Мой Михаэль - Амос Оз

Тетя Женя вышла. Я слышала звук ее суматошных шагов по лестнице и по плитам, устилавшим наш двор, кода она проходила под нашими окнами. Я все еще стояла там, где застал меня приход тети Жени: у гладильной доски с горячим утюгом. Михаэль развернулся и торопливо выбежал на балкон, словно собирался закричать ей вслед: «Тетя Женя! Тетя Женя!»

Через секунду он вернулся. Опустил жалюзи, без шума закрыл окна в комнате. Собрался замкнуть на ключ дверь из кухни. Проходя коридором, он издал сдавленный стон. Быть может, увидел свое отражение в зеркале рядом с вешалкой. Открыл шкаф, достал черный костюм, втянул пояс в брюки. «Мой отец умер», — сказал Михаэль шепотом, не глядя в мою сторону. Будто во время визита тетушки меня вовсе не было.

Я положила утюг под шкаф. Убрала гладильную доску в ванную. Пошла в комнату Яира. Оторвала его от игры. Написала записку, сунула ему в руку и отправила его к соседям, к семейству Каменицер. «Дед Иехезкиэль очень болен», — сказала я Яиру на выходе. С лестницы вернулись ко мне эти слова, будто искаженные эхом, потому то Яир возбужденно возвестил всем детям в доме: «Мой дедушка Залман очень болен, и они едут немедленно спасать его».

Михаэль спрятал кошелек во внутренний карман черного пиджака. Этот костюм принадлежал моему покойному отцу, и моя мать Малка подогнала его под размеры Михаэля. Дважды ошибался он, застегивая пуговицы. Надел шляпу. Схватил по ошибке свой потертый черный; портфель, но тут же положил его на место сердитым, резким движением.

— Я уже готов ехать, — произнес он. — Кое-что из сказанного ею было, возможно, лишним, но она абсолютно права. В этом нет никакого смысла, если это так. Взять честного, порядочного человека, пожилого, не совсем здорового, и вдруг — швырнуть его на тротуар, посреди города, средь бела дня, будто он — опасный преступник. Это отвратительно, я говорю тебе, Хана, это жестоко Жестоко и отвратительно.

Когда Михаэль произносил слова «жестоко и отвратительно», его била сильная дрожь. Словно ребенок пробудился ото сна зимней ночью, и вместо материнского лица глядит на него из темноты кто-то чужой, незнакомый.

XXVI

В течение недели после похорон Михаэль воздерживался от бритья. Я не уверена, что он поступал так из уважения к религиозным традициям или со исполнение отцовского желания: Иехезкиэль обычно любил заявлять, что он ортодоксальный атеист. Может, ощущалось Михаэлем какое-то унижение в том, что в дни траура щеки его будут гладко выбриты. Мелочи могут жестоко унижать в те дни, когда страдания берут нас в осаду. Михаэль всегда терпеть не мог бриться. Черная щетина покрыла его лицо, придав ему выражение мрачное и гневное. Обросший бородой Михаэль виделся мне по-новому. Временами я воображала, что тело его сильнее, чем было оно в действительности. Тонкая шея. Вокруг губ пролегли морщинки, придавая выражению лица холодную насмешливость, вовсе не свойственную Михаэлю. Страдальческий взгляд, словно изнурен человек каторжной работой. В дни траура мой муж походил на запорошенного сажей рабочего в одной из маленьких мастерских на улице Агриппа.

Большую часть дня Михаэль проводил в кресле, завернувшись в светло-серый домашний халат, на ногах — стоптанные комнатные туфли. Когда я клала ему на колени газету, он читал ее сгорбившись. Если газета падала пол, он не нагибался, чтобы поднять ее. Я не знала, погружен ли Михаэль в раздумья, или все мысли оставили его. Однажды он попросил, чтобы я налила ему рюмку коньяка. Я исполнила его просьбу, но он словно позабыл этом. Поглядел на меня с удивлением, но не притронулся к рюмке. В другой раз, после трансляции последних известий, он заметил:

— Как странно …

Он ничего не добавил. Я не спрашивала. Электричесекая лампочка лила желтый свет.

Очень тихим был Михаэль во дни траура по отцу своему. Притихшим был и наш дом. Временами казалось что все мы сидим в ожидании известия. Если Михаэль обращался ко мне или к сыну, то говорил мягко, будто это я осиротела. По ночам я страстно желала его. Эта жажда причиняла боль. За все годы нашего супружества я никогда не осознавала, сколь унизительной может быть эта зависимость.

Однажды вечером мой муж, одев очки, стоял, опираясь обеими руками о письменный стол. Голова его низке склонилась. Спина усталая. Зайдя в его рабочую комнату, я вдруг увидела Иехезкиэля Гонена в моем муже. Я содрогнулась. Склоненная голова, поникшие плечи, расслабленная поза — Михаэль словно вошел в образ своего отца. Я вспомнила день нашей свадьбы — церемонию, проходившую на крыше старого здания раввината, напротив книжного магазина «Стеймацкий». Тогда Михаэль настолько схож был со своим отцом, что я дважды перепутала их. Я не забыла.

Утренние часы проводил Михаэль на балконе, следя взглядом за резвящимися во дворе котами. Все словно замедлилось. Никогда я не видела Михаэля медлящим. Всегда он спешил, словно пытаясь наверстать упущенное. Наши религиозные соседи приходили со словами утешения. Михаэль принимал их с холодной вежливостью. Пока те брмотали свои соболезнования, испытующим взглядом из-под очков сверлил Михаэль семейство Каменицер или господина Глика, словно педант-учитель, вглядывающийся в разочаровавшего его ученика.

Госпожа Сарра Зельдин зашла, ступая с осторожностью. Она явилась с предложением: пусть мальчик поживет у нее в доме, пока не закончатся дни траура. Мрачная улыбка появилась на губах Михаэля.

— Зачем, — сказал он, — разве это я умер?

— Не дай Боже! Не приведи Господь! — в панике запричитала гостья. — Я только думала, что, быть может …

— Быть может — что? — отрезал Михаэль с холодным гневом.

Пожилая воспитательница отступила в смущении. Она поспешила распрощаться. Уходя, просила у нас прощения, словно нанесла нам обиду.

Прибыл господин Кадишман, в черном твидовом костюме, с торжественным выражением лица. Он объявил нам, что при посредстве тети Леи удостоился знакомства с усопшим, хотя и поверхностного. Невзирая на партийные разногласия, существовавшие между ним и покойным, он глубоко уважал почившего, который, по его мнению, был разумнейшим из представителей Рабочего движения. Из заблуждающихся, но не из лицемеров. Господин Кадишман добавил:

— Скорблю о потере, о безвременно ушедшем.

— Весьма прискорбно, мой господин, — согласился Михаэль холодно. Я выдавила из себя улыбку.

Муж подруги Михаэля из кибуца Тират Яар появился на пороге. Из деликатности он медлил войти. Ему хотелось бы выразить свои соболезнования. Просил передать Михаэлю, что он был здесь. То есть он прибыл от себя лично и от имени Лиоры.

На четвертый день, вечером, явились к нам профессор и два ассистента с кафедры геологии. Они уселись в гостиной на диване, напротив кресла, в котором расположился Михаэль. Сидели, выпрямив спины, сжав колени, считая абсолютно неприличным опереться на спинку дивана. Я сидела на стуле рядом с дверью. Михаэль просил меня, чтобы я подала кофе нашим гостям, а для него — чай без лимона, так как изжога досаждала ему. Затем Михаэль учинил им настоящий допрос, чтобы выяснить результаты исследований, проведенных в Нахал Аругот, в Негеве. Когда один из молодых людей начал отвечать ему, Михаэль вдруг резким движением повернул лицо в сторону окна, будто сломалась в нем какая-то пружина. Плечи его дрожали. Я забеспокоилась: мне привиделось, что Михаэль смеется, не в силах побороть свой смех. Он повернулся к нам. Лицо его было безразличным и усталым. Он извинился. Настаивал на продолжении разговора. И пожалуйста, не упускайте подробностей: ему хочется все знать. Молодой человек, говоривший ранее, продолжал с того места, где он был прерван. Михаэль бросил в мою сторону мутный взгляд, будто распознал в моей внешности нечто такое, что прежде было скрыто от глаз его. Ночной ветер ударил ставней о стену дома. Казалось, что время предпочло воплотиться в вещественные формы: электрический свет, картины, мебель. Тени, отбрасываемые мебелью. Дрожащие линии, разделяющие свет и тень.

Профессор вмешался в речи ассистента и заметил сдержанным воодушевлением:

— Те узловые вопросы, которые вы подготовили для; нас в самом начале месяца, не разочаровали нас, Михаэль Гонен. Факты подтверждают ваши предположения. Посему — чувства наши смешанные: мы сожалеем по поводу результатов бурения, но вместе с тем рады, что вы оказались правы в своих предостережениях.

Затем профессор добавил хитроумное замечание о том, сколь неблагодарно занятие прикладными изысканиями по сравнению с теоретическими исследованиями, отметил важность творческой интуиции во всех видах исследований.

Михаэль заметил сухо:

— Вскоре наступит зима. Ночи становятся все длиннее. Длиннее и холоднее.

Молодые люди переглянулись. Затем бросили взгляд на профессора. Пожилой человек беспокойно закачал головой, давая понять молодым, что их намек он уловил вполне. Он встал и произнес с печалью: