Безумцы (Сборник) - Александр Насибов

Он заставляет себя лечь на скалу. Он должен успокоиться. Однако проходят минуты, он снова на ногах, торопливо достает новый кусок сахара.

Сахар будет брошен левее. Если и теперь неудача, он израсходует третий кусок, четвертый… весь запас сахара, весь шоколад, но вода должна быть найдена!

Ощупав пальцами сахар, он поудобнее укладывает его на ладони, мысленно намечает направление.

Бросок!

Всплеска нет.

— Третий, — упрямо говорит он.

Снова бросок. Результат тот же.

— Хватит, — бормочет Карцов, — хватит, надо подумать.

Ему все кажется: решение есть, оно очень простое, но он взволнован, взвинчен, и это мешает найти правильный путь. Нужна передышка. Угомонятся нервы — и выход отыщется. Во что бы то ни стало взять себя в руки!

И он начинает считать.

Он медленно выговаривает цифры, вслушиваясь в собственный голос, странно звучащий в тиши подземелья.

Время идет.

Карцов сидит на камне, подтянув к подбородку колени. Ладонь чуть пришлепывает по скале, отбивая ритм счета. И кажется ему: кто-то вдали поддерживает счет гулкими ударами в такт.

До цифры шестьсот, которой заканчивается первая десятиминутка отдыха, остается немного. Последняя цифра, последний шлепок рукой по скале. Тишина…

Хочется есть. До поры до времени он сдерживался, но сейчас уже не в силах. Мог же он выбросить не три кубика сахара, а четыре или пять.

Вот он и съест эти «лишние» куски.

Сахар осторожно положен в рот. Как быстро он тает!..

Теперь второй кубик.

Но сахар остается в руке: где-то в отдалении один за другим звучат глухие ритмичные удары.

Акустический эффект? Да ничего подобного: кто-то долбит скалу.

Вот стук прекратился. Минутная пауза — и удары возобновляются в том же темпе.

Кто же стучит и где? Может, на вершине скалы? Нет, не похоже: звуки доносятся со стороны, будто со склона. Но бока утеса круты, почти неприступны. «Потому-то их и долбят», — отвечает себе Карцов.

Воображение рисует картину: человек с трудом вскарабкался на утес и готовит себе убежище. Кто он? Вероятно, тот самый пловец с острогой. Но он направлялся к подводной лодке! Чепуха, нету лодки. Вывод, что она где-то здесь, был сделан механически, под влиянием «признаний» Абста. Конечно, Абст лгал — лодка ушла.

А как же подводный охотник? Откуда он взялся? Да с той самой лодки. Он был выпущен из нее, но в назначенный час не вернулся — сбился с курса, промедлил. Мало ли что! Лодка не дождалась его, уплыла — на базе подняли тревогу, и она спешно покинула опасный район.

Итак, один из диверсантов остался. Убедившись, что лодки нет, он доплыл до скалы, отыскал на склоне щель и вот расширяет ее, готовит себе убежище.

У него есть острога, он бьет рыбу, ему не угрожает голодная смерть. Он будет терпеливо ждать лодку, которая, вероятно, вернется.

Карцов вслушивается в удары, и ему кажется — видит пловца. Тот все еще в резиновом костюме. Его шлем, дыхательный аппарат и ласты сняты, лежат в стороне. Здесь же брошена наполовину съеденная рыба. Он пожирал ее сырой, ибо у него нет огня. Да и не рискнет он разводить огонь на виду у противника, даже будь у него спички и топливо…

Нить рассуждений Карпова прерывается. Ему стало холодно. Причем, как ни странно, стынет лишь правый бок. А если повернуться?.. Да, теперь охлаждается левая сторона. А вот и слабый ветерок. Значит, воздух в гроте движется.

Но откуда здесь ветер? Вероятно, всему виной вода в скальном бассейне. Во время прилива она действует как поршень, выталкивая из подземелья излишек воздуха.

Где же отверстие, через которое вентилируется грот? Оно, надо думать, там, куда тянет ветерок. Кстати, удары тоже доносятся с той стороны.

Карцов встает.

Двигаясь по направлению тока воздуха, он должен выйти к отверстию на склоне горы. Тогда не надо будет вплавь огибать скалу, карабкаться вверх по круче.

Но у выхода враг, и у него острога. Что ж, не безоружен и Карцов.

Время течет, а он в нерешительности. Ну, а если пловец — его старый знакомый? Карцов поражен столь простой догадкой. Конечно, это он! Его-то и бросили фашисты, удравшие на подводной лодке.

Он лежит на краю обрыва, лежит без движения, ошеломленный тем, что внезапно открылось его глазам.

Но все по порядку.

Он долго полз, ориентируясь по едва приметному потоку воздуха. Вскоре площадка сменилась туннелем — руки Карцова стали натыкаться на стены. Потом туннель превратился в узкий лаз, дно которого было испещрено острыми выступами. Он обдирал колени, но продолжал ползти.

Поворот, еще поворот, затем крутой изгиб туннеля, едва ли не в обратную сторону, — и он со стоном прижимает ладони к глазам.

Несколько минут он лежал ничком, боясь поверить, что снова увидел свет. Да, перед ним было отверстие. Оттуда струился свет и доносились удары — четкие, громкие…

Успокоившись, он подтянулся на руках, осторожно заглянул в пролом.

Он думал, что отыскал выход из подземелья. Но он не увидел ни неба, ни солнца. Туннель вывел его к новому гроту.

Это очень большая, почти круглая полость в скале. Внизу чуть шевелится вода, освещенная прожекторами, — они прикреплены к стенам и направлены вниз. Верхушка подземелья тонет в темноте.

Взгляд Карцева прикован к лагуне. Под водой что-то движется. Какая то тень поднимается из глубины. С каждой секундой она отчетливее.

Тень у самой поверхности. Еще немного — и из-под воды появляются две человеческие головы, обе в черных очкастых шлемах.

Не прекращая движения, люди продолжают всплывать.

Вот они видны по плечи, по грудь. Они плывут вплотную друг за другом, не изменяя дистанции, будто сидят на гигантской рыбине.

Карцов не сразу замечает, что из пучины появились еще три «всадника». Встав в кильватер к двум первым, они тоже движутся по лагуне.

Сбавив скорость, пловцы достигли противоположного края подземного озера, где пологие скалы образуют подобие площадки. Здесь вспыхивает свет. Теперь виден опущенный в лагуну трап, пиши в стене, стеллажи, какие-то ящики.

У стеллажей работает здоровенный бородач, ударами кувалды загоняя в скалу железный костыль. Эти-то звуки и вели Карцова по скальному лабиринту.

Вот из пещеры выезжает колесный кран. Он приближается к кромке воды, наклоняет стрелу и вытягивает из лагуны толстый цилиндр. Нос цилиндра закруглен, в средней части — сиденья и подобие козырька перед ними. А на корме отчетливо видны рули и кольцевое ограждение винтов. Сомнений нет — это торпеда, приспособленная нести на себе людей.

Между тем кран развернул торпеду, откатился назад и укладывает ношу на стеллаж в глубине площадки. Ему помогают пловцы, уже успевшие вылезти и сбросить шлемы и ласты.

Край возвращается и извлекает вторую торпеду. Но что это? В воздухе две торпеды, подвешенные одна над другой. В верхней прорезан кокпит, и в нем сидит человек, закрытый прозрачным обтекателем.

Работа продолжается. Вскоре кран поднимает еще два стальных цилиндра.

Торпеды установлены на стеллажах. Пловцы вылезли, освободились от шлемов и респираторов.

Прожекторы гаснут.

Темнота.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Тело налито тяжестью, болью. Это значит: спал недолго, не отдохнул. Немедленно спать, приказывает Карцов самому себе, спать, набираться сил, ибо завтра… Но что предстоит завтра? С наступлением утра в гроте вспыхнет свет, начнется движение. А дальше? Потом огни погаснут и вновь будет ночь, к которой он придет еще более истомленный жаждой и голодом.

Разумно ли ждать? Не лучше ли действовать, пока еще не утрачена острота мышления, не иссякли силы?

Внутренний голос подсказывает: спустись к воде, переплыви лагуну и выйди там, где были подняты торпеды, — в этом месте и сейчас виден слабый отблеск света. Не откладывай, и тебе удастся добыть пищу и пресную воду, а может быть, и оружие. Спеши, пока вокруг темнота и спокойствие. Не жди, ни минуты не медли, ибо завтра может случиться такое, что сведет к нулю твои последние шансы на спасение!..

Голос этот столь требователен и настойчив, что Карцов непроизвольно сползает к краю расщелины.

Вот уже он на самом ребре обрыва. Ноги опущены к воде, которая где-то рядом…

Очнувшись, он рывком подтягивает колени, пятится. Он тяжело дышит. Подумать только, едва не оказался в западне! Стоило спуститься в воду, и он никогда бы не нашел дороги обратно…

Минуту назад ему было жарко. Сейчас сырость пронизывает спину, растекается по ребрам. А во рту будто стручки перца — язык, небо, гортань пылают в огне. Кажется, все бы отдал за кружку пресной воды!

Воспаленное воображение рисует картину: стол, накрытый белой прохладной скатертью, на столе запотевший стеклянный кувшин — и в нем вода, в которой плавают кусочки льда…