Осьминог - Анаит Суреновна Григорян

порта Кова ходит каждый час, а если ее отменят, можно попросить кого-нибудь из рыбаков довезти. За две с половиной тысячи иен любой из них согласится, это всего лишь в два раза дороже билета в одну сторону… Я вас очень прошу, уезжайте с Химакадзимы.

– Послушайте, Мацуи-сан…

Она тихо то ли вздохнула, то ли всхлипнула. Александр испугался, что сейчас она заплачет, и быстро прошел мимо нее, задев плечом стену коридора и поморщившись от неожиданно резкой боли.

В кухне, как он и думал, его ждал Акио. Изуми заварила ему чай и поставила на стол несколько тарелок со сластями: вараби-моти[143] и печеньем-монакой[144] из воздушного рисового теста. Судя по всему, парень к угощению не притрагивался и даже чай едва ли пил: он сидел за столом, похожий на самурая из фильмов Акиры Куросавы[145]: широко расставив ноги, подперев кулаком щеку и угрюмо уставившись в дверной проем. Александр прикинул, что, хоть Акио и пониже его ростом, зато шире в плечах и явно сильнее – скорее всего, здесь на острове он занимается тяжелой работой. Если он захочет драться, шансы у Александра плохие.

– Оссу![146] – Протянул Акио, увидев Александра. – Давно не виделись, амэрика-дзин.

– Здравствуйте, Игараси-сан. – Александр постарался, чтобы его голос звучал как можно более спокойно. – Только я не американец, я из России.

– Да плевать мне, откуда ты там приперся! – Акио едва не вскочил с места, но сдержался. – Как по мне, лучше бы ты поскорее убрался обратно, и чем дальше, тем лучше, придурок!

– Послушайте…

– Нет, это ты меня послушай! Кто разрешил тебе клеиться к моей девушке?! Ты провожал ее вчера до дома, а?! Ведь провожал?!

Александр почувствовал за спиной движение: Изуми осторожно проскользнула в кухню и теперь переводила испуганный взгляд то на него, то на Акио. Глаза у нее все еще были на мокром месте.

– Вы не беспокойтесь, Мацуи-сан, я его в вашем доме бить не стану, – сказал Акио неожиданно извиняющимся тоном, затем снова взглянул на Александра: – Ну что, амэ-ко[147], пойдем на побережье, выясним отношения? Я знаю там одно тихое место, где нам никто не помешает.

Александр с напускным равнодушием пожал плечами:

– Я не против, Игараси-сан, если вы так хотите выяснить отношения.

Акио криво усмехнулся.

– Акио-кун, – Изуми посмотрела на него умоляюще, – я ведь знала тебя еще ребенком, ты всегда был таким добрым воспитанным мальчиком. Что ты теперь придумал?

– Это мое дело с этим американцем, Мацуи-сан, пожалуйста, не вмешивайтесь, – грубовато, но не слишком уверенно отмахнулся Акио. – Он решил, что может увести у меня мою Томоко! Слышь, придурок, да ты не стоишь такой девушки, как Томоко! Езжай обратно в свою Америку и найди себе там девчонку!

– А вот это уж вас совсем не касается, где мне искать себе девушку, Игараси-сан! – Огрызнулся Александр.

В саду от сильного порыва ветра застонало старое персиковое дерево. Александр вспомнил, как на днях Изуми жаловалась, что в его ветвях сплел паутину большой дзёрогумо[148]. Большинство японцев относились к этим паукам, умиравшим с наступлением холодов, совершенно равнодушно, но Изуми сказала, если большой паук вдруг ни с того ни с сего появился в саду, то обязательно случится беда, и что в детстве ее однажды укусил дзёрогумо – ранка потом долго болела, и на ее месте остались два маленьких белых пятнышка. Александру подумалось, что перед тем, как уехать в Нагоя, нужно поймать паука в какую-нибудь коробку и выпустить подальше от дома.

– Ну так что? – Акио поднялся со стула, не переставая сверлить Александра взглядом. – Ты пойдешь или струсил?

– Пойдемте, Игараси-сан.

Александр вежливо поклонился Изуми:

– Я скоро вернусь, Мацуи-сан.

Она только неуверенно кивнула в ответ.

На побережье, куда привел его Акио, было и впрямь пустынно: по-видимому, сюда даже в туристический сезон почти никто не заглядывал. Со стороны дороги берег был скрыт густыми зарослями давно не стриженной камелии, на влажных камнях валялись комья мертвых водорослей и мелкий мусор: сухие стебли тростника, обрывки рыболовецких снастей, крышки от пластиковых бутылок и рыбья чешуя; чуть поодаль на берегу были свалены никому не нужные доски, ржавые якоря сейнеров, поросшие ракушками, и выброшенный кем-то старый телевизор с торчащей вверх трубкой кинескопа. Александр подумал, что в России дети, наверное, давно бы его разбили. Он перевел взгляд на Акио: тот стоял напротив, сунув руки в карманы, и пинал носком кроссовка пустую ракушку: перекатываясь по плоским камням, она издавала тихий фарфоровый стук. На лице Акио краснела свежая царапина: продираясь через заросли, они оба порядком исцарапались, испачкали одежду в паутине и перепугали целую армию обосновавшихся в кустах насекомых и мелких птиц. За все то время, что они шли сюда от дома, парень не проронил ни слова и даже не взглянул на своего соперника. Александр сунул руку в карман: уходя, он, сам не зная зачем, взял со стола несколько завернутых в прозрачную бумагу печений.

– Ну-у… – Наконец протянул Акио. – Что будем делать, амэрика-дзин?

– Это вам решать, Игараси-сан. Вы меня сюда притащили.

От пряного запаха моря и гниющих на берегу водорослей и моллюсков щипало в носу и слезились глаза.

Акио вздохнул и отвернулся, уставившись в сторону Нагоя. На некотором отдалении от берега из моря торчало несколько крупных острых камней, на которых была заметна скудная растительность.

– Японские острова, – невесело усмехнулся Акио.

– Нас в институте учили, как запомнить иероглиф «остров»: даже самая маленькая гора, на которую может сесть птица, уже считается островом[149].

– Никогда об этом не задумывался. – Похоже, Акио уже не собирался затевать драку и был рад смене темы. – Но я, вообще-то, в кандзи[150] не очень силен. В школе я плохо учился, вечно путал иероглифы «дерево» и «книга»[151]. Никогда бы не подумал, что на меня обратит внимание такая девушка, как Томоко.

– Девушки не всегда влюбляются в отличников.

– Да ну? – Акио искоса посмотрел на Александра. – Ты-то что об этом знаешь, умник? Ты вообще кто, банковский менеджер?

– Меня уволили, – просто сказал Александр.

– Ээ? Ты серьезно? – Акио сухо рассмеялся.

Александр пожал плечами.

– Уволили! – Повторил Акио. – Так ты, значит, никакой не умник, а просто неудачник! И что ты такого натворил? Приставал к жене своего начальника?

На один из торчащих из воды крошечных островков уселся грязный дикий баклан и принялся чистить перья, периодически недоверчиво поглядывая на людей. «У иероглифа «птица» есть клюв, два глаза и ключ «огонь», который для удобства запоминания можно считать хвостом из четырех перьев». У сидевшего на камнях баклана в хвосте едва ли нашлось бы больше.

– У[152], – коротко назвал баклана Акио, наклонился, подобрал с земли камешек и бросил в птицу: камешек плюхнулся в воду в паре метров от островка, баклан расправил крылья, издал презрительный сиплый крик и снова занялся своим оперением. – Вот придурок! Ты только посмотри на него!

– К Кисё вы ее не ревнуете.

– Что? – Не понял Акио.

– К Камате-сану, официанту из «Тако».

– С чего это я буду ревновать девушку к своему лучшему другу? – С нескрываемым удивлением спросил Акио.

– Лучшему другу?

– Ну да.

– Разве…

– Чего? – Акио взял с земли еще один камешек и, сильно размахнувшись, снова швырнул в баклана: на этот раз камешек с еле слышным стуком ударился о темный, изрезанный глубокими трещинами отвесный берег.

– Я думал, Кисё здесь совсем недавно. Он говорил, что родился в Осаке… хотя…

– В какой еще Осаке? – Акио наклонился и собрал еще несколько камней – он явно не собирался успокаиваться, пока не сгонит баклана с его каменистого насеста. – Ну и горазд же