Богиня легенды - Филис Каст

Изабель посмотрела на служанку, на королеву…

— Конечно, а что такое?

Гиневра наконец заговорила, и в ее глазах светилось веселье.

Я уверена, что Мэри пленила сердце Джеймса. Я угадала, Мэри?

Бедная девочка, казалось, готова была потерять сознание.

Погодите-ка, — сказала Изабель, желая дать Мэри минутку, чтобы прийти в себя, — Мы говорим о Джеймсе, здоровенном мужике, доверенном лице короля Артура?

— Я знаю, что он насмерть сражен некоей Мэри, — пояснила королева. — И слышала, что Артур посмеивался над ним из-за этого. Но я, к сожалению, не знала, о какой именно Мэри шла речь.

— А у вас здесь их много? — спросила Изабель.

— В замке множество и Мэри, и Лили, и девушек с другими именами. Но я уверена, у нас только одна Пруденс, что значит «благоразумие». Не знаю, о чем думала ее мать, когда давала девочке такое имя.

Изабель снова перевела взгляд на пылающее лицо Мэри.

— Так ты действительно та самая Мэри, которая разбила сердце Джеймса?

Мэри осторожно переступила с ноги на ногу с таким видом, будто ей хотелось сбежать куда-нибудь подальше.

— Да, мэм…

Гиневра коротко рассмеялась.

— Влюбленный Джеймс!

— И что тут смешного? — спросила Изабель, — Джеймсу очень повезет, если он завоюет Мэри.

— Нет-нет, мне не то смешно, что они составят пару. Просто мысль о том, что Джеймс настолько опьянен, заставляет меня…

— Порадоваться за них обоих?

— Да, конечно порадоваться.

Мэри присела в реверансе.

— Спасибо, моя леди.

— Изабель.

— Да, моя леди. Я хорошо помню твое имя.

— Но отказываешься звать меня так.

— Да, мэм.

— Мэри… но я-то зову тебя просто по имени!

— Да, мэм.

— Ладно… Тебе ведь всего тринадцать лет?

— Они подождут, пока ей исполнится четырнадцать, Изабель, — сказала Гиневра, — К тому времени мы все решим.

— Вы решите за них? А у них самих нет права голоса в этом вопросе? Между прочим, сама я в четырнадцать лет еще пропадала на детской площадке, болталась на тарзанке и от мальчишек шарахалась — мы, девчонки, верили, что у них у всех водятся вши.

И королева, и Мэри уставились на Изабель так, словно она внезапно помешалась. Она отчетливо услышала тяжелый вздох Вивиан.

Ладно, хорошо, она совершила очередную промашку. И хотя чувствовала себя последней дурой, она все же поняла, что в эту эпоху возраст воспринимался иначе. Поэтому она сосредоточилась на другом.

— Мэри, так почему ты до сих пор ничего не сделала с его волосами?

Гиневра посмеивалась, хотя в ее сердце закралась печаль. Понятно, почему король настаивал, чтобы она посетила графиню и прислушалась к ее советам. Он начал влюбляться в нее.

По правде говоря, Гиневра не могла его винить за это. Изабель оказалась чудесной женщиной, к тому же у нее было собственное мнение, и она не стеснялась его высказывать. Артур всегда прислушивался к другим, и королева этим восхищалась.

Гиневра любила короля Артура. Она полюбила его в тот самый момент, когда они встретились впервые. И только после знакомства с Ланселотом она осознала, что любовь и восхищение — не то же самое, что любовь и желание.

Любовь к Ланселоту была силой, несравнимой ни с чем. И, несмотря на то что она любила и уважала мужа, потребность быть с Ланселотом перевешивала все остальное, полностью лишая ее и здравого смысла, и чувства ответственности. Она забывала о принесенных клятвах. Священных клятвах.

— Гвен?..

Гиневра встряхнула головой.

— Ох, прошу прощения. Я задумалась.

Изабель внимательно посмотрела в лицо королевы.

— Ты встревожена?

Графиня касалась пальцами прекрасного ожерелья на шее, и Гиневра, сама того не желая, неожиданно сказала:

— Так оно и есть, графиня. Но это совсем другое, я не потому искала твоего совета.

— Если тебе захочется рассказать, что тебя беспокоит, я готова выслушать.

Гиневра, не отрывая глаз от ожерелья, заговорила:

— Мы… нам нужно многое обсудить насчет управления Камелотом.

Мэри попыталась откланяться, но Изабель не позволила ей уйти.

— Пожалуйста, расчеши мне волосы, Мэри. А потом заплети косу, как в прошлый раз. К тому же мне хотелось бы услышать и твои соображения.

Мэри затравленно глянула на Гиневру, испугавшись, что ее накажут за одно только предположение, что она может высказать вслух свои мысли или желания. Гиневра и сама была потрясена. Спрашивать мнения слуг? Это уж слишком по-иностранному. Однако она не могла найти ни единой причины возразить. Поэтому она кивнула графине и Мэри.

Как только Мэри взяла в руки щетку для волос, Гиневра забыла о ней. То, что Изабель позволяла какой-то служанке оставаться в комнате, когда они собирались говорить о своих делах, не было необычным. Преданные слуги всегда были чем-то вроде предмета обстановки, никто не обращал на них внимания. Им полагалось помалкивать. И ничего не слышать.

— Нечего и удивляться, что король так тобой заинтересовался, — выпалила она. — Мне это понятно.

И Изабель, и Мэри мгновенно застыли.

— Я не знаю, что именно кажется тебе понятным, — сказала Изабель.

Вспыхнувший на ее щеках румянец говорил сам за себя.

— Уверена, отлично знаешь. Это ведь именно ты убедила Артура…

Гиневра глянула на Мэри, впервые подумав о ней не как о мебели, а как о взрослеющей девушке.

— …Убедила начать тот разговор, которого он избегал так долго.

Изабель поплотнее запахнула пеньюар.

— Честность всегда только к лучшему.

— Вот только такая честность — вроде удара ножом.

— Да, частенько именно так, — кивнула Изабель, — Но тайны нередко ранят намного глубже.

Гиневра почувствовала, что заливается румянцем, но ей не хватило сил отвести взгляд от испытующих глаз графини… испытующих и сочувствующих.

— Сегодня утром я это понимаю. Но недавно я могла дать совсем другой ответ.

Изабель положила ладонь на руку королевы.

— Мне очень жаль, если я все в Камелоте перевернула вверх дном. Я не собиралась этого делать. Я просто хотела, чтобы Артур был честен с тобой, раз он требует честности от тебя.

Мэри чуть слышно откашлялась.

— Простите, что перебиваю вас… я закончила твою прическу, мэм. И если тебе больше ничего не нужно, я была бы рада уйти.

Изабель со смешком откинулась на спинку стула.

— Ты добрая душа, Мэри. Я уверена, многие твои подружки предпочли бы задержаться здесь и услышать как можно больше.

Веснушчатое лицо девочки залилось яркой краской.

— Не знаю, мэм, не могу сказать.

Изабель встала.