Спецхран (СИ) - Прягин Владимир

— Да уж, — сказала Анна с сарказмом, — выбор на любой вкус. Мордобитие, криминал и опыты над людьми. Замечательная программа на вечер.

— А ты бы что предпочла? Бытовую драму про доярку и комбайнёра на фоне перевыполнения плана? Чё-то я сомневаюсь… Пойми меня правильно, я уважаю и доярок, и комбайнёров. Они для страны в десять раз полезнее, чем я, например. Без них мы даже пожрать не купим, на них всё держится. Но речь-то сейчас всего лишь о развлекательных фильмах. И комбайнёр после смены включит не кондовый соцреализм, а боевичок, если будет выбор. А доярка, например, «Санта-Барбару», которую сегодня тоже показывали. Ну, или они вместе глянут «Притворщика»…

— Все эти фильмы и сериалы — американские, так ведь? А почему не наши?

— Да потому, что американцы в массе своей снимают кино для зрителя. Развлекают. Это не означает, конечно, что всё у них зашибись. Сплошь и рядом выходит полная лажа, низкопробная хрень. Ну а если фильм высокобюджетный, то сценарий иногда переписывается чуть ли не десять раз — продюсеры хотят не историю рассказать, а просчитывают зрительскую реакцию буквально по эпизодам. Но общий принцип все знают чётко — решает публика. Если она не купит билеты, киностудия разорится.

— А у нас? Ну, в смысле, у вас?

— Пока был Союз, государство всё финансировало. Это идёт на пользу, если тема серьёзная и масштабная. А если что-то попроще? Контент, который должен развлечь народ? Но и тут государство хочет, чтобы соблюдалась линия партии. А кассовый успех — дело второстепенное. Получается пресловутый соцреализм. И если вдруг в его рамках режиссёр умудряется извернуться, народ просто валом валит. Та же «Бриллиантовая рука» или «Москва слезам не верит» — до дыр засматривались в кинотеатрах. Потому что сделано для людей, а не для худсовета. Но самое забавное началось в перестройку…

— Не поняла.

— Ты просто вообрази ситуацию. Советская власть ещё существует и даёт деньги на кинопроизводство — но снимать уже можно всё! Потому что гласность. И вот на государственные деньги снимают антисоветчину, а то и почти порнуху. Но режиссёры были довольны, да.

Она посмотрела на него с недоверием:

— Чем глубже погружаюсь в ваш мир, тем более абсурдным он кажется. На всех уровнях, от микро до макро. Удивительно просто, что всё это существует в реальности…

— Есть такое.

— Ладно, уговорил — пойдём, что ли, поглядим твоего «Притворщика».

Взяв тарелки с едой и чай, они перебрались в комнату, к телевизору. Увидев исполнителя главной роли, Анна сказала:

— Красивый парень. И взгляд у него действительно умный.

— А у меня?

— Дипломатично молчу.

Но больше всего её повеселила реклама в паузе. Она хохотала в голос, когда фотограф из ролика отвлёкся на минуту-другую, чтобы съесть шоколадку, а хитрые панды устроили у него за спиной феерический парный танец. Алексей тоже усмехнулся:

— Прямо про нас. Высматриваем, вынюхиваем, но ничего не видим. Хотя буквально под носом творится всякая дичь.

— Вот вечно ты всё опошлишь. За это — сам идёшь мыть тарелки. А я буду сибаритствовать.

— Так и быть.

Он сполоснул тарелки на кухне, умылся в ванной, а когда вновь явился к телеэкрану, Анна спала, свернувшись калачиком, и лицо её казалось во сне наивным, слегка обиженным. Он укрыл её пледом, выключил телевизор и ушёл в соседнюю комнату.

Закончился третий день «попаданства».

Снилась опять какая-то муть, забывшаяся под утро.

За завтраком он спросил:

— Ты про этого Гену, который приятель Вадика, почему заговорила вчера? Про него в компьютере что-то было?

— Нет, просто из разговора со Светой стало понятно, что Вадик нам не всё рассказал про своё отбытие в прошлое. А Гена — последний, с кем он общался здесь.

— Эх, ну вот, а я губу раскатал. Думал, в компе у Вадика коварные планы расписаны поминутно. С паролями, явками и всем прочим.

— Так только в кино бывает, которое ты так любишь.

— Спокойно, Анька, мы ещё уедем в закат на кабриолете. Или на «девятке» хотя бы, оттенка «серый металлик», чтобы аутентично.

— А я вот опасаюсь, что Гена — на работе сейчас. Придётся либо искать, либо сидеть под дверью весь день.

— Судя по описаниям Светы, на трудоголика он не тянет. Ну что, погнали к нему?

С деньгами было, как ни крути, удобнее, чем недавно без них. Первая же тачка на улице затормозила с готовностью, стоило только махнуть рукой у обочины, и доставила «попаданцев» к нужному дому за железной дорогой.

Искомый Гена курил на лавочке у подъезда.

Почему-то Алексей сразу предположил, что этот дрищ в спортивных штанах, футболке и шлёпанцах — тот, кто нужен. Не понадобились даже подсказки через планшет.

— С добрым утром. Геннадий?

— Да ты экстрасенс, братан. Кашпировский, ёлы. Глянешь по-быстрому, как там моё астральное тело? Не покорёжилось с бодунища?

— Мы знакомые Вадика…

— С Москвы, что ли?

— Почему ты именно так решил?

— Да хэ-зэ. Какие-то вы неместные.

— Мы действительно не отсюда. Заходили к Светлане, но она нам сказала, что Вадим, как назло, в отъезде. Вроде в Москве как раз. Теперь вот решили и у тебя спросить — может, ты подробности знаешь?

— Может, и знаю. Но с какой радости я буду тебе докладывать? Нет, братан, если побазарить, то подойди нормально, не с пустыми руками. А то уже новый день на дворе, а у меня — ни в одном глазу. Непорядок.

— Намёк понятен. Предпочтения по напиткам имеются?

— А ты мне устрой сюрприз, прояви инициативу. Надька моя — та больше по красненькому, а я не консерватор ни разу. Готов к открытиям.

— Где у вас магазин ближайший?

— Вон, за углом. Не перенапряжёшься.

— Закусь тоже нужна?

— Ну, ты ж вроде не босяк. И подруга культурная, сразу видно. А вопросы — хоть стой, хоть падай. Куда ж без закуси?

— Ладно, жди. Скоро будем.

Гена метнул окурок куда-то в сторону урны, поднялся, шагнул к одному из окон первого этажа и коротко стукнул:

— Надька, подъём!

Он зашёл в подъезд, а Анна спросила у Алексея:

— Ты правда с ним пить собрался? Прямо с утра?

— Исключительно ради дела, — сурово ответил он. — Себя не жалею, Анечка. Собираю волю в кулак.

— Твой так называемый юмор тоже иногда утомляет.

В магазине он, как ни странно, нашёл-таки приличную выпивку. Производил её винзавод из Будённовского района, основанный век назад и старавшийся держать марку. Алексей взял красное и коньяк, добавил мясной закуски.

— Ну, ничё так, — одобрил Гена, впуская гостей в квартиру. — Не пожмотничал, уважаю. Надька, подтягивайся!

Из комнаты в ответ раздалось что-то невнятно-сонное. Хозяин и «попаданцы» прошли на кухню. Там покряхтывал холодильник, старый и небольшой, а под раковиной стояла пустая тара из-под пива и водки. В шкафчике нашлись рюмки и стаканчики из дешёвого хрусталя.

Анна, которой Гена плеснул вина, нерешительно посмотрела на Алексея. Тот чуть заметно пожал плечами — пить, мол, не обязательно, но попробовать можешь и не отравишься.

— Ну, за знакомство, — сказал Геннадий, разлив коньяк.

Свою рюмку он хлопнул сразу, единым махом. Алексей только пригубил и, дождавшись, пока хозяин закусит, поинтересовался:

— Так что там с Вадиком? Что ты слышал?

— Короче, тема такая. На той неделе, в субботу, Надька на сутки ушла дежурить. Я такой — йес, футбол посмотрю спокойно. Вадику позвонил. Он подтягивается — с сумкой спортивной и злой, как бобик. Спрашиваю — чё за байда? Светулька выгнала, что ли? А он мне — нет, нифига подобного. В Москву собирался — ночь у меня хотел перекантоваться, а утром сразу на поезд. Но в кассе ему — облом по всей морде, билетов нет, раскупили. Остались только на понедельник…

— Ага, — сказал Алексей, — понятно. А в Москву-то ему зачем?

— Армейский дружок позвал. Покуролесить, типа, и насчёт бизнеса прикинуть хрен к носу. Вадик вообще в последнее время весь озабоченный. Хочет чё-нибудь забабахать, но с лавэ у него напряг. Даже надумал перетереть с одним мутным чуваком, чтобы бабла занять, но очканул в итоге…