Ручей (СИ) - Пяткина Мари

После выигранного суда он звонил браконьеру раз восемь, хотел вернуть свои деньги, но всякий раз слышал, что абонент вне зоны. Заблокировал Павора, что ли, чтоб должок не возвращать? Так порядочные люди не делают. Выполнил работу — получи обещанное, когда Павор слова не держал? Не выполнил — твои проблемы, возвращай задаток!

Жил браконьер на отшибе, за шлагбаумом с надписью «Частная территория, проезда нет», в трёхэтажной вилле в тосканском стиле, обнесённой глухим бетонным забором, утыканным видеокамерами. По словам его кума, кроме виллы внутри имелся целый автопарк и даже вертолётная площадка — жировал, ублюдок, за свои грязные деньги с рогов и копыт. Но сейчас Павор был чертовски рад, что задаток осел за этим забором. Привести ему дочь со станции Шульга не смог, пусть хоть в лесу его ребята пошустрят, хоть на что-то это кодло способно?

Открывать Павору никто не спешил, хотя он и звонил, и стучал, и по-всякому перед камерами крутился. За сегодня это был уже второй забор, за который его, уважаемого человека, категорически не пускали. А всё по чьей вине? Конечно же, Светланы. Ничего, она ещё попляшет, ещё не раз и не два пожалеет, что обеспечила мужу всю эту мерзость и позор…

Отчаявшись, Павор сел в машину и там сидел, с открытой дверью, жалел, что нельзя выпить. Хотя, кто сказал, что нельзя? Если самую малость, то можно. Он достал из бардачка бутылку бренди и как следует приложился, от чего сразу обильно вспотел. Жара, как не крути, стояла адская.

Вдруг калитка пискнула кодовым замком и открылась.

— Наконец-то, — проворчал Павор, поднимаясь с сидения.

Но вышел к нему не Шульга, и не его холёная модель-жена, мамаша или хотя бы тёща на худой конец, вместе с которыми браконьер обитал в своём большом доме, по его уверениям, в любви и дружбе. Даже не охранник, хотя, по идее, охрана там должна была водиться. Из калитки выползла старая сморщенная бабка в мягких тапочках, с клюкой в одной руке и ярким бумажным пакетом в другой.

— Это что ещё такое, — недовольно проворчал Павор, оглядываясь по сторонам.

Может, бабку ждёт такси, которого он не заметил? Никого кроме него у дороги не было. Куда она могла направляться в этой местности, не в город же пешком, к примеру, в пенсионный фонд, хе-хе, или поликлинику, прогреть радикулит в медкапсуле? Не-е-ет, бабка направлялась к нему. «Ладно, посмотрим», — подумал Павор.

— Ты, что ли, Мусорщик? — спросила бабка, приковыляв к машине.

Павор поморщился.

— А что, мать? — спросил в ответ. — Алексей не дома ли?

— Нет его, — ответила бабка. — Так ты Мусорщик?

— Ну, допустим, я, — он нехотя кивнул.

— На, возьми, — бабка сунула пакет ему в руки.

Павор взял. Пакет был из-под дамского белья, розовый с золотым теснением и фотографией красотки в кружевных трусах, а лежали в нём деньги. Целый пакет денег.

— Лёша сказал, приедет Мусорщик — отдать ему. Здесь сто тыщ, сказал.

— А что же он не вернул деньги лично? — с негодованием выдавил Павор.

— Лёша сказал, что при встрече проткнёт тебе глаз ореховым прутиком.

Павор даже растерялся. Ладно, морду разбить или даже прострелить колено, было бы за что, но экое свинство, глаз — прутиком…

— Почему ореховым? — только и произнёс он, хотя хотел спросить, чем же так обидел Шульгу.

— Не знаю, — бабка поджала губы. — Он грецкий орех под окном посадил, привитый, хорошо принялось. Ну, бывай.

Она развернулась и потопала назад, во двор, в свою очередь Павор молча сел в машину и поехал восвояси. А уже потом, дома, полез на стену.

Он ничего не понимал, голову сломал в попытках разобраться, что происходит, и от этого бесился вдвойне. К счастью, дома нашлось привычное успокоительное и верный друг с зелёными гладкими листьями. Особо расчувствовавшись, Павор даже помочился в кадку с фикусом.

Яйцеголовый явился на работу в среду, Павор к тому времени совершено извёлся от тревоги за дочь и неизвестности, хоть и прибухивал порядком.

— Павор Валерьевич, — блестя глазами, адвокат приблизился. — У меня кое-что есть.

— Что? — только и спросил Павор.

— Посмотрите…

Он порылся в наручном компе-часах и явил рекламную картинку. Довольно страшненькую, в стилизированных кровавых брызгах и оскаленных ртах.

— Что это?

— Букмекерская контора, — с кривой улыбочкой сказал яйцеголовый. — Разумеется, чёрная. Принимают ставки на ксенобои. Их активно рекламируют все последние дни из каждого, хм, утюга. Разумеется, неофициально.

— Зачем мне это? — фыркнул Павор. — Я дочь вернуть хочу!

— А вот, позвольте, видео боя. Снято скверно, на скрытую камеру, однако, прошу вас посмотреть. Я на экран выведу.

Павор взглянул на видео и ничего не понял. В тёмном помещении, на небольшой арене, огороженной сеткой, в яростной схватке бились какие-то твари. Ничего невозможно было толком разобрать — сплошной клубок когтей, клыков и гибких хищных тел распадался и сплетался в драке под рёв импровизированных трибун.

— Хорошие деньги контора поднимает, — заметил адвокат.

— Какого чёрта я смотрю эту дрянь? — раздражённо бросил Павор. — Я не любитель собачьих боёв.

— Правый нижний угол.

Павор присмотрелся внимательно и потерял дар речи. Челюсть в прямом смысле слова отвисла.

В углу, отнюдь не снаружи, среди зрителей, а внутри сетки, на краю арены, кричала, орала и судорожно двигалась, подбадривая зверя, его дражайшая супруга, одетая в странную маскарадную одежду.

Глава 28. Грей

В чужом логове ему не нравилось. Ни выйти толком, ни порыться, только с Матерью, да следом непременно тащился какой-нибудь самец из чужой семьи с громовой палкой и трескучим камнем, который больно бился. В первый же день один самец так потрещал, что у Грея задняя лапа отнялась, но Мать на того сразу напала и вцепилась ему в морду. Шум поднялся, гам, сбежались чужие самки и раскричались, как птичья стая. Грей полз к ним на передних лапах, он бы тоже ему в морду вцепился, но прибежал самец со шрамом, Грей сразу, ещё в старом логове понял, что этот — воин, да как ударил того, с камнем, тот аж лёг и сразу хвост поджал. Хотя какой у него хвост? Видел Грей эти хвосты у двуногих самцов, смех один. Ни уцепиться им, ни добычу схватить, так, болтается между ног.

Зачем Мать их с Сестрой сюда привела? Может она спариваться пришла, так пускай сама бы шла, а потом вернулась непраздной, как полагается, они с Сестрой ели бы мясо из холодной пещеры, хорошо прятались и спали. А уж если бы новый усс приполз, или зубарь как-то пролез через соты, Грей бы разобрался.

И что за странная, вообще, эта чужая семья, которая не спит одним лежбищем, на охоту вместе не ходит, а все порознь? Где их детёныши? Словно двуногие самки не рожают, хотя, Грей видел, когда от Матери потихоньку удирал, что спариваются с самцами в разных углах логова. Наверное всё-таки рожают, но не здесь, а в своих семьях. Уйдут, а там уже расплодятся, иначе все двуногие давно б закончились. Скорее бы они с Матерью тоже вернулись в своё старое логово. Но Мать не спаривалась, наверное, всё никак не могла самца подходящего выбрать. Казалось бы, что тут думать, конечно надо выбирать со шрамом на морде, у него такие повадки, что Грей было решил, что он тут Матриарх, да только как самец может главенствовать, если он не рожает детёнышей, а только дерётся для семьи? Чепуху опять придумал. Наверное, Матриарх с детёнышами пряталась в тайной части логова, куда его не пускали. Кто-то же их всех тут родил и выкормил?

Странные чужаки, в общем. Словно в засуху на водопое собрались всякие звери: не едят друг друга, да и ладно, хотя Грей пару раз видел, как самцы дерутся между собой, будто враги. А Грея все сторонились и боялись. Как-то убежал потихоньку, посмотреть, что и как тут устроено, по запаху нашёл логово для пищи, в нём возились две самки и портили в горячей воде мясо, делая его невкусным. Он подошёл, думал, и ему кусок перепадёт, но те полезли наверх, будто там их не достать, подняли такой крик, визг и вой, что ужас, бросались разным, но не попали, потому что Грей уворачивался. Прибежала Сестра, схватила его под лапы и унесла в ту часть логова, где сами обосновались. Ну уж нет, чужаки отдельно — Грей с семьёй отдельно.