Тяжелые времена - Хиллари Клинтон

Эти конфликты были не новы, но сейчас ставки выросли. По мере роста экономики азиатских стран возросли и торговые потоки через регион. По крайней мере, половина тоннажа торговых судов со всего мира проходит через Южно-Китайское море, в том числе морские грузы, предназначенные для Соединенных Штатов или следующие из США. Обнаружение в прибрежной морской зоне новых запасов энергоносителей и сопредельное рыболовство превратили морские воды вокруг ранее ничем не примечательного скопления скал в потенциальный клад без владельца. Прежнее соперничество усилилось в связи с перспективой открытия новых богатств и приблизилось к взрывоопасной границе.

В 2009 и 2010 годах соседи Китая с усиливающейся тревогой наблюдали за тем, как Пекин наращивал свой военно-морской потенциал и заявлял претензии на морские территории, острова и энергетические запасы. Эти действия противоречили тому, на что выражал надежду бывший заместитель госсекретаря США (а впоследствии президент Всемирного банка) Роберт Зеллик, когда он в своей примечательной речи в 2005 году призывал Китай стать «ответственным партнером». Вместо этого Китай стал, как я назвала это, «избирательным партнером», который выбирал, когда ему действовать как ответственной великой державе, а когда отстаивать право навязывать свою волю менее могущественным соседям.

В марте 2009 года, спустя всего два месяца после моего назначения в администрацию Обамы, пять китайских судов в семидесяти пяти милях от китайской островной провинции Хайнань спровоцировали конфликт с легковооруженным судном ВМС США «Impeccable» («Непогрешимый»). Китайцы потребовали, чтобы американцы покинули, как они утверждали, исключительную экономическую зону Китая. Экипаж «Impeccable» ответил, что они находятся в международных водах и имеют право на свободное судоходство. Тогда китайские моряки побросали в воду куски дерева, чтобы воспрепятствовать движению американского судна. Американцы в ответ применили пожарные брандспойты, в результате чего некоторые из китайцев оказались в одном нижнем белье. Сцену можно было бы назвать комичной, если бы речь шла не о потенциально опасной конфронтации. В течение последующих двух лет подобные стычки на море между Китаем и Японией, Китаем и Вьетнамом, Китаем и Филиппинами периодически грозили выйти из-под контроля. Необходимо было что-то предпринимать в этой связи.

Китай предпочитает решать территориальные споры с соседями на двусторонней основе, по принципу «один на один», поскольку это позволяет ему оставаться доминирующим партнером. В случае многостороннего формата, при котором малые страны могли объединиться, его влияние бы уменьшилось. Поэтому неудивительно, что большинство стран региона предпочитали многосторонний подход. Они полагали, что множество взаимных претензий и совпадающих интересов обусловливает необходимость их урегулирования в едином целом, на единовременной основе. Собрать всех заинтересованных игроков в одной комнате и предоставить им возможность изложить свою позицию (в первую очередь, это касалось небольших стран) было лучшим способом выработать комплексное решение.

Я была согласна с таким подходом. У Соединенных Штатов нет ни к кому территориальных претензий ни в Южном, ни в Восточно-Китайском море, мы не принимаем чью-либо сторону в этих территориальных спорах и выступаем против односторонних усилий изменить статус-кво. У нас есть неизменный интерес в обеспечении защиты свободы судоходства, морской торговли и международного права. И у нас есть договорные обязательства по поддержке Японии и Филиппин.

Мои опасения усилились, когда я была в Пекине в рамках Стратегического и экономического диалога в мае 2010 года и впервые узнала, что китайские руководители характеризуют свои территориальные претензии в Южно-Китайском море как «представляющие принципиальный интерес», наряду с такими традиционными «больными» темами, как Тайвань и Тибет. Они предупредили, что Китай не потерпит внешнего вмешательства. Позже переговоры по этому вопросу были сорваны, когда китайский адмирал встал и принялся гневно обвинять Соединенные Штаты в том, что те якобы пытаются «окружить» Китай и воспрепятствовать росту его могущества. Это был достаточно нетривиальный шаг в ходе тщательно продуманного саммита, и (хотя я предполагала, что адмирал, очевидно, получил молчаливое «добро» от своих военных и партийных боссов) оказалось, что некоторые китайские дипломаты были удивлены наравне со мной.

Конфликтные ситуации, возникавшие в Южно-Китайском море в течение первых двух лет моей работы в администрации Обамы, укрепили мою убежденность в том, что наша стратегия в Азии должна предусматривать значительные усилия по модернизации многосторонних организаций этого региона. Имевшиеся международные структуры были недостаточно эффективными для разрешения споров между государствами или организации каких-либо практических действий. Для малых стран ситуация была схожа с ситуацией на Диком Западе: форты поселенцев без цивилизованных законов, где слабые зависели от милости сильных. Наша цель заключалась не только в том, чтобы помочь ликвидировать горячие точки, существовавшие, например, в Южном или Восточно-Китайском морях, но и содействовать развитию международной системы правил и организаций в Азиатско-Тихоокеанском регионе, которая способствовала бы предотвращению конфликтов и обеспечению порядка и длительной стабильности в регионе (по образу и подобию того, как начала складываться ситуация в Европе).

На обратном пути домой после переговоров в Пекине я проанализировала положение дел со своей командой. Я считала, что Китай переоценил свои возможности. Вместо того чтобы использовать период нашего мнимого отсутствия и экономического кризиса для укрепления отношений с соседями, он взял по отношению к ним более агрессивный курс, и эта перемена обеспокоила остальные страны региона. При относительно стабильной ситуации, когда существуют малозначительные угрозы безопасности или процветания, страны не проявляют заинтересованности в требующих больших расходов оборонительных союзах, четко прописанных международных правилах и нормах и в надежных многосторонних институтах. Но когда конфликтные ситуации расшатывают существующий статус-кво, соответствующие соглашения и защитные меры становятся гораздо более привлекательными, особенно для небольших стран.

Вероятно, все же была какая-то возможность найти выход из этой тревожной ситуации. Одна из них представилась буквально через два месяца на региональном форуме АСЕАН во Вьетнаме. Я прибыла в Ханой 22 июля 2010 года и направилась на обед по случаю пятнадцатой годовщины урегулирования дипломатических отношений между Вьетнамом и США.

Я хорошо помнила тот день в июле 1995 года, когда Билл сделал историческое заявление в Восточном зале Белого дома в окружении ветеранов войны во Вьетнаме, в том числе сенаторов Джона Керри и Джона Маккейна. Это было начало новой эры, эры заживающих старых ран, решения вопросов о военнопленных, обозначения пути улучшения экономических и стратегических отношений. В 2000 году мы прибыли в Ханой, это был первый визит туда президента США. Мы были готовы столкнуться с обидами, даже враждебностью, но, когда мы въехали в город, огромные толпы выстроились вдоль улиц, чтобы приветствовать нас. Множество студентов, которые выросли в обстановке мира между нашими странами, собрались в Ханойском национальном университете послушать выступление Билла. Везде, где мы появлялись, мы чувствовали теплоту и гостеприимство вьетнамского народа, проявление той атмосферы доброжелательности, которая сложилась между нашими странами в течение жизни одного поколения и которая наглядно свидетельствовала о том, что прошлое не должно определять будущее.

Вернувшись в Ханой в качестве госсекретаря, я поразилась прогрессу, который сделал Вьетнам с момента моего последнего посещения, и тому, насколько динамично развивались наши отношения. Годовой объем торговли между нашими странами к 2010 году вырос почти до 20 миллиардов долларов и продолжал расти быстрыми темпами каждый год. Когда отношения только были восстановлены, он составлял менее 250 миллионов долларов. Вьетнам предоставлял нам уникальные (хотя и небесспорные) стратегические возможности. С одной стороны, он оставался авторитарной страной с неблагоприятной репутацией в области прав человека, прежде всего в сфере свободы прессы. С другой стороны, он настойчиво предпринимал шаги, чтобы сделать свою экономику открытой, и стремился претендовать на более значимую роль в регионе. На протяжении многих лет вьетнамские официальные лица говорили мне, что, несмотря на войну, которую мы вели против них, они восхищались Америкой и любили ее.

Одним из наших наиболее важных инструментов для взаимодействия с Вьетнамом являлась планируемая к созданию новая международная торгово-экономическая организация «Транстихоокеанское партнерство» (ТТП), которая должна была объединить рынки азиатских стран и стран Американского континента, снизить торговые барьеры, повысить стандарты для занятости, охраны окружающей среды и защиты интеллектуальной собственности. Как пояснил президент Обама, цель переговоров о создании ТТП заключается в обеспечении «соглашения, которое будет основано на высоких стандартах и имеющей правовое обеспечение, эффективной торговле». Он подчеркнул, что это соглашение «будет представлять огромную значимость для американских компаний, которые до настоящего времени зачастую были изолированы от этих рынков». Оно было также важно и для американских рабочих, которые должны были выиграть в результате введения принципа конкуренции на более справедливых условиях. Данная стратегическая инициатива была призвана укрепить позиции Соединенных Штатов в Азии.