Ящик водки - Альфред Кох

– А Брайтон – это не обочина?

– Ну, на Брайтоне я бы такому не удивился… И еще с Березовским я тогда провел беседу в Гарварде. Ну, собственно, что тут о нем сказать? Он мне изложил свое видение смысла жизни – что он якобы в экспансии.

– Ну, это не его тема. Это тема Сахарова. Он его все время цитирует.

– Сахаров… А он ее подавал как свою. В чем тут смысл? Что биомасса пытается расшириться, съесть конкурентов – и все?

– Да. Я-то не согласен с этим.

– Я сам не согласен. Но я пытаюсь понять – вроде ж он человек результативный, энергичный. Интересно, что у него такая именно концепция…

– У Льва Толстого есть рассказ «Кавказский пленник», помнишь? Про Жилина и Костылина. Одного убили, а другой терпел, терпел, терпел, терпел – и его освободили в конечном итоге. Когда штурмовали аул потом русские войска, помнишь?

– Один слил, а другой начал сражаться – так и что?

– А то, что смирение важнее гордости.

– Это кто тебе сказал?

– Христос.

– Тебе?

– И тебе.

– Ну ты же все равно никого не слушаешь.

– Ну почему? Я стараюсь не вы-ё…ываться особенно сильно. Может, у меня не очень хорошо получается, но я стараюсь.

– Ну, Алик, здесь все свои, мог бы тут не пи…деть.

– А чего – я выё…ываюсь?

– Да выё…ываешься, конечно.

– Да ладно! Вот по сравнению с тем же самым Вовой Жечковым, что – я сильно выё…ываюсь?

– Ну, он так выё…ывается – чисто дурака валяет, для развлечения и веселья, как мне кажется. А ты выё…ываешься – всерьез.

– Как ты говоришь, как я выё…ываюсь?

– Я тебе потом расскажу, это не для печати. Давай мы ближе к телу, к нашей теме – 99-й год. Не забывай, был как раз еще юбилей Пушкина. Среди прочего я написал смешную заметку про выставку Юрия Аввакумова, архитектора. Тема была «Пушкин и деньги». Я соответственно написал об этом заметку в журнал «Деньги» же. Логично, да? Суть была в том, что он из всех писем Пушкина выписал куски про деньги. И написал их на вырванных тетрадных листках, корявым почерком, – в той стилистике, в какой нищие себе заготавливают картонки с мотивацией. И он всю выставку – это в галерее XXL – увешал вот этими выписками, типа: «Что вы все спрашиваете, как Онегина править и сокращать, – да правьте, режьте как хотите, лишь бы быстрей бабок прислали». И так, когда надергано отовсюду и свалено в кучу, получается очень выразительная картина. Пушкин и деньги. Почитав эти отрывки, начинаешь думать, что Александр Сергеич волновался главным образом о бабках, то есть был нормальным живым человеком. А все прочее у него было в свободное от денег время. Да… Так вот. Съездил я, значит, в начале января в Гарвард, а оттуда с кратковременным заездом в Москву полетел в Давос. Ты же и там тоже был?

– Да был как-то.

– И это там называется, как ты верно заметил…

– …Всемирный экономический форум.

– Там народ большей частью катался на лыжах, при том что кто-то временами где-то заседал, какие-то обеды давались, как обычно… Давос – городок такой маленький, симпатичный, даже красивый.

– Да. Но каталка там говно. По сравнению с Куршевелем.

– Не знаю. Я не лыжник. Демонстрации там были этих… как их назвать-то… они еще не назывались тогда антиглобалистами, но протестовали уже. Видимо, они были в зародыше. Швейцария, Давос. Там как раз в тот заезд Россия ушла с первых модных мест на предпоследние, на сороковые, что ли, места. То есть уже они встали на позицию: ну Россия, ну все понятно с ней – ничего особенного. Вот этот пафос, эксклюзив, что мы не такие, как все, что у нас какие-то уникальные процессы идут, за которыми весь мир должен следить открыв рот, – этот пафос…

– …уже ушел. И слава Богу.

– Вот там это было очень заметно… Еще там смешной случай был – знаешь, бывает, начинаешь чего-то говорить, а потом понимаешь, что ты чего-то не то несешь. Бывает с тобой такое?

– Да.

– Ну так вот, я там как-то с Квасьневским разговаривал. С президентом польским. И я ему начал чего-то гнать – сначала про то, что Польша такая страна симпатичная… А потом смотрю, у него физия кислая делается. С чего бы, думаю? Я ж вроде с комплиментами? И вдруг соображаю, что я хвалю «Солидарность», восхищаюсь, как они тогда коммунистов придавили, – а Квасьневский-то как раз из этих коммунистов… Попал!

– А вы это все по-русски? Он по-русски говорит?

– Не помню, на чем мы говорили.

– А ты на польском умеешь?

– На ломаном польском – пожалуйста.

– А ты на ломаном на всех языках говоришь, да?

– Думаю, да. Там просто разная степень ломаности. Даже на русском, если ты заметил, у меня тяжелый украинский или же южнорусский акцент.

– Тоже, значит, на ломаном.

– Ну. Мой украинский – он с одной стороны литературный, то есть искусственный, да к тому ж бедноватый, поскольку тогда был не очень в ходу и украинским газетам секретными циркулярами словарный запас целенаправленно урезали. Да к тому ж я много забыл даже из того, что знал. При том что и язык шагнул вперед… Так что в итоге я ни на одном языке не могу говорить чисто. Я не являюсь носителем языка вообще.

– Никакого.

– А являюсь я носителем украинизированного южнорусского диалекта. Который подвергся обратно сильному обрусению за годы моей жизни в России. Я думаю, вот так можно ситуацию описать. Это все описывается термином «маргинал». Когда человек стопроцентно не принадлежит ни к этой культуре, ни к той.

– Ну, я такой же.

– Но ты функционируешь, по крайней мере в пределах одной страны, – хотя нет, и в твоем случае страна тоже поменялась… Казахстан твой – заграница теперь.

– Страна поменялась, да…

– Но все-таки ты носитель.

– Да, я носитель русского языка.

– Скажи «гэ».

– «Гэ».

– Ну а чё, неплохо.

– Так я ж на Кубани рос.

– А, ну да!

– Хiба ж ты ж не бачиш?

– Я? Я бачу. Что еще было? Мода в Милане была еще. Я туда раньше периодически ездил. Как раз с 99-го года. По какой-то случайности. Итальянская торговая палата меня начала вывозить в Милан писать про моду. Я пытался отнекиваться, говорил, что, во-первых, не понимаю в моде. Они говорят: мы бы просили вас, все-таки Европа, красота, да к тому ж и полный пансион, мы вас отвезем-привезем. Я говорю: во-вторых, не обещаю, что буду ту моду хвалить. Они говорят: пишите что хотите, нам все равно интересно ваше мнение. Я сдался: хрен с ними, отчего ж не поездить в Италию, на халяву-то. Тем более ж это возможность попрактиковаться в ломаном итальянском. И вот я несколько лет подряд ездил на все эти показы. Знаешь, зима – лето – весна. Милан, значит…