Виа Долороза - Сергей Парфёнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я принял решение выйти из партии!
Даже если бы в зале грянул гром, он наверное не произвел столь оглушительного эффекта. А Бельцин оперся руками на трибуну и немигающе, как удав, уставился в зал.
– Я принял это решение, потому что за последние дни убедился, что партия превратилась в деструктивную силу, которая не способна быть авангардом народа, способным возглавить процесс позитивных преобразований в стране…
Зал наконец очнулся. С мест раздались редкие истеричные выкрики "Позор!" и "Предатель!", но Бельцин не обращая на них внимания, твердым голосом продолжал:
– Заключительную точку в моем решении поставила развязанная против меня травля в партийной прессе… Газета советских коммунистов "Правда" стала рупором реакции, старающейся дестабилизировать процесс демократизации и прогрессивных реформ. Опубликованная в "Правде" статья, перепечатанная из "Вашингтон пост", бросает тень не на российского президента, как могло кому-то показаться, она ударила по авторитету партии и по простым коммунистам прежде всего… Поэтому не личная обида или личная выгода двигала мной, когда я принимал это трудное, но единственно правильное решение…
Сейчас хочется сказать: процесс перестройки, начатый коммунистами пять лет назад сегодня зашел в тупик! Преобразования потребовали пересмотра ряда принципов и экономических стимулов в обществе, к чему коммунистическая партия оказалась не готова. Поэтому, я считаю, что партия утратила моральное право называться доминирующей силой общества и, как Председатель Верховного Совета России запрещаю своим указом деятельность первичных организаций на всех государственных предприятиях в Российской Федерации!
При последних словах в Кремлевском дворце установилось тяжелое гробовое молчание… Бельцин окинул взглядом зал – теперь он не казался ему сборищем средневековых инквизиторов, готовых с наслаждением пытать и казнить непокорных еретиков, – он напоминал загнанную стаю волков, прижатую к красным флажкам, понимающих, что расправа близка и неизбежна…
– Отныне коммунистическая партия утрачивает своё привилегированное положение в обществе! – сказал Бельцин громко. – Я хочу, чтобы все это поняли! Это не запрет партии как таковой – это ещё один шанс ей найти диалог с народом, стать действительно партией народа не на словах, а на деле… Спасибо, я закончил!
Бельцин подошел к президиуму и молча положил перед Михайловым свой партбилет. Михайлов сидел пунцовый от распиравших его обиды и раздражения. Он понял, что проиграл. Проиграл полностью и бесповоротно, – что называется, в чистую… Бельцин с чувством превосходства взглянул на него, усмехнулся и, не слова не говоря, вышел из зала…
Линаев, сидевший рядом с Михайловым наклонился и тихо прошептал:
– Алексей Сергеевич, надо выступить! Нельзя так оставлять…
Михайлов продолжал неподвижно сидеть… Наконец, взял себя в руки, поднялся и вышел к трибуне:
– Товарищи… Гм, – он нервно откашлялся, стараясь сбить осиплость. – Поступок Владимира Николаевича… Это – не геройство… Как хотелось бы некоторым представить… Потому что уход из партии сейчас – это дезертирство, коньюнктурство и игра на публику…. Сейчас оставаться в партии не выгодно или может даже опасно… Поэтому теми, кто оставляет партию сегодня движут те же мотивы, по которым они раньше в партию вступали… Личная выгода и личный интерес… Обвинять партию в предвзятости к кому либо неправильно – сейчас партия ведет открытый диалог со всеми конструктивными силами в стране. Партия начала процесс демократизации в стране и последовательно его продолжает…
Линаев, слушавший в президиуме речь Михайлова, прикрыл глаза ладонью.
"Что он делает? Что он делает?! – в отчаянии подумал он. – Он же оправдывается!!! Получается, что не Бельцин виноват, а мы! Мы должны доказывать, что ни в чем не виноваты… Ну уж нет, никому не позволено судить партию!"
Когда Михайлов сел на место, Линаев взял слово. Он бодро вышел к трибуне и громко произнес:
– Товарищ Бельцин… Или как там теперь его называть?… господин Бельцин?…быстро забыл, что такое партийный долг и партийная ответственность, когда вопрос коснулся его лично и когда лично его попросили отчитаться за свои поступки! Бросить билет на стол оказалось проще, чем отвечать! Но когда отвечать не хочется, лучше самому начать обвинять своих оппонентов… Не важно, что твои оппоненты – это двадцать миллионов коммунистов! Как известно нападение лучший способ защиты! Неужели ещё кому-то не понятно, что действия Владимира Николаевича продиктованы только желанием уйти от ответственности и собственным честолюбием и направлены в конечном итоге против одного человека? Я уже не говорю, что они незаконны! Как известно, шестую статью Конституции у нас никто не отменял… Не мною сказано, но кстати будет повторить здесь в небольшой редакции знаменитые слова: "Вам, господа хорошие, нужны великие потрясения, а нам нужна великая страна!"…
И Линаев под аплодисменты зала занял своё место в президиуме.
Телекамеры вели прямую трансляцию и никто в тот момент не осознал пикантность ситуации… Произнесенные Линаевым слова на самом деле принадлежали Столыпину, – председателю Совмина царской России, и обращены они были к представителям только народившейся партии большевиков, пуля одного из которых потом оборвёт его жизнь, и чьи наследники теперь сидели в этом зале…
Но Бельцин уже покидал Кремль победителем. Он подписал указ в тот же день…
Уже вечером в разных местах Москвы плескались митинги в его поддержку – перед памятником Пушкина рядом с кинотеатром "Россия", на Старой площади около памятника Юрию Долгорукому… Лозунги, лозунги, лозунги! Бронзовые титаны со своих громоздких постаментов с удивлением взирали на митингующих с плакатами под ними. На самодельных плакатах написано – "Владимир, ты прав!", "Долой кпСС!", "Михайлова и его клику в отставку!" В воздухе витали справедливые, обличительные слова и какая-то пронзительная, обнаженная искренность чувств.
На следующий день газета "Правда" вышла с извинениями в адрес президента России за непродуманную редакционную политику и заискивающе просила прощение у Бельцина за действия американских коллег из "Вашингтон пост".
Михайлов был раздавлен. Он отменил все свои встречи и даже поездку в Италию за получением престижной премии Фьюджи, – сидел у себя в кабинете в Кремле и никого не принимал. Помощникам и секретарю сказал, что работает над тезисами о положении в стране к 1 Мая и просил ни с кем не соединять. Но несмотря на запрет кто-то все же прорвался – телефон на столе Михайлова пронзительно и требовательно зазвонил… Михайлов поморщился, но трубку все же снял. Звонила жена:
– Алексей, так нельзя! – услышал Михайлов её звенящий от волнения голос. – Я не просто тебе как жена или друг, я сейчас как гражданин говорю – промолчать сейчас значит допустить развал страны! Нельзя сейчас сидеть сложа руки… Ты ведь не только Генеральный секретарь, ты еще и президент великой державы! На тебе ответственность огромная, её так просто не сбросишь!
Михайлов помолчал, потом спросил:
– Ты сейчас где?
– В Фонде, – Нина Максимовна была председателем фонда "Мир – детям".
– Хорошо, приезжай – обсудим…
Нина Максимовна приехала быстро. Вошла без стука, посмотрела на мужа – сердце больно кольнуло: осунувшееся лицо, мутные тяжелые мешки под глазами, взгляд – как у побитой собаки, исподлобья… Ни слова не говоря, Нина Максимовна бросила сумочку на стул, села напротив. Подумала: "Интересно, ел ли он что-нибудь со вчерашнего дня?" Но сказала не об этом:
– Алексей, как ты можешь! Отменять международные встречи – это верх безответственности! Демонстрировать перед страной, перед всем миром свою слабость… Такой подарок Бельцину!
Михайлов лишь устало отвёл глаза в сторону, а Нина Максимовна между тем не унималась:
– Ты, что решил предать своё дело? Ты же сам говорил, что для тебя нет другой страны и другой перестройки быть не может!
Михайлов мрачно взглянул на жену:
– Кто тебе сказал, что я отменил все встречи? Плешаков?
– Юрий Алексеевич – единственно по-настоящему преданный тебе человек, – решительно вступилась за начальника 9-го Управления Нина Максимовна. – Остальные за личные блага, да за чины работают… И побегут как крысы в случае чего… А он не за страх… За совесть…
Немного успокоившись, произнесла уже более мягко:
– Нельзя… Нельзя сейчас расслабляться…
Михайлов, чувствовавший не уютно себя под укоризненным взглядом жены, встал и подошел к широкому окну:
– Да дело не во мне… – сказал он сдавленным голосом. – Пойми ты! Бельцин – прохвост… Человек без правил, морали и чести… И тем не менее его поддерживают! Он же демагогией занимается… Татарии – свободу? Пожалуйста! Прибалтам? Нате, берите! Грузия? Тоже! И ни в одной газете, ни в одной передаче – ни слова критики, ни слова осуждения! Перепечатываем статью об его похождениях в Америке, и ведь не из какой-нибудь бульварной газетенки, а из "Вашингтон пост" – не верят! Не верят! Неужели они Михайлова настолько ненавидят, что уже вокруг ничего не замечают?