Путешествие вокруг света - Адельберт Шамиссо

К кораблю нас сопровождало большое число байдар. Шла оживленная торговля, много шутили. Оказалось, что коренные жители хорошо разбираются в торговле. Они получали от нас табак и не столь ценные мелочи: ножи, зеркала и т. п.; но длинные ножи, которые они так хотели приобрести в обмен на ценные меха, никто из нас им предложить не мог. Мы покупали у них изделия из мамонтовой кости, фигурки зверей и людей, орудия, украшения и т. п.

Вечером поднялся ветер с юга, и «Рюрик» поплыл по проливу на восток. Утром 2 августа на севере мы еще видели высокий берег, на юге — низменное побережье, а прямо перед собой на востоке — открытое море. Лишь к вечеру на горизонте показались отдельные контуры суши; они соединились и протянулись цепью между обоими берегами. Мы могли надеяться пройти только в одном месте. Погода не благоприятствовала нам. 3 августа удалось пройти через пролив между узким предгорьем материка на севере и островом и бросить якорь в защищенном месте. Окружавшие нас берега были гористы; лишь на севере открывался свободный обзор. Чтобы обследовать эти места, 4-го мы предприняли экскурсию на байдаре и баркасе. Вскоре вокруг нас сомкнулась бухта, которая на севере и на востоке вдавалась в сушу; берег круто поднимался почти на восьмидесятифутовую высоту и далее волнистыми складками плавно переходил в необозримую голую равнину, на которой кое-где виднелись пятна торфяников. Мы провели ночь под байдарой и 5-го при неблагоприятной погоде вернулись на корабль. Оставалась надежда открыть устье реки. 7-го мы совершили еще одну экскурсию в бухту на север. 8-го буря заставила нас снова вернуться на стоянку. В этот день Эшшольц, который тогда, как и все мы, пытался продвинуться дальше, направился вдоль побережья к горам в направлении нашей якорной стоянки и открыл так называемые ледяные горы{132}, которым те, кто незнаком с Севером и полярными путешествиями, уделяют, по-видимому, слишком много внимания. Я внимательно прочел и изучил все, что написал Бичи{133} об этом ледяном береге, и все же остаюсь при своем мнении, которое я высказал в «Наблюдениях и замечаниях». Либо в период с 1816 по 1826 год разрушение ледяного обрыва быстро прогрессировало и обнажился контакт льда с подстилающими песками, либо пески замаскировали те условия, которые нам были отчетливо видны. Ненарушенное залегание горизонтальных слоев, четко различимых на ледяной стене, на мой взгляд, не подтверждает мнение Бичи. Все свидетельства, как мне кажется, сходятся на том[12], что в Азии и Америке в высоких широтах промерзшая земля не оттаивает; что повсюду, где проводились исследования, она остается промерзшей на большую глубину и что местами лед, в котором часто встречаются остатки древних животных, выступает в качестве горной породы. Он покрыт слоем почвы, на которой, подобно другим видам почв, развивается растительность (дельты Лены и реки Макензи, залив Коцебу). Но там, где на поверхность выходит древнее ядро земли, могут быть иные температурные условия, хотя на тех же широтах встречаются ледяные формации{135}.

Не сомневаюсь, что зубы мамонта, которые мы здесь собрали, сохранились во льду; но правда и то, что зубы, попавшие к нам в руки, еще раньше были найдены, осмотрены и повреждены аборигенами, на месте стоянок которых мы разбивали свои лагеря. Однако если остатки первобытных животных сохранялись именно во льду, то он должен был иметь более древнее происхождение, чем песок, где я находил только рога оленей и особенно часто плавник, ничем не отличающийся от того, какой море и сейчас выбрасывает на берег. Следует также иметь в виду, что этот ледяной берег простирается между древними горами и песком.

Я собрал и заботливо отложил в сторону много обломков бивней мамонтов, но, к сожалению, ночью их сожгли в лагерном костре. Пришлось радоваться хотя бы .тому, что впоследствии мне удалось найти бивень, коренной зуб и обломок бивня, которые я подарил Берлинскому минералогическому музею. Надо было бдительно стеречь находки и самому отнести их в лодку. Мне ничем не помогли и ни словом не поддержали. Бивень, который показался мне слишком толстым и вместе с тем слишком мало изогнутым, чтобы принадлежать мамонту, Кювье{136} в своем великом трактате отнес именно к этому виду животных, основываясь на моих рисунке и описании.

Бухта, где мы находились, была названа именем Эшшольца, а остров, под чьей защитой «Рюрик» стоял на якоре,— моим (в «Наблюдениях и замечаниях» у него еще нет имени). На песчаной косе, где мы расположились лагерем, так же как и на скалистом острове, отклонение магнитной стрелки компаса было весьма неравномерным.

Во время таких экскурсий, как описанная выше, моим часам с секундной стрелкой берлинской фирмы «Шуниг» выпала честь служить хронометром; поскольку мне они были не нужны, я передал их капитану. Два дня мы провели в лагере, где очень пригодилось английское консервированное мясо (свежее мясо с бульоном в запаянных жестяных банках). На третий день, утром 9 августа, мы вернулись на корабль. Вовремя нашего отсутствия островитяне на двух байдарах хотели посетить «Рюрик», но по приказу капитана их туда не пустили. Территория вокруг залива Коцебу необитаема, и на его берегах заметны лишь места стоянок аборигенов. Одно из таких мест находится, например, на острове Шамиссо, а другое — у ледяных гор бухты Эшшольца; аборигены появляются там, вероятно главным образом для сбора костей и бивней мамонтов.

10 августа шел дождь; после обеда погода прояснилась, и мы подняли паруса. Предстояло еще обследовать часть южного побережья. Когда стемнело, стали на якорь, и к нам опять заходили жители. 11-го мы при близились к высокому, гористому выступу побережья обозначенному на карте Коцебу как мыс Обманчивый! отсюда к нам направилось несколько байдар. Между этим гористым мысом и расположенным к северу от него мысом Эспенберга находилась обширная бухта с низменными берегами. Море было здесь не таким глубоким; мы стали на якорь и сразу же начали готовиться к высадке на берег. Предполагалось, что там находится устье реки. Было уже далеко за полдень; густой туман вынудил нас вернуться на корабль. 12 августа ранним утром мы осуществили намеченную высадку, но из-за весьма незначительных глубин удалось выйти на берег лишь в отдаленном пункте, примерно в 6 милях от нашего судна. Внимание капитана привлек поток на низменности; он имел выход в море, и, возможно, течение в нем было направлено в сторону суши. Вернувшись с ботанической экскурсии, я застал капитана беседующим с местным жителем, у которого он пытался получить сведения о направлении и особенностях этого пролива{137}. Этот человек поставил здесь палатку для своей семьи. Увидев капитана, сопровождаемого четырьмя людьми, он приготовился к бою, положил стрелу на тетиву лука и вместе с сыном двинулся навстречу капитану. Он вел себя решительно, мужественно и умно, как и подобает храброму человеку, встретившемуся с чужаками, чьи силы превосходящи, а намерения вызывают подозрения. Капитан успокоил его, отпустив охрану, и один без оружия подошел к нему. Мир был скреплен подарками. Эскимос гостеприимно пригласил капитана в палатку, где находились его жена и двое детей, но чувствовал все же себя не вполне спокойно в присутствии чужеземца. И тут я вновь выступил в своей старой роли переводчика. Изображая пантомиму, будто плыву по проливу в направлении от моря, я спрашивал нашего друга взглядами и жестами: «куда, когда?» Он тотчас же понял вопрос и ответил весьма ясно: «Девять солнц плыть, девять ночей спать. Земля справа, земля слева; потом свободный горизонт, никакой земли не видно». Мы бросили взгляд на карту, она подтвердила предположение, что этот пролив, с которым может соединяться другой пролив, идущий из бухты Шишмарева, вероятно, выходит к заливу Нортон.