Под музыку Вивальди - Александр Величанский

«Нет ничего страшнее правых дел…»

Нет ничего страшнее правых дел,ну, разве что, неправые, но те хотьне прячутся за правоты пробел…Куда бы нам уйти или уехать?

«Кладб́ище нагое…»

Кладб́ище нагое,как горе… Смотри —так вот что такое«земли» «пузыри»:то пучится почва,надрывом могил,кустарник чтоб молчамеж ними ходил.

«В утробе – стать монастыря…»

В утробе – стать монастыря,на праздник в «зимнем» храме,сойдясь из дальних деревеньдорогою большой —кто молится перстами лишь,кто молится устами,кто молится ушами, ктособлазном иль душой.

«Чуть детства невинная маска спадет…»

Чуть детства невинная маска спадет,враз в щели морщин глянет древний народ —и взглядом голодным наполнит глаза,и все же безродна душа-егоза.

«Наступает момент…»

Наступает момент,когда можно спастисьлегкомыслием лишь —им и прежде спасались —в легкомыслии естьи паденье, и высь —кому – хлеба на труд,кому – водки на палец.

«Под горчичными ветвями…»

Под горчичными ветвямиим слетаться не дано —птицам, что давно склевалито горчичное зерно,то, которое – всех мене,а коль всеяно, даетбольше всех тенистой сени,укрывающий полет.

«Как прах, что приобщили…»

Как прах, что приобщилико праху и крестомнавеки отличили,где «до» и где «потом»,так одинок на тризне,как совесть или сон,вдруг знание от жизнине отличает он.

«Ушел, как оглашенный…»

Ушел, как оглашенный,раскаяньем палим,из храма столь блаженновоздвигнутого им —из каменного рока,из извести вековв нарышкинском бароккокудрявых облаков.

«Пересчитывая стопы…»

Пересчитывая стопы,словно мелочь – крохобор,вы полны высокой злобы,но бескрылы, как укор —кто вы? – камень ли в полете,опустевшая ль праща? —но лица не обретете,маску тщательно ища.

«Вдруг настанет день, когда…»

Вдруг настанет день, когдане настанет света,прошлогоднею листвойсухо прошурша,за пустынною веснойне настанет лето,за чуть теплым летом вслед —осень хороша.

«Близость это свойство дали…»

Близость это свойство дали.Близорука жизни злость:в тесноты глухом подвалесблизиться не удалосьникому ни с кем – все дальшестискивает нас толпаот оксюморонов фальшибеспросветна и тупа.

«Прав пророк и потому…»

Прав пророк и потому —страшной правотою —раз грядущее емуто же, что былое.Заживут ли язвы всепод его устами,но с рассветом ясностивремени не станет.

«Лета миг – как будто н́е пил…»

Лета миг – как будто н́е пил:вековечно наг и нищбелый, словно белый пепел,черных посреди кострищ.Лета миг – как будто н́е жил:ночи мрак – как пепел сед,свет твой безнадежно нежен,словно тьмы грядущий след.

«Короче этот выдох…»

Короче этот выдохтабачный и, увы,родившись от убитых,всю жизнь они мертвы —до рокового жженьяв груди, до седины —зато столпы крушеньяв них не сокрушены.

В стране, что под волной

Всяк кельт измлада знал о том,что обретет покойне на заморских островах,не в небе над собойи не в Аиде, не в аду —под бренною землей —в окрест лежащая стране —в «стране, что под волной»,

что даже, лежа на земле,ты должен утонуть,но из «страны, что под волной»,к нам не заказан путь —хотя слепым, хотя глухим,в забвении по грудь —ты можешь к нам придти живым,как ледяная ртуть.

«Узы дружбы – узы все ж…»

Узы дружбы – узы все ж:цепи, кандалы:никуда ты не уйдешьот себя, от них,и скрываются друзьяв той же, брат, дали,чей зазор меж нас всегдабыл не узок ли?

«Как из синя моря…»

Как из синя моря,как из дальней далико берегу волныползут, подползают,сединой увенчаны,вретищем прикрыты —кланяются низко,а глядят высоко.

«Всяк, кто жил без крова…»

Всяк, кто жил без крова,знает и без слов:ночью небо – прорва,а днем небо – кров:ипостась ли адаили рай хорош —ночью небо – правда,а днем небо – ложь.

«Хотя они безгрешны…»

Хотя они безгрешныи духом высоки,как в небесах скворешни —до гробовой доскиим надобна соблазнаиспытанная власть:быть ангелом опасно,поскольку можно пасть.

«Я еще не знаю, брат…»

Я еще не знаю, брат,сколь тенист Аид,сколь смолой своею аддо краев налит,но давно звучит во мне,словно лейтмотив,ностальгия по земле,на которой жив.

«Ветер воющий по-волчьи…»

Ветер воющий по-волчьи.Среди бела дня – огни.Электрические ночи.Электрические дни,когда свет не поглощаетокружающая тьма,но как легкое отчайньев нем замешана сама.

«Весь ́иуда́изм твой, предвечный Господь…»

Весь ́иуда́изм твой, предвечный Господь,есть лишь Откровения крайняя плоть.

Весь социализм наш, трехзначный Господь,был лишь Откровения крайняя плоть.

Неверия плод надкусивши, Господь,Твой нынешний люд – только крайняя плоть.

«Ах, Сирах, впрямь не жаль ведь…»

Ах, Сирах, впрямь не жаль ведьнам заклинателя,когда его ужалитослушница-змея —смеется созерцатель,а я своей стезейиду, как заклинатель,ужаленный змеей.

«Я три года жил среди…»

Я три года жил средиБеловежской пущии средь окружающейтосковал среды —даже чем красивей лес,поляна ли – тем пуще —об огромном городе,где-то впереди.

Никакой не урбанист,но тем ведь и печальней —без теорий – просто тактосковать во сне,на проклятом ли явухоть по Ново-Песчанойиль по Горьковско-Тверскойгранитной кривизне.

Нагляделся я болотпод Пинском – это доля,это рок, а не земляи не водоем.Я согласен с куликом,и не напрасно поленазвано Кул́иковым, —за ним же отчий дом.

Нет, березок лапать мынапоказ не будем,свою дурь исконнуюпробивать в закон —кто по городам скучалсильнее, чем по людям,без которых город сампусть и незнаком.

«Как объятые счастьем двое…»

Как объятые счастьем двоевдруг объятыми всей вселеннойощущают себя на миг лишь,но за миг этот жизни ложьвсю отдашь той же необъятной,той же длительной и нетленнойледяной пустоте, к которойв одиночку всю жизнь идешь.

«Не в новом районе…»

Не в новом районе,не в дальнем краютаежном – нет, язаблудился в раю,где дерево жизнисредь чащи в ночиот древа познаньяподи отличи.

Ода на сорокалетие возлюбленного брата

«И навсегда простились с небытьем».

Чрез изуверство иль веру, но люди не зрябратства отвека взыскуют, взыскуя добра:кровью Господней иль ближнего кровью хотя бкровно по-братски навеки связаться хотят.Несть же замены насущнейшей этой нужде,ибо без братства живут они в кровной вражде,ибо ничто не связует их крепче, родней:дети уходят из лона своих матерей;Авель Адамом и Каин Адамом рожден —рознь породивши, Адам понимает: не онсоздал их, чуя в жене сокровенный обман,что за порок первородно ему богодан.Сводится к братству людская тоска по родству:хочется сыну и хочется старцу-отцулибо сынами единого Господа стать,либо, сыскав Богоматерь (единую мать),чистого братства безгрешно достичь. И не зря:братству земному основа – та кровь, что земляпервый раз выпила из человеческих ран…Братство земное стоит на крови, словно храм.Пусть же любовь от себя укрывается в скит.Дружеством Иов по горло коростное сыт.Узами братства да свяжем развал наших дней —связи отвека отраднее нет и трудней.

Брат, сорок лет, как мы братья – за этот же срокпустошь свою Моисей, наконец, пересек.И оттого ль, что запомнил младенчески янесколько лет твоего с нами небытия,я понимаю яснее, за что же мы пьемв день твоего расставанья с небытием:празднуем мы бесконечной пустыни конец,а не начало слепое. Не так ли, отец? —вечным молчаньем слова мои днесь подтверди,сына поздравь с мирозданием – алаверды.

«Три раза ты приснилась мне, но первый раз коварно…»