Сын охотника - Константин Эрендженов

– Но ты так хорошо их объезжал. Ни одна подвода не застряла! – удивленно заметил капитан. – А болота сейчас опасны больше, чем летом.

– Болота я видел впервые, потому и старался их обходить, – опять откровенно ответил Мерген.

– Получилось у тебя это здорово. Учтем в будущем.

– У меня лучше получается на стрельбище, – робко заявил Мерген.

– Это я понял сразу, – ответил капитан, кивнув на грудь Мергена, где у того красовался значок «ворошиловского стрелка». – Но стрелять пока не в кого.

Мерген хотел было воспользоваться моментом и настойчиво попроситься туда, где нужны меткие стрелки, но в это время капитана позвали к начальству. А потом их два взвода пристроили к более крупному подразделению. Капитан с повязкой на голове стал командиром батальона и в пешем строю повел бойцов лесом в ту сторону, откуда доносилась орудийная стрельба. На вторые сутки пути по лесным просекам батальон прибыл в небольшую деревню и расквартировался. Здесь уже слышна была и ружейно-пулеметная пальба.

Однако стрелять Мергену опять не пришлось. Через несколько дней большая часть батальона ушла в ту сторону, где все сильней разгоралась битва. А Мерген и Бадма остались при лошадях, которых командир раздобыл и здесь. Сначала было только две пароконных подводы. Потом добавилось еще две, на которых ездовыми стали узбеки, тоже прирожденные конники. Боясь застрять в обозе до конца войны. Мерген опять обратился к капитану с просьбой послать его туда, где он нужен как меткий стрелок.

– Ты и не представляешь. Мерген, как может пригодиться в обозе твой меткий глаз и твердая рука, – ответил капитан, успокаивающе положив руку на плечо солдата.

Мергена такое отношение начальства всегда подкупало. И он решил ждать, пока жизнь сама исправит свою ошибку.

Выслушав рассказ Мергена, лейтенант Воронов сказал:

– Если после госпиталя останусь в строю, сразу возьму тебя к себе. А не выберусь на передовую, посоветую другу-комбату заинтересоваться твоими способностями.

Мерген беззаветно верил этому человеку. Но когда прибыли в медсанбат и он увидел, сколько там людей, он потерял надежду на то, что после излечения человек на войне сможет найти нужного ему человека.

Земляки

Время шло, а Мергена не только не брали в снайперы или в разведку, а наоборот, его четыре подводы перевели в большой обоз из пятнадцати телег и, казалось, навсегда закрепили в этой скучной должности. Старшим в обозе был полный, грузный капитан интендантской службы Шлыков. Он считал обоз главной силой армии и требовал от подчиненных, того же. Мерген подчинялся ему беспрекословно. А в душе тосковал по настоящему боевому делу.

Зато Бадма приспособился и жил лучше, чем в малом обозе, где он был у всех на виду. Лошадей себе он сумел подобрать крепких, выносливых. Они хорошо бегали. Но их хозяин никогда не давал им полного хода, не высовывался вперед. В голову колонны обычно каждый день ставили по очереди новую подводу. Но Бадма всегда ухитрялся кому-нибудь «уступить» свою очередь. А стоило колонне приблизиться к передовой или учуять приближение вражеских самолетов, как Бадма съезжал с дороги: в такие моменты в его упряжке обязательно что-нибудь случалось и часто даже рвались ремни. Уступая дорогу следующему ездовому, он и по-русски, и по-калмыцки на чем свет стоит ругал своих лошадей. А уйдет колонна вперед, у него сразу все исправлялось, и он пристраивался в хвост. Но уж если случалось, что наши отходили, Бадма с места срывался назад, и уж тогда никто не мог догнать его лошадей. Это стало привычным. Но Бадма полагал, что никто из бойцов не догадывается о его хитрости. Однако шила в мешке не утаишь. Скоро все заметили, что каждый раз при команде «Вперед!» в упряжке Бадмы что-нибудь портилось. Острословы начали открыто подтрунивать.

– Когда обоз пошел вперед, неужели не рвалась сбруя в упряжке Бадмы? – говорил один.

– Если нет, значит, немцы еще далеко от нас. – подхватывал другой.

Мерген все это слышал и стал серьезно думать о том, как выручить земляка из неловкого положения. И решил все проверить сам.

Однажды, во время затишья на передовой, вдруг прозвучали слова капитана:

– Немцы начали наступление. Переднему краю срочно нужны патроны и снаряды. Мы обязаны при любых обстоятельствах, хоть на собственной спине, хоть ползком доставить боеприпасы!

– Сегодня очередь Бадмы Цедяева ехать в голове колонны! – как сговорившись, закричали бойцы. – Вперед, Бадма!

– Бадма Цедяев, выезжайте вперед! – скомандовал капитан.

Пришлось подчиниться. Очутившись в голове колонны, Бадма всматривался вперед и с опаской оглядывался назад. Подбадривало только то, что следом ехал Мерген, все же свой человек.

Стало смеркаться. Сверкали зарницы орудийных выстрелов. Вокруг рвались снаряды, сокрушая все на свете. Грохот взрывов сотрясал землю. Сзади то и дело слышалось: «Вперед! Вперед! На передовой кончились боеприпасы!»

– Да погоняй ты их кнутом! – с досадой вдруг крикнул Мерген. – До передовой тут рукой подать. С километр осталось!

«С километр?!» – Бадму словно холодной окатило. Он дернул за супонь, и хомут разошелся – конь выпрягся. Бадма остановил лошадей.

Мерген подумал, что случилось что-то непредвиденное и, подойдя к повозке, предложил свою помощь. Но ехавший следом Ризамат закричал:

– Веди лошади на сторона, хитрая ишачка! Не мешай другой подвода! – Объехав телегу Бадмы и зло посмотрев на него, Ризамат прикладом карабина ткнул его в бок. Бадма пригнулся, пугливо пряча голову.

– Если вы живы, скорее везите боеприпасы! – послышался в темноте, видимо, голос гонца с передовой. – Там ни одного снаряда. Патроны кончились. Быстрей!

Ризамат взмахнул плетью, лошади рванули вперед, он то приподнимался на месте, то приседал, и вскоре исчез в темноте.

За Ризаматом объехал остановившуюся подводу весь обоз. Капитан выругал растяпу и тоже уехал со словами:

– Догоняй по следу!

Все вокруг стихло. И Бадме стало страшно одному среди лесного болота.

Но не прошло и получаса, как заговорили молчавшие до этого наши пушки. Застрочили «максимы». Стрельба все нарастала, превращаясь в сплошной шквал огня и грохота. Бадма все еще не спешил. И лишь когда послышалось победное громкое «ура!», он тронул вожжи и поехал по глубокой колее, оставленной колесами первых подвод. Раз кричат «ура», значит, немцев погнали… Это Бадма хорошо усвоил.

Капитан Шлыков перед строем своих обозников читал Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении бойцов и командиров, отличившихся в недавних боях. Среди награжденных было двое, из его подразделения – Мерген Бурулов и Ризамат Юсупов. Они удостоились орденов Красной Звезды.

В представлении к награде о них говорилось: «В трудные минуты боя, когда на передовой кончились боеприпасы, а цепи врага поливали наши позиции из всех видов орудия, бойцы н-ской части Мерген Бурулов и Ризамат Юсупов, рискуя жизнью, доставили на передовые позиции большое количество боеприпасов, что обеспечило успех боя».

Когда капитан все это огласил, бойцы дружно закричали:

– Ура!

Но капитан поднял руку:

– Товарищи! Это еще не все. Есть еще приказ командира части, – и продолжал читать: – «За умелое руководство операцией по доставке боеприпасов присвоить воинское звание старшего сержанта Бурулову Мергену Хараевичу – командиру отделения». Это за схватку с вражескими разведчиками зо время перевозки раненых и другие дела, совершенные товарищем Буруловым еще до перевода в мое подразделение.

– Служу Советскому Союзу! – ответил Мерген и приложил руку к козырьку.

Вечерело, когда Бадма Цедяев, покормив лошадей, направился один на ужин. Но вдруг остановился и понуро уставился в землю. На память невольно пришла пословица: «Слишком хитрый обманывает себя, а полукибитка лишается крыши». Если бы он тогда не схитрил, а, помолившись бурханам, двигался впереди обоза до самого фронта, тоже получил бы орден или хотя бы медаль. Вернулся бы в родной хотон и мог бы гордиться перед другими: «Я был впереди всех, громил фрицев, семерых убил сам». Тогда такие, как Мерген, не посмели бы смотреть на него свысока. А теперь о нем пошла такая слава, что, как ни старайся, хоть наизнанку вывернись, не наградят. Нет, тут надо что-то придумывать другое. Ведь не известно, сколько продлится эта война да и чем она кончится. Знал бы, что немцы победят, все решил бы просто и без риска. И Бадма пощупал за пазухой белую тряпицу, которую хранил на случай, если придется сдаваться в плен.

– Товарищ Цедяев, вас вызывает старший сержант Бурулов. – От этого возгласа прибежавшего к конюшне бойца Бадма даже вздрогнул. В голове мелькнуло опасение, что кто-то разгадал его мысли. Он сказал посыльному, что сейчас придет, вот только еще подложит сена лошадям. А сам вернулся в конюшню и сунул свою белую тряпицу под кучу объедков.