АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2 - Зубачева Татьяна

— И где вы его встретили?

— Там же. В региональном лагере репатриантов. Живёт в одной комнате с Морозом и ждёт визы. Кстати, с репатриацией очень неплохо задумано, и реализация вполне прилична. Никого не нужно искать, сами приходят и подставляются под проверку.

— Да, согласен. Но вы не уходите в сторону, Ник. Что вы ему сказали?

— Ему? Ему я сказал, что он может спокойно ехать. Ему всего восемнадцать лет, Михаил Аркадьевич. Он прожил этот год, ни во что не влипнув, не связавшись ни с Белой Смертью, ни с криминалом. Думаю, мальчишка хлебнул вполне достаточно.

— Он знает о смерти отца?

— Сам он сказал, что не в деталях.

Михаил Аркадьевич кивнул.

— А детали ему узнать не от кого.

— Да, — согласился Никлас. — Железный Хромец, насколько я понимаю, попал в первые слои "пирога". Там навалено сверху столько, что не пробиться. Да и нужно ли, Михаил Аркадьевич? А мальчишка… Он сделал свой выбор. В лагере у него конфликтов нет, — Никлас негромко рассмеялся. — Вы бы видели, как он кинулся спасать Мороза от меня.

— Представляю, — улыбнулся Михаил Аркадьевич. — Он ведь и тогда не отличался особо ревностным соблюдением расовых законов, так?

— Да. Он врождённо порядочен. Помните эту классификацию?

— Ещё бы. Что ж, — Михаил Аркадьевич отхлебнул кофе. — Вы, разумеется, правы. И как его сейчас зовут?

— Документы у него на Ива Моргана. Скорее всего, будет их переделывать на русский вариант.

Михаил Аркадьевич на секунду задумался.

— Ну, Ив — это, конечно, Иван, а Морган… наверное, Моргунов.

— Возможно, — пожал плечами Никлас и внимательно посмотрел на собеседника. — Это важно?

— Вы правы, Ник. Думаете, надлом срастётся?

— В его возрасте это возможно. Как и у Мороза.

— Так, хорошо. Оставим Ива Моргана жить дальше самостоятельно. Ваше мнение о Морозе?

— В целом, — Никлас допил кофе и поставил чашку на столик, — прежние характеристики верны. Что бы я добавил? Не по характеру, а по биографии. Последние пять лет перед Освобождением он был рабом в Вальхалле, — и видя удивление Михаила Аркадьевича, уточнил: — Это имение Изабеллы Кренстон.

— Нет, Ник, я это помню. Однако… интересно.

— На нём была рубашка Старого Охотничьего Клуба.

Михаил Аркадьевич присвистнул, Никлас с улыбкой кивнул и продолжил:

— Пуговицы сменены, кое-где аккуратно зашита, но герб на кармане цел. Смысла его, по-видимому, ни Мороз, ни его жена не знают, иначе бы выпороли. Думаю, он подобрал её в одном из имений ещё зимой, возможно, в самой Вальхалле.

— Не исключено, — кивнул Михаил Аркадьевич. — Что он говорит?

— Об Изабелле? Английский язык достаточно богат, и парень владеет этим богатством в полном объёме.

— Представляю, — рассмеялся, допивая кофе, Михаил Аркадьевич. — Информации у него много, она интересна, но…

— Но не в оперативном смысле, — подхватил Никлас. — Извинения Шермана его не тронули, хотя он считает Рассела, цитирую, не самой сволочью. Его жена жива, а мотивы поступков Шермана его совершенно не волнуют.

— Вполне объяснимо.

— Да. Доктора Шермана он опознал. Здесь у меня есть варианты.

— Отлично.

Не прерывая разговора, они налили себе ещё по чашке, опустошив кофейник, и перешли в кабинет, за письменный стол. Михаил Аркадьевич подвинул себе под руку чистый лист бумаги и быстро нарисовал в углу маленькую неправильную спираль. Разговор стал уже рабочим, хотя тон беседы не изменился.

— Итак, всё-таки Сторм. С Евгенией Мороз, она же Джен Малик я побеседовал. Версию Сторма она подтверждает, но…

— Но? — заинтересованно переспросил Михаил Аркадьевич.

— Те же факты, но в другой интерпретации. Она уверена, что обманула Сторма, прорвавшись к телефону. Дальше у неё путаница, провалы… — Михаил Аркадьевич понимающе кивнул, — но очень похоже, что "трамвая" не было. Мне приходилось общаться с выжившими. Совсем другая картина и поведения, и воспоминаний. Сторм ловко провернул эту операцию. Застраховался со всех сторон.

— Да, Сторм ловок. Как вы думате, Ник, какие козыри у него ещё в рукаве?

— Предъявлено два. Рассел Шерман и Джен Малик. Я думаю, больше ничего нет. Об Исследовательских Центрах надо спрашивать Шермана.

Михаил Аркадьевич задумчиво пририсовал спирали хвостик и улыбающуюся кошачью мордочку.

— Сторма вы считаете отработанным?

— Какая-то информация там ещё есть, устаревшая, конечно, но… — Никлас пожал плечами. — С ним рвётся поработать Золотарёв. Хочет реабилитироваться.

— Пусть работает, — согласился Михаил Аркадьевич. — Здесь и додавит, и ничего не испортит. Теперь Шерман.

— Да, с Шерманом сложнее. Мороз испугался фотографии.

— Шермана?!

— Да, отца. Вы бы слышали, с каким… ужасом он произносит "учёный", "исследования". Шермана называли Большой Док и Большой Учёный. Для Мороза это клички.

— Понятно. Доктор Шерман работал со спальниками, не так ли?

— Думаю, его исследования были шире. И не только в области физиологии. Здесь, я думаю, вполне можно задействовать парней из госпиталя. Всё-таки Мороз последние пять лет уже не был спальником, многое и забылось, и изменилось. И не хотелось бы его снова отрывать от семьи. А посвящать в такие детали его жену тем более совсем не нужно.

— Понятно, — на листе чуть пониже и левее закручивалась новая спираль, неуловимо схожая и в то же время отличная от предыдущей. — Что ж… На мой взгляд вполне разумно. Вы сразу обратитесь к парням?

— Нет. Я уже думал об этом. Сначала поговорю с доктором Жариковым. Имеет смысл передать ему литературу Шермана и уже после этого выходить через него на парней.

— А не через Аристова?

Никлас покачал головой.

— С физиологией на сегодняшний день вопросов меньше, чем с психикой. Аристов хирург, а Жариков психолог. Широкого профиля.

— Он сейчас очень занят.

Никлас почувствовал, что краснеет под внимательным взглядом Михаила Аркадьевича.

— Вы видели их, Никлас?

Он молча опустил глаза. Надо объяснить, а он даже просто говорить об этом не может. Но кто же думал, что так всё завяжется, что прошлое… вдруг станет почти настоящим. И вдруг тихий, но такой… неожиданно точный вопрос:

— Вы поэтому настаиваете на выписке?

— Да, — сразу ответил Никлас и почувствовал, что отпустило и он может говорить. — Тогда меня… пытали они. Может, не эти самые, но…

— Вы видели их? — повторил Михаил Аркадьевич.

Никлас с усилием поднял глаза.

— Нет. Я… пришёл в их корпус, даже дошёл до их отсека и повернул. Не смог. Я… я не хочу мести, глупо мстить ударившей тебя дубинке. Но и находиться рядом с ними я не могу. И я думаю, нет, я уверен, что и к ним, к их… дрессировке доктор Шерман приложил руку.