Морской волк - Владислав Олегович Савин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фрицы легли. Даже стреляют. Смех! Пулемета у них не было, а что нам винтовками сделаешь, про МР я вообще молчу, на восьмистах-то метрах? Ну Петр Егорыч и прошелся по ним с моей помощью, одного за другим выбивая, как в тире. Их там буквально на куски рвало, таким калибром, просто жуть! Хотя фашисты ведь, не люди.
Куда кожаный делся, что за черт? Да вот вроде лежит, не шевелится. Неужели та самая первая пуля сразу двоих достала? Вот это номер вышел! Рассказать, не поверят!
Мы вечером только ушли. Когда в темноте уже ничего видно не было. Говорил Петр Егорыч, что есть такие приборы, которые и ночью позволяют видеть и стрелять, но мало их пока, и особо секретные, лишь для осназа.
А наши к тому месту через день вышли. Что фрицы дохлые там валялись, кусками, все вокруг кровищей забрызгано было, это подтвердили. Но вот никого в черном кожаном пальто или черной шинели там не было. Даже фрагментами, как сказал наш капитан.
Неужели уполз, зараза? Да не бывает ран от крупнокалиберных, тут если попало, то все! Значит, не шевелясь лежал, до темноты?
А мне вместо медали порицание от капитана. Что, наверное, важную птицу упустили. Ну а двадцать дохлых фрицев обычных – кого этим сейчас удивишь.
Берлин, Принц-Альбрехт-штрассе, 8. 26 декабря 1942 года
– Ну Руди, с чем явился?… Да на тебе лица нет. Так – плохие новости? И насколько плохие?
– Хуже, чем вы думаете, герр рейхсфюрер. Много хуже.
– Возьмите себя в руки, группенфюрер, и доложите, как положено!
– Согласно вашему приказу проведена проверка двух случаев, когда возникли сильные подозрения в действии русской разведки. Первый: десантная операция на остров Сухо в Ладожском озере. В число подозреваемых попало девять человек, список приложен к моему отчету. Второй: проверка в боевых условиях наших новейших тяжелых танков в районе города Мга, где они угодили в засаду. В числе подозреваемых оказалось двадцать восемь человек, включая тех, которые были связаны с железнодорожными перевозками, и список также прилагается к отчету. Эти списки полностью не совпадают друг с другом. Следовательно, эти два случая не связаны друг с другом фигурантами. И все же связь есть. Она в необъяснимости. Точно такой же необъяснимости, которую мы уже заметили в типе и действиях той загадочной русской подлодки, а также в кардинальном изменении их тактики на сухопутных фронтах. Особо отмечаю, что сначала эти изменения проявились лишь на северных участках фронта.
– Стоп. Не надо докладывать выводы. Давай… попросту, без чинов… изложи мне, в каком порядке ты думал и как пришел к выводам.
– Не к выводам. Лишь к предположению. Прямых доказательств у меня нет. Ты же знаешь, Генрих, я был хорошим следователем. Так вот, с таким материалом я бы не то что к судье – и к начальнику бы не пошел, но сейчас дело вырастает до государственного уровня.
– Это вывод. Я просил описать порядок умозаключений.
– Единого шпиона быть не могло. Внизу он не имел бы всей информации, вверху же утратил бы детальность восприятия. Где, на каком уровне сходились в одних руках данные о десанте у Сухо, об испытаниях тяжелых танков и еще о нескольких подобных случаях… В папке, перечень прилагается. Да, Генрих, были и еще ситуации, когда русские с дьявольской прозорливостью играли «на опережение». Или действовали с невероятной наглостью, будто «туман войны» для них не существовал. Это лишь то, что я нашел на северном участке фронта. Хотя, если я прав, к югу это должно уменьшаться, сходить на нет… на данный момент времени. Но волна растет. Она захлестывает все дальше. Боже, спаси Германию!
– Я не понимаю, о чем ты?
– Если бы этот «шпион» или даже целая организация, вроде недавно разгромленной «красной капеллы», существовали на самом деле, то наша служба «функабвер» или дипломатические каналы были бы просто перегружены сигналами о передаваемой Сталину информации. И уж тогда их поиск и ликвидация натасканными подразделениями нашей «зондеркоманды» были бы лишь делом времени, причем не очень и долгого. Но ведь НИЧЕГО такого не было. А передать одним сообщением ВСЮ эту информацию было бы просто невозможно, поскольку если бы ее отправили поздно, то значительная ее часть просто потеряла бы смысл, а то и просто нанесла бы вред красным, а слишком рано… Многое еще просто не было решено, а в простое угадывание, вроде «чет-нечет» сто… нет, тысячу раз ПОДРЯД, я не верю, поскольку пару курсов в университете мне все уши прожужжали статистикой и теорией вероятности, откуда я вынес, что если кости все время выпадают шестерками, то надо внимательно обследовать их вместе со столом и игроками.
– Ясновидение! – едва ли не на пределе слышимости выдохнул Гиммлер.
– Не только. Ключевой момент, замеченный, я повторяю, не мной, а многими на фронте, что русские стали другими. Что война больше не похожа на ту, что была год или даже полгода назад. Говоря упрощенно, если раньше против нас выступал деревенский пентюх, пусть даже злой, упрямый, даже иногда неплохо вооруженный, то теперь он превратился в очень умного, умелого, ловкого и опасного противника. Смертельно опасного… мы начали проигрывать при его равной или даже меньшей силе, чего раньше не встречалось. Просто за счет того, что он часто оказывается более готов в нужном месте и в нужное время. Это, на первый взгляд, можно принять за результат шпионажа, может даже в каких-то случаях так и есть, но не во всех, и даже не в большинстве. Потому что, кроме обладания информацией, а я уже объяснил, что это не может быть один человек и даже организация, ее еще нужно передать, а главное, суметь воспользоваться! В сороковом французы знали о нашем плане войны… Я говорю не про тот, что попал им в руки с этими недоумками зимой, а про тот, что был осуществлен в реальности. Знали… как об одной из возможностей, и что, это им помогло? А русские, они с некоторых пор играют так, словно ими управляет нечто, знающее, как надо!
При проверке я всеми силами старался показать боевым офицерам, что их я и не подозреваю, но ищу шпиона на куда более высоком уровне. Мне удалось близко сойтись с майором Кнаббе, из абвера. В отличие от меня, он хорошо знает Россию и русских, причем почти эти места, он бывал тут в конце