Черчилль. Биография - Мартин Гилберт

6 февраля скончался король Георг VI. Выступая по радио на следующий день, Черчилль очень тепло говорил о нем: «В течение последних недель король ходил рука об руку со смертью, словно она была компаньонкой, знакомой, которую он узнал и не боялся. В конце смерть пришла как подруга. В последний солнечный день он приятно провел время, потом пожелал спокойной ночи своим любимым и заснул, как любой человек, который стремится жить в страхе Божьем и ни о чем другом в мире не думать». О новой королеве, «второй королеве Елизавете», Черчилль сказал: «Я, чья юность прошла в благородном и безмятежном великолепии Викторианской эпохи, с особым трепетом ощущаю возрождение молитвы и гимна «Боже, храни королеву».

Со здоровьем самого Черчилля дело обстояло неважно. 21 января у него произошел небольшой артериальный спазм. Лорд Моран опасался, что за ним может последовать инсульт. Сказывалась напряженность работы премьер-министра, и ее следовало уменьшить. Несколько старейших членов партии, с которыми проконсультировались, высказали предположение, что Черчилль может подать в отставку сразу после коронации, в мае 1953 г. Один полагал, что он может перейти в палату лордов, сохранив пост премьер-министра, и отдать Идену управление палатой общин. Тем временем Черчилль отправился в Чартвелл набираться сил. Он также готовил выступление в ответ на предложение лейбористов о вынесении вотума недоверия. Те обвинили его в желании развязать войну с Китаем, чтобы способствовать выходу из военного тупикового противостояния в Корее.

26 февраля Черчилль со своей обычной энергией выступил в дебатах. Он не только опроверг обвинения, но и указал, что правительство лейбористов дважды, в мае и сентябре 1950 г., согласилось с Соединенными Штатами, что в определенных условиях и при непредвиденных обстоятельствах военные действия могут не ограничиться Кореей. Лейбористы были потрясены, консерваторы – в восхищении. Гарольд Николсон отметил: «Насколько лучше он в палате, чем на трибуне! Как ему это нравится! Он выглядит бледным, растолстевшим, очень нездоровым, но каким-то образом эта болезненная гора рождает вулканический взрыв».

Главной заботой Черчилля оставалась национальная оборона и задача четко дать понять России, что Британия не беззащитна. По его инициативе в отряды местной самообороны было зачислено более 30 000 человек. В то же время из военнослужащих в учебных частях были организованы пятьсот мобильных отрядов, способных, как он говорил позже в палате общин, «дать весомый отпор любой воздушно-десантной авантюре». Заглядывая далеко вперед, 20 февраля он попросил начальников штабов обеспечить надежную защиту Фолклендских островов. Для этого, в частности, предлагалось направить в этот район на сторожевом корабле подразделение морской пехоты.

5 марта Черчилль представил палате общин проект бюджета Министерства обороны, сказав депутатам, что еще в октябре его первым впечатлением как министра обороны и премьер-министра было «ощущение крайней наготы, какого я никогда не испытывал ни в войну, ни в мирное время, словно оказался в обществе нудистов». Теперь все это необходимо было исправлять. Однако по финансовым соображениям траты на оборону следовало замедлить и даже сократить. «Мы не должны вызывать в обществе ожидания сверх тех, на которые способна страна», – заявил он.

Стремясь сократить рабочую нагрузку, Черчилль попросил фельдмаршала Александера занять пост министра обороны. Но вопросы обороны по-прежнему оставались в сфере его внимания. 19 марта, когда комитет обороны кабинета министров обсуждал предложение американцев расширить зону конфликта в Корее за счет бомбардировок портов и линий коммуникаций в Китае, он выступил против. «Глупо зря тратить бомбы, – сказал он, – и напрасно убивать тысячи людей».

Лейбористская оппозиция организовала серию поздних вечерних и даже ночных заседаний в надежде подорвать силы консерваторов. Черчилль часто на них присутствовал, но это было невеселым занятием. «Что может быть отвратительней, – записал Ченнон в дневнике 9 апреля, – чем полдюжины крепких молодчиков-социалистов, воплями заглушающих мистера Черчилля, глумящихся над его произношением, над его появлениями и уходами из палаты и даже над его преклонным возрастом и прогрессирующей глухотой?»

Через неделю Черчилль заболел. «Несчастная простуда поселилась в моей груди», – сказал он Морану. Он поправлялся в Чартвелле, но 25 апреля вернулся в Лондон, чтобы выступить в палате. «Не могу припомнить другого периода, а у меня большой опыт, – сказал он, – когда напряженность в обществе и межпартийная борьба одновременно взлетали бы до таких высот».

3 мая Черчилль выступил по радио с обзором первых шести месяцев деятельности его администрации. Он сказал, что потребуется три или четыре года стабильной, спокойной, настойчивой работы правительства, чтобы устранить дисбаланс, возникший за годы правления лейбористов с их «расточительством и жизнью на американские деньги». Он уже заявил о полной поддержке проекта первого бюджета Батлера и о том, что будет поддерживать министра финансов в его поисках экономии средств. 7 мая на заседании правительства Черчилль активно поддержал идею Батлера сократить стоимость содержания британских войск в Германии, обходившееся тогда в 130 миллионов фунтов ежегодно. Черчилль предложил создать специальный комитет при кабинете министров, который нашел был способ снизить эту сумму до 70 миллионов фунтов. Предложение было принято.

Черчилль посещал каждое заседание кабинета, председательствовал в комитете обороны, но ему становилось все труднее и труднее прочитывать массу материалов, представлявшихся ему на рассмотрение, и следить за перипетиями дискуссий. «Яркие и искрометные моменты еще случаются, и они по-прежнему бесподобны, – записал Колвилл 16 мая, – но возраст начинает давать о себе знать». Этим вечером Черчилль заговорил с Колвиллом о возможности создания коалиционного правительства ради преодоления финансовых трудностей. «Он готов даже уйти в отставку, чтобы это оказалось возможным, – записал Колвилл. – Он может потребовать этого в качестве основания для своего ухода. Достоинства коалиции, создание которой он предлагал еще в 1910 г. в период политических волнений, заключаются в том, что подавляющее большинство населения страны поддержат четыре пятых всего, что будет сделано».

Но с интеллектом все было в полном порядке. 21 мая, выступая в дебатах по вопросам транспорта, Черчилль охарактеризовал Герберта Моррисона как «любопытную смесь доброты и злости. Доброта у него, – сказал Черчилль, – от природы, а злость – приобретенная, чтобы иметь дело с лейбористами-заднескамеечниками». Говоря об отказе правительства консерваторов денационализировать железные дороги, он заметил: «Меня никогда не шокировала мысль о национализации железных дорог. На самом деле я сам предлагал это сделать еще в те времена, когда большинство членов палаты общин даже не задумывались о том, чтобы стать парламентариями. Я ни в коем случае не уверен, что был прав. Быть всегда правым – это не про меня. Однако необходимо учитывать факты. Железные дороги есть и будут национализированными».

Черчилль готовился к выступлениям заранее и с обычной тщательностью. Но вечером 23 мая на ужине налоговых инспекторов в Лондоне он произнес речь, почти полностью написанную Колвиллом. Черчилль позволил себе это впервые более чем за полвека публичных выступлений. «Это признак наступающей старости, – отметил Колвилл, а через неделю записал в дневнике: – Миссис Черчилль не думает, что он долго продержится в должности премьер-министра». Но запас жизненных сил у Черчилля еще был велик. 11 июня, присутствуя в качестве почетного гостя на обеде в Ассоциации прессы, он энергично говорил о том, что Британия борется не за «тщеславие имперской роскоши, а за выживание как независимая самостоятельная нация».

Продолжалась работа и над завершающим томом военных мемуаров. 13 июня Дикин приехал в Чартвелл и сообщил Черчиллю, что все его помощники, в том числе генерал Паунолл, коммодор Аллен и Денис Келли, работают успешно и что уже почти закончены приложения и карты. Черчилль был согласен, чтобы помощники полностью взяли на себя завершение работы. Через три дня Колвилл записал: «Премьер-министр в расстройстве и замешательстве. Сегодня вечером он сказал мне: «Энергия уходит». По-моему, это больше чем просто невозможность увидеть свет в конце туннеля. Я тоже не могу. Но ведь это в половине второго ночи – в период, когда жизненные силы на самом низком уровне».

Черчилль не знал, что в этот же день, 16 июня, четверо членов его правительства встретились в Лондоне и решили просить его либо уйти в отставку немедленно, либо назначить дату своей отставки. Это были лидер палаты общин – лорд-хранитель печати Гарри Крукшенк, министр по делам Содружества лорд Солсбери, министр по делам Шотландии Джеймс Стюарт и Патрик Бачан-Хепберн. Последний был личным секретарем Черчилля после поражения на выборах 1929 г., и именно он взял на себя труд доставить просьбу, что и сделал вечером 23 июня, но получил холодный прием. Тремя днями ранее Черчилль говорил лорду Морану: «Чувствую, появилось желание от меня избавиться».