Безумцы (Сборник) - Александр Насибов

— Я советский офицер, — устало говорит Карцов.

— Это ваше последнее слово?

Помедлив, майор встает. Сейчас у него лицо старого человека.

Видно, он очень надеялся на вербовку того, кого считает немецким диверсантом.

Майор медленно идет к двери. Задержавшись у выхода, он оборачивается.

— Уж не считаете ли вы, что мой визит и мое предложение, равно как суд над вами, — инсценировка?.. Быть может, вы думаете: «Это проделано с целью заставить меня признаться»? Ошибаетесь, если так. — Майор морщится, будто у него болит голова — И сейчас вы упустили свой последний шанс. Очень жаль, ибо я почему-то питаю к вам чувство симпатии.

И он выходит.

Выждав, Джабб присаживается на табурет, касается плеча пленника.

— Послушай, а ты зря отказался. Согласился бы — и дело с концом. Ну чего тебе стоило? Майор сказал правду: фашистам конец один. Чего же артачишься? Или ты, парень, о двух головах — одной не жалко?

Джабб в последние дни нервничает, он приглядывается к осужденному, и его гложут сомнения. Их заронил дружок — тот самый старшина Динкер, которого по требованию майора контрразведки списали на берег. В ожидании катера Динкер улучил минуту и, озираясь по сторонам, поманил приятеля пальцем.

«Джабб, старина, — зашептал Динкер, — они повесят русского! Я вышел из игры, ты вступаешь в нее. Я ничего тебе не советую, но поговори с ним, раскинь мозгами. Может, что и сделаешь для бедняги».

Джабб оцепенел. Он едва не двинул Динкера кулаком: не впутывай в историю!..

Динкер уехал. И вот Джабб вторую ночь без сна. А этот последний разговор со смертником, что называется, доконал матроса. Подумать только: человеку предложили жизнь, свободу, а он ни в какую! Кто же это такой? Гитлеровский фанатик? Но ярый фашист не стал бы прикидываться русским. Да еще после суда и приговора, когда все решено. Он бы любую возможность использовал — только вернуться к своим и снова взять в руки оружие. Так кто же этот человек? Неужели Динкер был прав?..

Где-то на палубе бьют склянки. Корабельный колокол — рында звонит глухо, тоскливо. «Будто по покойнику», — думает Карцов.

Два двойных удара. Это значит: двадцать два часа.

Время побега приблизилось.

Сейчас все решится.

Карцов медленно опускает руку в карман, повлажневшими пальцами стискивает долото…

И разжимает руку. Он вдруг понял, что не сможет убить матроса.

Еще несколько секунд внутренней борьбы — и он вытаскивает долото. Кладет его на край стола. Медленно бредет к койке.

Джабб глядит на долото остановившимися глазами. Придя в себя, хватает его, проводит пальцем по острому лезвию. Каким образом инструмент оказался у осужденного? Для чего был предназначен? Или — для кого?

— Меня собирался прикончить? — растерянно бормочет он.

Пленный стоит в дальнем углу камеры, отвернувшись к стене.

Джабб подходит, становится за его спиной.

— Чего же не убил? Ведь мы враги! Я вылавливал тебя из воды. На суде свидетельствовал против. Теперь стерегу, пока за тобой не явятся…

Карцов молчит.

Глаза матроса наливаются кровью. Он выставляет трясущиеся кулаки. Его большое, сильное тело вздрагивает от напряжения.

— Отвечай! — требует он. — Отвечай, будь ты проклят! Почему не убил?

Карцов резко оборачивается.

— Да поймите же, — почти кричит он, сверля матроса ненавидящим взглядом, — поймите, я русский, русский!..

Они сидят на брезентовых табуретах в дальнем от двери конце камеры. Джабб ожесточенно трет платком лоб, глаза, щеки, закуривает сигарету, шумно сморкается и вздыхает.

— Верно, все верно, — бормочет он. — Правильно, что отказался от предложения майора. Уж нацисты быстро бы раскусили, какой ты есть немец!.. Но что же нам делать, как поступить? Ты не думай, я бы плюнул на все и сходил к майору: так, мол, и так, посылайте новый запрос. Но считаю, будет не польза, а вред. Спишут, как Динкера. Еще и всыплют. Ах, дурак я, дурак, не поверил ему. А ведь знал — Динкер несколько лет проработал в России. Подмахнул контракт с фирмой — и айда к Советам строить завод. Слушай, он не приврал: он и впрямь работал в городе, откуда ты родом?

— Да…

— Ну и ну! — шепчет Джабб. — Вот ведь как может случиться… И он забросал тебя вопросами: сейчас, мол, выведу на чистую воду! Так было дело?.. Ты должен знать: после разговора с тобой он прямиком двинул к майору, не побоялся. Там слопал отказ — хотел до самого адмирала дойти. А вышло: списали парня с корабля да еще и влепили неделю отсидки. Это значит — не лезь не в свое дело…

— У меня просьба.

— Выкладывай!

— Можно отправить письмо?

— Нельзя.

— Перехватят?

— Видишь ли, оно не дойдет в срок… — Джабб сдвигает брови, отворачивается.

— Значит, со мной… скоро?

— Завтра.

— Все равно, — твердит Карцов, — все равно надо отправить письмо!

— Я все соображаю, что бы такое придумать, — задумчиво говорит матрос.

— Поздно!

— Поздно, когда убьют. До тех пор не поздно. — Джабб сжимает кулаки. — Или решил сам надеть на шею петлю?

— Но что можно сделать?

— Бежать! — выпаливает Джабб.

Карцов ошеломленно глядит на матроса. А у Джабба от возбуждения блестят глаза.

— Бежать! — решительно повторяет он. — Ты же сам хотел… Теперь предлагаю я! Может, откажешься?

— Я сбегу, а вас отдадут под суд.

— Будет суд или не будет, это еще как сказать. Скорее всего, обойдется. Конечно, всыплют так, что шкура будет трещать. Но ведь дело стоит того? — Джабб хватает Карцева за грудь. — Беги, русский! Может статься, встретишь конвой — корабли часто проходят севернее базы. Случись такое — и твое дело в шляпе. А на крайний случай — лучше погибнуть в море, чем болтаться в петле!

— Совершив побег, я тем самым подтвержу…

— Да ни дьявола ты своей смертью не докажешь. Убьют — и баста! И будет болтать! Слушай, что скажу. Так вот: ты бежишь, а потом я изловчусь и отправлю весточку. Накропаешь страничку, я и перешлю. На тот случай, если что приключится в пути…

— Как же вы все устроите?

— Не твоя забота!.. — Спохватившись, Джабб озабоченно глядит на часы: — Времени, парень, в обрез. Схожу принесу бумагу, составишь письмо. А потом — с богом! До рассвета должен выбраться из бухты.

— Сколько же сейчас времени? — не выдерживает Карцов.

— Двадцать три часа без самой малости.

Карцов ходит из угла в угол, стараясь шагать медленнее, ровнее дышать.

Мечты уносят его далеко за пределы железной клетки. Губами он ощущает вкус вольной морской воды. Вот устремился к нему острогрудый красавец с алым стягом на гафеле. Он приближается, он совсем рядом.

Карцов кричит, протягивает к нему руки. И тогда из пучины встает коническая скала. Она растет, заслоняя корабль День меркнет, все тонет во мраке…

Он встряхивает головой, чтобы отогнать нелепое видение Как мчится время! Кажется, Джабб только что покинул камеру, а наверху уже пробили очередные полчаса.

По трапу стучат шаги.

Дверь отворяется. Это снова майор.

Зачем он пришел? Неужели матрос все же обратился к нему?

Карцов заставляет себя неторопливо пройти к койке, лечь и закрыть глаза Он слышит: сделав несколько шагов, майор остановился рядом.

— Я подумал, что напоследок вам все же захочется повидать меня, — говорит контрразведчик.

Ответа нет.

— А где Джабб? — спрашивает майор у часового в коридоре.

— Не знаю, сэр. Он недавно отлучился. Должен быть с минуты на минуту. Да вы не беспокойтесь, здесь все в порядке.

Джабб не ходил к майору! Нахлынувшая было радость вновь сменяется острой тревогой. Он вот-вот вернется, майор уведет его с собой, задержит…

— Прощайте! — говорит контрразведчик. И еще с минуту медлит у двери.

Оставшись один, Карцов облегченно переводит дыхание. Однако опасность еще не миновала — майор может встретить Джабба на трапе, на палубе.

Время бежит, бежит…

Шаги в коридоре. Снова майор? Или Джабб?

Нет, в камеру входят часовой и незнакомый матрос. Оба вооружены.

В полночь на кораблях всех морей и океанов сменяются вахты. Вот и здесь, у карцера, вступает на пост новый страж. Один сдает осужденного, другой принимает его.

Рында возвещает о начале новых суток. А Джабба все нет. Почему?

Отпереть свой рундук, взять блокнот и перо — минутное дело. Он же отсутствует больше часа.

Вдали возникает рокот. Похоже на шум турбин корвета. Вскоре доносятся и удары глубинных бомб, сбрасываемых перед входом в бухту, чтобы отогнать субмарины немцев.

Что, если подводные диверсанты вновь перебрались через боны и сейчас подвешивают заряды к килям кораблей? Тогда опять загрохочут взрывы, все вокруг придет в движение, бухту ярко осветят, и о побеге нельзя будет и думать.