Путешествие вокруг света - Адельберт Шамиссо

Весной 1817 года мы должны будем вернуться на Уналашку, дождаться, пока полярное море откроется для судоходства, взять приготовленное для нас снаряжение и людей, отвести «Рюрик» в назначенную гавань и, оставив его в надежном укрытии с байдарами и алеутами, начать поиски Северо-Восточного морского прохода, продвигаясь — насколько это удастся — по воде или по суше как можно дальше на север и на восток. Если позднее время года или другие обстоятельства помешают достичь намеченной цели, нам надлежит вернуться на Камчатку и на обратном пути исследовать опасный Торресов пролив. Действительно, было весьма целесообразно использовать для открытий в полярных морях детей Севера и их транспортные средства. Неправильно, однако, связывать все надежды на успех предприятия только с одной кампанией, чему могли бы помешать неблагоприятные условия данного года. Все вопросы, которые еще стоят перед географией этих морей и побережий, могли быть лучше всего разрешены именно с помощью алеутов и небольшого числа сильных, закаленных моряков, которые могут приспособиться к местной обстановке и использовать такую базу, как Уналашка.

Летняя кампания 1816 года, чьи результаты закреплены на карте, составленной капитаном Коцебу в названном его именем заливе, вполне оправдала связанные с ней ожидания. Морской залив Коцебу на севере у Северного полярного круга глубоко вдается в побережье Америки, и его самая восточная часть, расположенная приблизительно на 1° севернее и на той же долготе, что и самая восточная часть залива Нортон, защищена островом Шамиссо и представляет собой надежнейшую якорную стоянку и превосходнейшую гавань для морских судов. Капитан Коцебу в 1817 году не захотел воспользоваться преимуществами своего открытия для новых исследований в полярных морях. Англичане продолжили дело, от которого отказалась экспедиция Румянцева: капитан Бичи{125} на корабле «Блоссом» в 1826 и 1827 годах, базируясь в этой же гавани, обследовал часть американского побережья Полярного моря [Северного Ледовитого океана].

Возвращаюсь к нашему северному плаванию. Оно проводилось в географических целях. Хотя мы часто общались с коренными жителями острова Св. Лаврентия, с эскимосами американского и чукчами азиатского побережий, нам не довелось жить рядом с ними и среди них. Карта и отчет капитана Коцебу, альбом зарисовок художника Хориса, которые он воспроизвел в своем «Живописном путешествии» [Voyage pittoresque], более поучительны, чем мой скудный дневник. Впрочем, все, что я мог сказать об этих людях монгольской расы, коротко сказано в очерке о северных странах в «Наблюдениях и замечаниях»{126}.

17 июля 1816 года мы вышли из Авачинской бухты и 20-го увидели остров Беринга. Небольшие холмы на его западной оконечности, где мы высадились, плавно опускались к морю. Мы увидели эту часть острова в яркой зелени альпийских лугов; лишь местами еще лежал снег.

Пользуясь попутным ветром, от острова Беринга мы взяли курс на западную оконечность острова Св. Лаврентия. Нас окружал очень густой туман. 26 июля он на миг рассеялся — показалась горная вершина, и занавес вновь сомкнулся. Мы шли в опасной близости от невидимой земли.

В тот день на палубе появилась крыса, и это событие нас обеспокоило. Крысы — очень вредные гости на корабле, их размножение нельзя остановить. До сих пор на «Рюрике» не было крыс; если эта крыса попала к нам еще на Камчатке, то теперь в нижних помещениях судна их должно быть уже много. Охота на крыс на палубе стала весьма ответственным делом. Трех удалось убить, и с тех пор не попадалось ни одной.

27 июля мы направились к берегу. Земля предстала перед нами в ярком солнечном свете, когда мы наконец вышли из плотной завесы тумана. Для высадки были подготовлены две лодки. На пути к берегу нам встретилась байдара с десятью островитянами. Мы вступили с ними в контакт, хотя, как и они, были начеку. Островитяне громко требовали: «Табак! Табак!». Получив ценные листья, они дружелюбно, весело и вместе с тем осторожно последовали за нашими лодками. Когда мы высаживались на берег вблизи их палаток, они помогали нам. Стоявшие здесь на берегу шатры-яранги, покрытые тюленьими и моржовыми шкурами, были скорее летними жилищами, а постоянные находились, по-видимому, за предгорьями на западе. Оттуда появилась еще одна байдара. Наш алеут, долгое время живший на американском полуострове Аляска, нашел, что его население по языку и обычаям родственно здешнему. Он и служил нам переводчиком. Пока капитана в палатке, куда его пригласили, обнимали, поглаживали и угощали дружески настроенные, пропитанные запахом рыбьего жира люди и пока тот одаривал их табаком и ножами, я без помех взобрался на скалистый высокий берег и занялся сбором растений. Редко когда подобное занятие доставляло мне столь радостное, чудесное ощущение. Это была знакомая флора — высоких Альп нашей Швейцарии близ снеговой линии, со всем богатством, полнотой и великолепием прижимающихся к земле крохотных форм; с ней вполне можно сопоставить немногочисленные виды здешних растений. На самом высоком месте острова под каменными обломками, покрывающими землю, я обнаружил человеческий череп и взял его с собой, заботливо спрятав среди растений. Мне выпало счастье пополнить богатое собрание черепов Берлинского анатомического музея тремя экземплярами, которые было не так уж просто достать: только что упомянутым черепом с острова Св. Лаврентия, черепом алеута из старого захоронения на Уналашке и черепом эскимоса из могилы на берегу бухты Доброй Надежды в заливе Коцебу. Из всех трех был поврежден лишь последний. Только у воинственных народов, которые, подобно нукухиверам{127}, считают человеческие черепа боевыми трофеями, они могут быть предметом торговли. Большинство людей, в том числе и северные народы, покойников хоронят и относятся к могилам как к святыням. Лишь счастливая случайность может сделать путешественника или коллекционера обладателем черепов, которые в высшей степени важны для изучения истории человеческих рас.

К 2 часам пополудни мы вернулись на корабль.

28 июля и первую половину дня 29-го «Рюрик», окутанный густым туманом, простоял вблизи острова, мимо западной оконечности которого лежал наш курс. Вечером 28-го туман рассеялся, показалась земля, и на трех байдарах к нам прибыло множество островитян. В их вожде капитан узнал гостеприимного хозяина, принимавшего его накануне. Вслед за взаимными объятьями, потиранием носами и обменом подарками началась оживленная торговля. Вскоре мы все, в том числе и матросы, обзавелись камлейками. Это верхняя одежда северных народов, предохраняющая от дождя и набегающих волн, рубашка с колпаком или капюшоном, сшитая из тонких кишок тюленей и других морских животных. Полосы кольцевидной или спиралевидной формы сшиваются нитками из жил тех же самых животных и непроницаемы для воды. Швы украшают иногда перьями морских птиц или еще чем-нибудь. Над изготовлением даже самой грубой камлейки искуснейшая мастерица трудится много дней. Но любые камлейки жители с радостью отдают за несколько листьев табака, то есть за столько, сколько один курильщик выкуривает до обеда.