Турецкий горошек - Д. Нельсон

В ожидании первой смены блюд я решаю посетить туалетную комнату. Хотя я предпочла бы сходить туда одна, Агги-Лу увязывается за мной, храня верность своеобразному ритуалу женской солидарности в таких случаях. Мужчины ходят по одному.

Стоя перед зеркалом в дамской комнате, она, делая мне комплимент, хвалит естественный оттенок моей кожи. Это звучит как обвинение в том, что я заявилась в ресторан без макияжа.

Когда она переходит к моей прическе, я сообщаю ей, что делала стрижку в Париже. И это отчасти правда. Мой салон красоты называется «Мечты Парижа». Агги-Лу поправляет свои локоны и высказывает мысль, что, возможно, ей пора упростить стиль.

– Надо будет посоветоваться с Томом, – говорит она. Да, это будет ужасно, ужасно, ужасно длинный вечер.

Иногда мне кажется, что все клиенты Дэвида слеплены из одного теста. Все они богаты и преуспевающи. Успех убил в них потребность слушать кого-то, кроме себя, любимых.

Поглощая hors d'œuvres,[16] салат и суп, этот коротышка сообщает мне все, что он думает о статусе медсестры, который светит его дочери после обучения и в ходе дальнейшей службы. Он тычет в меня пальцем, чтобы подчеркнуть важность своих слов. Я борюсь с искушением укусить его.

В какой-то момент Дэвид опускает под стол руку и похлопывает меня по коленке. Я благодарна ему за такое проявление сочувствия. Остаток вечера теряется в тумане самодовольства по поводу удачного избавления от резко упавших акций и дегустации лучших блюд, которые я когда-либо пробовала в жизни.

Мы поднимаемся на лифте обратно в наш номер, я устало смотрю, как исчезают внизу многочисленные этажи. Дэвид обнимает меня.

– Я очень благодарен тебе, что ты приехала. Я понимаю, что тебе все это очень не нравится.

– Правильно понимаешь. Правда, за исключением еды.

– Ты так любезна с моими клиентами. Ты знаешь, что Том сказал, когда вы с Агги-Лу перед уходом зашли в дамскую комнату?

Я отрицательно мотнула головой.

– Он сказал, что ты подтвердила все его мысли о положении медсестры. Он благодарен, что ты приехала, и теперь он сможет, придя домой, сказать дочери, что ей следует подыскать другую профессию.

– Но я и слова не сказала об этой профессии. Это он рассказывал мне о ней.

– Разумеется. Но он думает, что это ты его просветила. А это в конце концов главное. – Он слегка прижал мою голову к своему плечу. – Давай не будем больше говорить о делах.

От лифта к нашему номеру мы идем, обнявшись, как влюбленные. У Дэвида не возникло проблем с магнитной картой.

Постель была уже разобрана. На каждой из подушек лежит по мятной шоколадной конфетке в темном фантике. Дэвид разворачивает свою и сует ее в рот. Черный шоколад кажется горьким в сравнении с холодком мяты. Он целует меня.

– Спасибо за этот вечер, Лиз.

Потом он молча начинает расстегивать мое платье. Я уверена, что застежка на спине является заговором модельеров, чтобы заставить женщину почувствовать свою беспомощность. Мой муж спускает платье с моих плеч и ласкает мои груди.

– Давай займемся любовью. Это было так давно.

Я соглашаюсь, отвечая на его ласки и подавляя желание сказать «нет». За все годы нашей семейной жизни я ни разу не отказала ему. Лежа в постели с мужем, я чувствую, что изменяю Питеру. Духовное вероломство. Лежа в постели с Питером, я чувствую, что изменяю Дэвиду с точки зрения общественной морали. Не положено считать грехом любовь с мужчиной, за которого ты вышла замуж, но я так считаю.

Его любовные ласки нежны и молчаливы. Не потрясают никаких основ, но и не вызывают неприязни.

– Тебе понравилось? – спрашивает он.

Я отвечаю утвердительно. Он всегда задает мне этот вопрос, и я всегда отвечаю одинаково. Слишком поздно начинать говорить с ним начистоту. Моя ложь превращает его в жертву. Интересно, как бы повернулась наша жизнь, если бы на первый его вопрос я ответила, что ничего особенного не почувствовала.

Вместо того чтобы, как обычно, откатиться на свою половину, он прижимается ко мне, его рука лежит на моем бедре. Такое с ним случилось впервые за восемь лет.

Если что-то и может сейчас усилить мое смущение, так это воскресение прежнего Дэвида, который существовал до того, как его поймал в ловушку запах власти и денег. Я с печалью вспоминаю те давние дни, когда он держал в узде свои деловые амбиции, отдавая должное нашей семейной жизни.

В первый год нашей совместной жизни мы жевали попкорн в постели и смотрели ужастики. Мы играли в снежки, убирая снег во дворе. Может, такие бестолковые воспоминания отчасти и удерживали меня рядом с ним. А кроме того, жизненное благополучие не является основательной причиной развода для массачусетского суда, не говоря уже о моих родственниках. На мгновение я представляю себе лицо матери, после того как скажу ей: «Знаешь, я развожусь с Дэвидом, потому что он слишком преуспевающий».

На следующий день в семь утра услужливый стук в дверь немилосердно выдирает меня из сна. Не открывая глаз, я слышу, как Дэвид впускает официанта. Скрипучая тележка подъезжает к кровати. Я прячусь под одеяло, пока он дает официанту чаевые. Я слышу, как звенит его мелочь, и вслед за этим закрывается дверь.

Приоткрыв глаза, я вижу на расстоянии вытянутой руки от моей головы серебряную розетку с круассанами. На розовой льняной салфетке, покрывающей тележку, алеет в вазочке красная роза. Серебряный кофейник отлично сочетается с подобными ему сахарницей и сливочником.

Я выбираю круассан, сок и наливаю чашечку кофе. Откинувшись на подушки, я вяло покусываю круассан, борясь с приступами тошноты. Кусочки круассана приживаются во мне не лучше, чем кусочки крекера, хотя я ожидала, что они воспримутся легче.

Дэвид поглядывает на меня от стола, где уже вовсю трудится за своим ноутбуком.

– У меня сегодня весь день деловые совещания. Почему бы тебе не побродить по магазинам на Пичтри-стрит? Мы могли бы встретиться около шести и перекусить где-нибудь, а потом ты полетишь домой, а я отправлюсь в Калифорнию.

– Я не люблю магазины, – говорю я.

– Но тебе ведь надо закончить рождественские покупки. Обычно к этому времени у тебя уже бывал полный комплект.

Я не говорю ему, что еще даже не начинала. В сентябре меня буквально завалили каталогами со всевозможными товарами, но я отложила их в сторону, вместо того чтобы внимательно изучить и заказать все необходимое, не двигаясь с места. Дэвид никогда не спрашивает меня, как я покупаю подарки для его клиентов, сотрудников и семьи его сестры. Его понимание в данном случае ограничивается выдачей мне энной суммы. А дальнейшее уже моя забота.

– Поступай, как знаешь. Но если пойдешь по магазинам, не забудь про Сильвию.