я подал рапорт о направлении меня в Афганистан, где и прокувыркался почти шесть лет, пока не долбанули по черепу. Далее госпиталя, то да се… А теперь вот здесь, с «чехами» барахтаюсь. Короче говоря, все вы зачисляетесь в десантно-штурмовой батальон под моим командованием. Зовут меня Харитонов Евгений Иванович, гвардии майор…

Лица бойцов несколько потеплели, глаза стали другими. Им явно нравился этот майор, да и они ему, кажется, тоже.

– А теперь я хочу кое-что вам показать. Пойдемте… – майор двинулся к небольшой, недавно вырытой яме.

– Вот, смотрите и запоминайте… – проговорил он, когда солдаты подошли к краю ямы.

Внизу, в комьях земли, лежали три человеческие головы.

– Двое рядовых и сержант из моего батальона… – спокойно пояснил комбат.

Костя и остальные бойцы неотрывно смотрели на дно ямы. У одного из недавних гвардейцев выбит глаз, лица всех троих сильно обезображены, и у каждого изо рта торчало… Приглядевшись, многие ребята невольно отшатнулись от края ямы: во рты погибших были забиты отрезанные под корень половые органы.

– Так бывает с каждым их нашего ДШБ, кто попадает в плен. – Голос комбата звучал ровно и спокойно, как у учителя труда в Костиной школе. – Думаю, теперь каждый понял, что попадать в плен – невыгодное занятие…

И ведь действительно, ответить на вопрос, почему он подал рапорт, Костя Еремин ответить не мог. Нельзя сказать, что он с детства мечтал о боевых подвигах и ратной славе… И тем не менее… Не рассказывать же майору о том, как болела и умерла мать… Как оставшийся с двумя малолетними Костиными братишками отчим спивается… Как слегла бабушка и с большим трудом, с помощью дальнего родственника в местном совете ветеранов, удалось пристроить ее в загородный дом инвалидов войны… Как позакрывалось в их городе большинство предприятий и молодым ребятам негде стало работать, кроме как в милиции или идти в местные банды… Как не хочется многим ни туда, ни сюда… Как Ленка бросила Костю и теперь трахается то с барменом, то со швейцаром, а то и с самим хозяином местного ресторана и игорного дома… Да еще детство и юность: постоянные, вперемежку со злобой, куражом и весельем драки – школа на школу, район на район; «адские гонки» на вечно ломающихся, допотопных мотоциклах; тягание в подвале крупногабаритных железяк с целью наращивания бицепсов, да сексуальные забавы с одноклассницами, жаждущими любви не столько ради любви, сколько просто от скуки… Была, правда, у Кости Ленка. Была да сплыла.

У многих пацанов из батальона картина была точь-в-точь такая же.

…А война шла своим чередом. Своего первого «чеха» Костя завалил на удивление просто. Сошлись они тогда в рукопашной, возле села одного, и как инструктор гвардии прапорщик Щукин учил: отвлекающе-обманное движение и резкий, точный укол штык-ножом под сердце… Быстро выдернув оружие из бездыханного сына гор, дальше, в бой…

… Больше всего чеченцы (особенно бойцы исламского батальона) боялись потерять уши, поскольку верили, что после смерти именно за уши утащат их душу на небеса. А нет ушей, стало быть, и тащить не за что, не попасть тогда несчастной душе на небо… Верили «чехи» слепо и фанатично, просили расстреливающих их бойцов не трогать уши даже после смерти.

Много чего насмотрелся Костя Еремин всего за полтора месяца пребывания на территории мятежной Чеченской республики. И все чаще слышал он совершенно нехарактерные для комбата Харитонова высказывания.

– И чего мы бьем этих «чехов»? – негромко произносил он временами. – Все бьем и бьем их… А зачем?.. Нет, сволочная все-таки страна у нас!

Евгений Иванович нравился Косте, как, впрочем, почти всем ребятам. Он был типичным батяней-комбатом, в боевых операциях Харитонов и другие офицеры батальона всегда шли первыми, прикрывая пацанов. ДШБ под его командованием воевал грамотно, зло, и потери в нем были значительно меньшие, нежели в других подразделениях. И хотя Костя считал себя взрослым и самостоятельным, частенько сожалел, что не было у него в детстве рядом такого человека, как майор Харитонов. Вырос Костя без отца, с придурковатым отчимом-алкашом. И стал он воспринимать комбата Харитонова почти как родного. А война продолжалась…