Последний перевал - Алексей Котенев

— В город вот-вот ворвется японский отряд смертников. Приготовиться к бою. Драться будем до последнего патрона.

Сообщение командира вызвало у всех крайнее удивление. Какие японцы, если кончилась война? Ахмет сощурил глаза, будто смотрел в это время на яркое солнце. Сулико в недоумении раскрыл рот. Озадаченный Терехин поскреб в затылке, совершенно не понимая, о чем говорит командир. Коли в город придут японцы, то наверняка затем, чтобы сдаться в плен. Чего же тут пороть горячку? И только танкисты ничем не выказали своего недоумения — мигом скатились с лестницы и бросились к машине. Война научила их одному непреложному правилу: сначала займи боевое место, а потом выясняй, что к чему и зачем.

«Пятерка нападения» быстро ссыпалась вниз. Надо было скорее обдумать, как организовать оборону, где расставить огневые точки. У крыльца Ермаков увидел Лялю с медицинской сумкой на плече. «Вот еще нашлась помощница», — подосадовал он.

Но говорить с ней не было времени. Командир взвода вместе с Шилобреевым торопливо прошел к воротам и, встав под их навесом, прислушался. Все так же шел дождь, настукивая по железной крыше, в водосточной трубе однообразно булькала вода. И больше ничего — всю площадь закрыла непроглядная ночная темнота. Тишина и темнота…

— Откуда у тебя такие сведения? — спросил Филипп.

— Источник надежный, — ответил Ермаков.

— Ни черта не могу понять…

— Чего тут не понимать? — резонно рассудил Ермаков. — Сначала они драпанули от нас, думали, вся бригада идет. А потом прознали, что нас здесь одна горстка, и решили с нами «побеседовать».

— Не управляющий ли сработал? Баб подсунул, шельма…

— А ты и рад стараться! Победа! — сорвался было Иван, но тут же заговорил о деле. — Теперь некогда болтать. Давай соображать, как встречать гостей.

Задача была нелегкая. Неизвестно, что за отряд на них нападет и с какой стороны нагрянет. А главное, уж очень мало у них сил для обороны: «пятерка нападения» да один танк. К тому же в танке нет ни одного снаряда: ведь ехали не биться, а мириться. Придется нажимать на пулемет, благо есть патроны. Японцы кинутся прямо к воротам. Зачем им хитрить, если они уверены, что разведчики спят? Здесь, у ворот, — на главном направлении — Ермаков решил сосредоточить все свои силы, тут же решил поставить и тридцатьчетверку, как самую мощную огневую точку.

— Кати ее к воротам, — крикнул он Бушуеву.

Танк глухо загудел и медленно направился к воротам. Иван с горечью подумал: «Хотя бы до ворот хватило горючего…»

До ворот горючего хватило. Машина тихонько подошла к железной решетке и остановилась в каменном проеме.

На глаза Ермакову попался Сулико.

— Вызывай немедленно бригаду! — потребовал он.

— Нет связи: горы, гроза. А может, повредилась… — виновато доложил радист.

Ермаков безнадежно махнул рукой и послал радиста в палисадник наблюдать за правым флангом обороны. Палисадник выдавался вперед, и оттуда можно увидеть, не крадутся ли японцы вдоль каменной ограды.

— А ты давай в дом, на второй этаж, — приказал Иван Шилобрееву. — Поставь Ахмета и Терехина у окна. Сигнал — ракета.

Расставив всех по местам, Ермаков вышел за ворота, оглядел базарную площадь. В темноте едва проступали торговые ряды, крытые камышовым навесом. Подальше темнела глиняная будка, а ближе все пространство было покрыто перемешанной грязью и залито лужами. Около ворот на высоком столбе тускло горел фонарь. «Что это мы освещаемся?» — спросил себя Иван и, схватив попавшийся под руку булыжник, разбил лампочку. Все, что виднелось под фонарем, — и железные решетчатые ворота, и старый, могучий дуб, и поблескивающая на дожде тридцатьчетверка, — все исчезло в кромешной тьме.

Медленно тянулись минуты ожидания. Город спал, окутанный густым мраком. Единственная лампочка в центре площади едва освещала верхнюю часть столба. Слева высился громадным черным боровом чуринский магазин. За ним торчал почерневший купол церквушки. Над крестом клубились черным дымом мрачные тучи. Тишина…

Но вот за площадью заливисто залаяла собака, загавкала другая. В тусклом свете дальнего фонаря что-то зашевелилось.

— Идут… — шепнул Шилобреев.

Ермаков поднял бинокль и разглядел в дождливой мути круглые поблескивающие каски. Они вначале вроде плыли в тумане, а потом начали подскакивать, то ныряя, то высовываясь вновь. Вскоре они выкатились на площадь. Под касками еле вырисовывались мутные, серые фигурки. Трудно было определить, сколько их шло на чуринский особняк. Взвод? Рота? Вот они уже развернулись в цепи.

Ермаков не спуская глаз смотрел на приближающиеся цепи, крепко сжимая в руках автомат. Надо было подпустить их поближе, чтобы вернее ударить из пулемета и автоматов. Хорошо бы подпустить на гранатный бросок: уцелевшие залягут, и их придется добивать гранатами. Они тоже начнут бросать гранаты, но в лежачем положении далеко гранату не бросишь. Вот и надо остановить японцев на таком рубеже, чтобы их гранаты не долетели до ворот.

Побежали тревожные секунды. Ермаков замер в ожидании. Японцы были уже совсем близко. Вот они миновали подстриженную полоску кустарника. Пора! Ермаков нажал на пусковой крючок, и ракета, рассекая дождливую муть, взвилась над площадью, рассыпаясь на мелкие искорки. Басовито рявкнул пулемет на тридцатьчетверке, тонко и часто застрекотала автоматная дробь из окон комендатуры. Неприятельская цепь исчезла. Но Ермаков понимал — не все бежавшие скошены огнем. Иные упали, чтобы укрыться от пуль, но он твердо знал: основная сила скошена и не бросится больше к воротам. Такого начала самураи, конечно, не ожидали.

Когда автоматный стрекот стих, Ермаков схватил гранату, громко крикнул:

— Гранаты к бою! — и первый бросил гранату туда, где залегла вражеская цепь.

На площади запрыгали оранжевые всполохи взрывов. Казалось, лопались огненные пузыри, рассекая ночную темень острыми багровыми ножами. Ошарашенные самураи отвечали слабым огнем. У торговых рядов то слева, то справа вспыхивали одиночные винтовочные выстрелы. Пули цокали по броне машины, рикошетили в стороны. Потом у носа тридцатьчетверки рванула граната, осветив багровым пламенем железные ворота и мокрую, будто отлакированную, тридцатьчетверку.

Ермаков высунул голову из-за нижней железной полосы ворот, пустил в дождливое небо красную ракету. Пока она трещала и переливалась в дождевых струйках, он успел разглядеть, как много сделал внезапный кинжальный огонь, и невольно подумал: «Молодец батя, что предупредил. Ведь тепленьких могли прихватить, в постели… А теперь — шалишь! Черта с два!» Но Ермаков увидел и другое: первая встреча не решила исхода боя. Отряд на них шел немалый, и его остатки будут продолжать бой. Здесь, у ворот, не продержаться — надо уходить в укрытие, в чуринский склад.

— Всем к складу! — скомандовал Ермаков.

Разведчики отошли к складским дверям. Шилобреев сбил ломом большой замок. Лязгнули железные засовы, заскрипели широкие кованые двери. Натыкаясь в темноте на бочки, ящики и мешки, разведчики забежали в склад и стали быстро выбирать место, откуда удобнее вести огонь.

Ермаков метнулся к танку, решил и его загнать в склад, чтобы использовать как прикрытие складских дверей: ведь закрываться наглухо нельзя — двери могут взорвать.

— Давай в эту амбразуру! — крикнул он.

Тридцатьчетверка дала задний ход, круто развернулась и втиснулась в дверной проем.

За воротами раздался гранатный взрыв. К Ермакову с визгом подбежала перепуганная Ляля, схватила его за руку, потащила в сторону. Она уже не хотела быть сестрой милосердия, не хотела умирать.

— Братик, уйдем отсюда, уйдем… — испуганно пролепетала она, дрожа всем телом.

— Куда уйдем? — возмутился Иван.

— Домой, к нам. Мы перелезем через забор. Нас не увидят. Я спрячу тебя в подполье, — с придыханием шептала она.

— С ума спятила девчонка!

— Ваня, Ванечка… Они убьют тебя!

Он оттолкнул сестру в сторону, кинулся к складским дверям, гаркнул охрипшим голосом:

— Пускай только попробуют, гады! — и тряхнул в воздухе большим, увесистым кулаком.

В складе пахло краской и карболкой, из глубины тянуло прелой, чумизой. Ермаков смахнул со лба липкий пот, осветил карманным фонариком длинное невысокое помещение с одним узким зарешеченным окном, похожим на бойницу. Желтый снопик света скользнул по серой кирпичной стене, прошел, будто принюхиваясь, по длинным стеллажам, заваленным всякой всячиной. Здесь лежали расписанные вензелями коробки, торчали сахарные головы и винные бутылки. У стеллажей громоздились тюки тканей, промасленные бочки, из поваленного мешка сыпалась соль. Тут хранились привезенные отовсюду товары чуринской фирмы, отсюда их доставляли в магазины для продажи.