Похвала Сергию - Дмитрий Михайлович Балашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пимен, сам того не ведая, высиживая у турок, терял и терял сторонников своих.
Глава двадцать четвертая
Михайло Смоленский пришел в монастырь Иоанна Продром шестнадцатого июля. Игнатий кинулся к нему с великим облегчением. Михайло ел, шутил, смеялся, сам, видимо, отдыхая душой.
– Грамота у меня! – ворчливо говорил он Игнатию. – Вишь, Федора с Киприаном на суд зовет! Надобно посетить… – Он хитровато глянул на Игнатия, поглаживая обширную бороду свою. – Патриарху, слышь, сам отнесу, а ентим, Киприану с Федором, ты! А не то пошли лучше кого иного, вона хошь Ивана Федорова, пущай повестит! И тебе докуки помене.
Михайло смотрел, щурясь, светлыми глазами куда-то вдаль, и не было понятно, то ли он сознательно предает Пимена, то ли хочет отстранить от себя пакостное это дело, передав тяжбу в руки кровно заинтересованных в ней людей.
Получив поручение Игнатия, Иван собрался не стряпая. Он и сам был рад повидать (с некоторым страхом) игумена Федора, последний раз виденного им чуть живого, окровавленного и растянутого на дыбе.
До Студитского монастыря было неблизко. Легкий на ногу, Иван шел, слегка подпрыгивая, с удовольствием ощущая под ногою древние камни мостовой. Здесь, где улицы изгибались вкось, вдоль берега Мраморного моря, было просторнее. Многие палаты, разрушенные двести лет назад, так и стояли пустые, густо увитые плющом.
Наконец показался и монастырь со своей высокою казовитой церковью.
– Сожидают тебя? – осторожно вопрошал служитель.
– Должон! – Охрабрев, Иван вошел, слегка отжавши служителя плечом. – В котору-ту здесь?! – произнес требовательно, и укрощенный служитель указал на дверь кельи. – К епископу Федору, из Москвы! – возгласил Иван и, с падающим сердцем, вступил в келью.
Федор и совершенно седой Киприан сидели за столом с разложенными на нем грамотами, одну из которых Федор сразу же непроизвольно прикрыл рукой. Он не враз признал Ивана, долго и тревожно вглядывался, потом расцвел улыбкой, шагнул встречу, обнял остоявшегося молодца и расцеловал в обе щеки, примолвив:
– Спаситель ты мой!
У Ивана как отдало в груди и защипало очи.
– Как же ты, как же ты, владыко! Я уж мыслил, погиб али лежишь в тяжкой болести после всего того там, в Кафе… А ты, вишь…
Киприан глядел на них молча, чуть улыбаясь. Федор встал и сам налил гостю чару красного греческого вина. Иван выпил, обтер ладонью усы, прямо глянул в улыбающиеся очи Федора, отметив себе и худобу щек, и нездоровый блеск в глазах ростовского епископа.
– Как же такой славный молодец – и служит Пимену? – вопросил, прищурясь, Киприан.
Иван усмехнулся краем губ, перевел плечами:
– Мы – здесь, а Пимен – там! – И, не давая тому раскрыть рта, продолжил: – Слушай, батько! С делом я к тебе послан, дак сразу чтоб… От Пимена владыко Михайло Смоленский прибыл с грамотой. Чаю, обратно ворочаться не хочет! Пимен в грамоте той требует суда с тобою и с владыкою Киприаном! Дак послали упредить!
– Кто послал?! – вскинулся Федор.
– Общею думою! – возразил Иван. – Пимен никому не люб. Чаю, будет суд ежели, и батька Михайло за тебя станет, так мыслю… Ну ин… и вот… Решай! Я все сказал!
Иван поднялся. Долго сидеть с сановными иерархами показалось ему неприлично. Федор с Киприаном встали тоже.
– Прощай, батько! – высказал Иван, кланяясь. – Виноват в чем коли – прости!
Федор молча благословил старшого и вновь поцеловал на прощанье. Потом, оборотясь к Киприану, с внезапно загоревшимся взором вымолвил:
– Мы сами подадим на него встречную жалобу и потребуем суда! На том суде явлю я синклиту язвы и раны, мне нанесенные, а Иван Федоров подтвердит, что сам снимал меня с дыбы! Подтвердишь? – оборотил он требовательный взгляд к Ивану.
– И вестимо, батько! – отмолвил Иван, хотя, представив себе такое, малость смутился в душе. Победи Пимен в споре – с кем и как тогда ему возвращаться на Русь? А уж места владычного данщика и вовсе лишиться придет! Впрочем, все эти соображения ни на миг не поколебали его мужества.
Тем же вечером Киприан с Федором сидели, обмысливая, что делать. Передавать встречную грамоту через хартофилакта, явно подкупленного Пименом, было опасно.
– Сам пойду! – произнес наконец Киприан, откидываясь в креслице. – Антоний должен меня принять! Ему и передам грамоту из рук в руки!
Глава двадцать пятая
Антоний должен был его принять. По старой дружбе. Но примет ли? Антоний через служителя передал ему просьбу «повременить мало». Киприан ждал позовника в Манганах, побывши несколько часов в жестокой неуверенности. Слишком многое зависело от этой встречи и для него, и для Руси.
Наконец уже к ночи, когда Киприан почти отчаялся дождаться разговора с Антонием, его позвали. Смеркало, и черная южная тьма немедленно упала на город. Они лезли в гору по совершенно темной улице, цепляясь за стены домов. Наконец показались огни, череда масляных светильников, выставленных на воротах. Киприана провели незнакомою узкою лестницей, по которой он никогда не ходил, ведшей, как оказалось, прямо в патриаршие покои. «От лишних глаз!» – сообразил Киприан.
Антоний встретил его радушно, благословил. После они облобызались, два уже очень немолодых человека, когда-то поверивших друг в друга и, к счастью, не изменивших дружбе с переменою собственной судьбы.
Антоний был один. Служка, поставив перед Киприаном кувшин красного вина, разбавленного водой, рыбу, хлеб и горсть маслин в серебряной мисочке, удалился. В этом покое, примыкавшем к спальне святейшего и предназначенном для тайных переговоров, не было ничего, кроме стольца, кресел, распятия и двух больших, комниновского письма, икон. Узкое полукруглое оконце глядело в ночь. Покой освещался только одним масляным светильником, бросавшим на каменные стены причудливые тени. Киприан передал грамоту, изъяснил ихние с Федором жалобы. Антоний коротко кивнул, отодвигая грамоту от себя.
– Веришь ли ты, что великий князь согласит принять тебя на Москве? – вопросил Антоний.
– Дмитрий Иваныч умер! – живо возразил Киприан. – А княжич Василий – мой духовный сын еще по Кракову!
– А литовские князья не восстанут, ежели ты вновь объединишь русскую митрополию?
– Витовт? – уточнил Киприан, внимательно поглядев в очи Антонию. – Витовт трижды крещен, крестится и в четвертый раз, ежели почует в том нужду! Витовт тоже жаждет объединить Русь с Литвою! Но под своею рукой. Чаю, московские бояре, да и сам Василий, на то не пойдут, но объединению митрополии ни они, ни он противиться не станут! –
