Оно - Стивен Кинг

В этот самый момент Эдди «улетел».

И, за одним исключением, довольно долго где-то «летал».

В себя он пришел совсем ненадолго в «скорой». Увидел мистера Нелла, который сидел у стены, пил что-то из маленькой бутылки коричневого стекла и читал книгу карманного формата. Называлась книга «Суд — это я».[291] Такой большой груди, как у девушки на обложке, Эдди видеть не доводилось. Его взгляд сместился с мистера Нелла на водителя. Тот обернулся к Эдди и одарил его широкой зловещей улыбкой, лицо было мертвенно-бледным от грима и талька, глаза сверкали, как новенькие четвертаки. За рулем «скорой помощи» сидел Пеннивайз.

— Мистер Нелл, — прохрипел Эдди.

Мистер Нелл поднял голову и улыбнулся:

— Как себя чувствуешь, мой мальчик?

— …водитель… водитель…

— Да мы в минуту приедем. — Мистер Нелл протянул Эдди маленькую коричневую бутылку. — Глотни. Сразу полегчает.

Эдди выпил чего-то такого, что напоминало жидкий огонь. Закашлялся, вновь разбередив руку. Опять посмотрел на водителя. Какой-то незнакомый мужчина со стрижкой-ежиком. Не клоун.

Эдди вновь провалился в небытие.

И снова пришел в себя уже в палате приемного отделения. Медсестра влажной прохладной тряпкой стирала с его лица кровь, грязь, харкотину и кусочки гравия. Лицо щипало, но влажная тряпка приятно холодила кожу. Он услышал голос матери, бушующей за дверьми, и попытался попросить медсестру не впускать ее, но ни слова не срывалось с его губ, как он ни старался.

— …если он умирает, я хочу это знать! — кричала его мать. — Вы меня слышите? Знать это — мое право, и увидеть его — мое право! Вы знаете, что я могу вас засудить? Я знакома с адвокатами, со многими адвокатами! Некоторые из моих лучших друзей — адвокаты!

— Не пытайся говорить, — посоветовала Эдди медсестра. Молодая, и он чувствовал, как ее груди прижимались к его руке. На мгновение у него мелькнула безумная мысль, что медсестра — Беверли Марш, а потом он в очередной раз отключился.

Когда очнулся, мать уже была в палате и со скоростью пулемета что-то выговаривала доктору Хэндору. Габариты Сони Каспбрэк поражали воображение, ее ноги, толстенные, но на удивление гладкие, обтягивали эластичные чулки. На бледном лице выделялись пламенеющие пятна румян.

— Мама, — удалось вымолвить Эдди, — …все хорошо… я в порядке…

— Нет, ты не в порядке, — простонала миссис Каспбрэк. Она заломила руки, и Эдди услышал, как хрустнули костяшки ее пальцев. Почувствовал, как от одного взгляда на нее его дыхание начинает учащаться. Он же видел, в каком она состоянии, как на нее подействовало последнее происшествие с ним. Он хотел сказать ей: «Успокойся, а не то тебя хватит удар», — но не смог. В горле слишком пересохло. — Ты не в порядке, ты получил тяжелую травму, очень тяжелую травму, но все с тобой будет хорошо, это я тебе обещаю, Эдди, все с тобой будет хорошо, даже если нам придется привезти всех специалистов, какие только есть в телефонном справочнике. Ох, Эдди… Эдди… твоя бедная рука.

Она разразилась громогласными рыданиями. Эдди увидел, что медсестра, которая умыла его, смотрит на нее без всякого сочувствия.

И по ходу этого спектакля доктор Хэндор бормотал:

— Соня… пожалуйста, Соня… Соня… — Тощий, болезненного вида мужчина, с маленькими усиками, которым не хватало густоты, да и подстригал он их неровно, поэтому на левой стороне они были подлиннее, чем на правой. И он явно нервничал. Эдди помнил, как этим утром охарактеризовал его мистер Кин, и пожалел доктора Хэндора.

Наконец, собравшись с духом, Расс Хэндор сумел добавить голосу твердости.

— Если вы не возьмете себя в руки, вам придется выйти, Соня.

Она развернулась к нему, и он отступил на шаг.

— Я ничего такого не сделаю! Даже не предлагайте! Здесь в мучениях лежит мой сын! Мой сын лежит здесь на ложе боли!

Эдди поразил их всех, обретя нормальный голос.

— Я хочу, чтобы ты вышла, мама. Если им придется сделать что-то такое, от чего я буду кричать, а я думаю — им придется, будет лучше, если ты выйдешь.

Она повернулась к нему, изумленная… и обиженная. Увидев обиду на ее лице, Эдди почувствовал, как неумолимо начинает сжимать грудь.

— Я, конечно же, не уйду! — вскричала она. — Как ты мог такое сказать, Эдди! У тебя бред. Ты не понимаешь, что говоришь, это единственное объяснение!

— Я не знаю, о каком вы говорите объяснении, и оно меня не интересует, — подала голос медсестра. — Мне понятно только одно: мы стоим и ничего не делаем, тогда как нам надо заниматься рукой вашего сына.

— Вы говорите мне… — начала Соня, и голос ее, высокий, поднялся еще на пару октав, что случалось, когда она слишком волновалась.

— Пожалуйста, Соня, — вмешался доктор Хэндор. — Давайте не будем спорить. Давайте поможем Эдди.

Соня замолчала, но ее сверкающие глаза — глаза медведицы, детенышу которой грозила беда, — пообещали медсестре, что в самом скором будущем ей не миновать неприятностей. Даже судебного иска. Потом глаза затуманились, влага загасила их блеск, а может, спрятала. Она взяла Эдди за здоровую руку и сжала с такой силой, что он поморщился от боли.

— Сейчас тебе плохо, но ты скоро поправишься. Скоро поправишься, я тебе это обещаю.

— Конечно, мама, — прохрипел Эдди. — Могу я взять мой ингалятор?

— Конечно. — Соня торжествующе посмотрела на медсестру, словно ее оправдали, сняв какое-то нелепое обвинение. — У моего сына астма. Это серьезная болезнь, но он держится достойно.

— Хорошо, — бесстрастно ответила медсестра.

Его мать держала ингалятор так, чтобы он мог вдохнуть. Мгновением позже доктор Хэндор уже ощупывал сломанную руку. Как мог осторожно, но боль пронзила Эдди. Он был на грани крика и скрипел зубами, чтобы сдержаться. Боялся, что, закричи он, его мать тоже начнет кричать. Пот крупными каплями выступил у него на лбу.

— Вы причиняете ему боль! — воскликнула миссис Каспбрэк. — Я знаю, что причиняете! В этом нет необходимости! Прекратите! Нет никакой необходимости причинять ему боль! Он очень слабенький, он не вынесет такой боли!

Эдди увидел, как возмущенный взгляд медсестры уперся в усталые, полные тревоги глаза доктора Хэндора. Услышал молчаливый диалог. «Выпроводите отсюда эту женщину, доктор!» — требовала медсестра. «Не могу. Боюсь», — ответил он, отводя глаза.

Боль придавала невероятную ясность мышлению (хотя, по правде говоря, Эдди не хотел очень уж часто ощущать такую ясность: цену приходилось платить слишком высокую), и этот молчаливый разговор убедил Эдди согласиться со всем, что говорил ему доктор Кин. Его ингалятор наполнялся обычной водой с капелькой пахучего вещества. Его астма гнездилась не в горле или легких, а в голове. Так или иначе, ему предстояло сжиться с этой истиной.