Стая - Владимир Сухарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тогда создай такую ситуацию, чтобы ему деваться было некуда.
— Попробую. Копают под него в следственном комитете. И боюсь, что накопают, но тогда он с подмоченной репутацией нам тоже не нужен будет. Лучший вариант, чтобы он остался там, но работал на нас.
— А помочь ему можно? Ну, чтобы копать перестали? — спросил Седов.
— Не знаю пока.
— Тогда попробуй ему помочь, он нам очень пригодится, денег не жалей. Чего гадать, договорись с ним о встрече и потолкуй.
— Он может и не захотеть со мной разговаривать. Но я попробую.
— Попробуй. Что с компроматом на мэра?
— Как говорят, компромата полно: два чемодана. Ты всё-таки решил стать первым человеком в городе? — Иванов внимательно посмотрел по сторонам, но слушать их было некому, в ресторане было немноголюдно.
— Да, — твердо ответил Седов, — так что готовься возглавить мой бизнес.
Иванов даже закашлялся:
— Не понял.
— Хотел я на сына всё оставить, а тебя попросить за ним присматривать, но видишь, как получилось. Тебя с собой в мэрию брать нет смысла, тогда ты будешь на виду. Поэтому, поставишь какого-нибудь лоха на официальное руководство, но руководить на самом деле будешь ты. Спрос тоже, естественно, будет с тебя. Так что, доставай свои чемоданы с компроматом и быстрее вербуй следователя. Пусть заводит уголовное дело и прижмёт мэра, прессу подключай. Думаю, что к лету я стану мэром, в столице я договорился.
— Ты не боишься доверить мне такие огромные деньги? — спросил после некоторой паузы Иванов.
— Нет, — слукавил Валентин Петрович, — чего мне бояться? По большому счёту ты и сейчас вхож во все дела, и если бы хотел разбогатеть за мой счёт, то давно бы это сделал. Поэтому давай оставим этот разговор.
Они ещё немного посидели, а затем Валентин Петрович, сославшись на дела, уехал. Иванов остался за столом один. Он откинулся на спинку кресла и, казалось, дремал с полуоткрытыми глазами. На самом деле бывший чекист переваривал только что услышанное предложение шефа. Даже не предложение, а приказ. Седов уже всё решил и обратной дороги нет. На лице Иванова появилась легкая усмешка. Он вспомнил, для чего он стал работать на Седова. Это Седов думает, что ему не нашлось места в органах. Место бы нашлось, но Иванову захотелось большего, чем ловить несуществующих шпионов или охранять какого-нибудь очередного засранца. Такой путь сулил в конечном итоге звание подполковника и хорошую пенсию, при условии постоянного вылизывания задниц вышестоящих руководителей. О большем мечтать не приходилось, так как никого, кто бы двигал Иванова по службе, у него не было даже на областном уровне, не говоря уж о столице. Поэтому в один прекрасный день он принял предложение крупного городского бизнесмена Валентина Петровича Седова и возглавил службу безопасности в его фирме. Со временем он свои обязанности передал другому человеку, а сам стал правой рукой шефа. И вот теперь, он станет вместо шефа. Он, Иванов, будет держать в руках все многомиллионные денежные потоки. При большом желании он может сделать так, что Седов останется без штанов, а он будет владеть его состоянием. Но такого желания у Иванова не возникнет никогда, просто потому, что это ему не надо. Управляя такими огромными деньгами, он получит власть, а это именно то, ради чего он в свое время покинул службу. Удивительно, но для реализации идеи даже не пришлось ничего выдумывать, шеф сам решил отдать ему власть.
— Почему же не пришлось? — поправил себя Иванов, — столько лет безупречной работы, большие разборки, даже несколько трупов. Ни одного прокола я не допустил. И вот он результат. Пусть Валентин Петрович считает, что главным останется он. Что он будет принимать решения. На самом деле он и сейчас уже почти не владеет ситуацией, он знает её с моих слов. Став мэром, он совсем потеряет связь с реальностью. Придёт время, он станет работать на меня вместе со своей мэрией. И что самое смешное, Дадон мне, получается, помог. А я так невежливо прострелил ему ухо. Надо как-то поправить ситуацию.
Иванов быстро поднялся из кресла, бросил на столик купюру и прошёл в гардероб. Затем, уже одетым, он снова зашёл в зал. Навстречу ему поспешил официант:
— Сейчас я принесу вам сдачу, — затараторил официант, полагая, что именно за ней вернулся клиент.
— Нет, не нужно, — остановил его Иванов, — есть у вас водка «Двойной удар»? Кажется, она так называется.
— Есть, но ведь это дешёвая и не очень качественная водка.
— Мне нужен ящик, то есть двадцать бутылок, — Иванов передал официанту несколько пятитысячных купюр.
— Но это слишком много, ящик стоит гораздо дешевле.
— Этот ящик вы отвезёте через дорогу в бильярдную «Дуплет» и отдадите Сергею Ивановичу Дадонову. Если его нет, то оставьте коробку у администратора и попросите вручить, когда он появится. Вам всё понятно?
— А Сергей Иванович не обидится? — не уверенно спросил паренёк.
— Чему?
— Ну, что это «Двойной удар», а не «Финляндия»?
— Что Вы, не беспокойтесь. Это его любимая марка. Здесь дело не в качестве, а в названии. А, вообще, вкусных водок не бывает. Не верьте тому, кто Вам об этом начнёт рассуждать. Водки отличаются друг друга только своей противностью, и ещё ценой. Поэтому, советую Вам, пейте коньяк. Ну, а чтобы Вам окончательно поверилось, что Сергей Иванович обрадуется подарку, вот, держите.
Иванов отдал официанту ещё две пятитысячные купюры. Тот побежал выполнять поручение, а Иванов вышел на улицу к своему автомобилю. Напротив, в кафе «Дуплет» гулянье шло по полной программе. Через каждые десять минут из двери выбегали несколько человек и палили в небо из ракетниц, или устраивали фейерверки. Из кафе доносилась музыка. Как ни странно вместо положенного в этом месте шансона из кафе доносился голос Александра Иванова, который призывал:
Выкинуть хлам из дома И старых позвать друзей.
Иванов увидел, как из дверей ресторана вышел знакомый официант, который толкал впереди себя тележку с коробкой. На коробке было написано ярким красным цветом: «Двойной удар». Парень заметил Иванова и закричал:
— А от кого подарок?
— От Деда Мороза.
Иванов сел в машину и быстро уехал.
ГЛАВА 26
2 января СредаКривцов сидел в баре ресторана «Русь» и, потягивая пиво, ожидал знакомого ему Моню Штейна, которому здесь назначил встречу. Он посмотрел по сторонам:
— Да, Русью тут и не пахнет. Разноцветные бутылки, какая-то страшная музыка из динамиков, пышногрудые девицы с подобием одежды. Назвались лучше бы как-нибудь по-другому.
Утром Кривцов водил Рыжего в фотоателье и велел сделать фотографии на паспорт.
— У меня есть паспорт, — удивился Рыжий, — зачем мне фотографироваться?
— Это для заграничного. Поедешь скоро в командировку, в Париж, Мишель Платини по тебе ужасно скучает.
— А кто это? — обалдел Рыжий, — что-то кликуха у него странная, я его не помню.
— Вспомнишь, как только увидишь, — успокоил его Кривцов.
Сейчас у него в кармане лежали фотографии Рыжего, и ожидал Кривцов Моню Штейна — большого специалиста по изготовлению разного рода «липы». Кривцов познакомился с Моней в колонии, где тот добивал свой двухзначный срок, как фальшивомонетчик. Освободившись, Моня бросил соревноваться с государством в изготовлении денежных знаков, тем более что деньги так быстро менялись и укрупнялись, что Моня не поспевал за центральным банком, так как технология у Штейна была допотопная, ручная и всех этих ксероксов он не признавал и считал баловством. Изготовление денег он считал искусством, и доверить дело безмозглой машине было для Мони кощунством. Он посокрушался по поводу ушедших в небытие советских «четвертных» и «полусоток», технику исполнения которых освоил в совершенстве и переключился на изготовление паспортов, дипломов и удостоверений. Работа была менее кропотливая, но разовая и полностью зависела от спроса. Поэтому Моня клял родное правительство и постоянно был без денег. Сейчас ему было шестьдесят пять лет, вроде бы и не много, но выглядел он гораздо старше. Лагерь и тонкая, кропотливая работа сделали своё дело. Кривцов часто прибегал к услугам Мони, и надо сказать, что ни разу изготовленные Моней паспорта, водительские удостоверения, документы на автомобили не вызывали никаких нареканий.
Кривцов сразу его узнал, как только Моня вошёл в бар. Маленького роста, сухонький, с большим крючковатым носом на лице, с живыми бегающими глазками. Моня считал себя интеллигентом и поэтому всегда держался соответствующе. Он медленно, слегка прихрамывая, прошёл к столику Кривцова и, попросив разрешения, присел. Кривцов сделал официанту жест рукой.
— Что будете пить? — услужливо склонился над Моней официант.
— Водку, — быстро сказал Моня и, чуть помедлив, добавил, — два раза.