Русские поэты XVIII века. Стихотворения, басни - В. Коровин

Семен Сергеевич Бобров (1763–1810)

Ночь

Звучит на башне медь – час нощи;Во мраке стонет томный глас.Все спят, – прядут лишь парки тощи;Ах! – гроба ночь покрыла нас.Все тихо вкруг; лишь меж собоюТолпящись тени, мнится мне,Как тихи ветры над водою,В туманной шепчут тишине.

Сон мертвый с дикими мечтамиВо тьме над кровами парит,Шумит пушистыми крылами,И с крыл зернистый мак летит.Верхи Петрополя златыеКак бы колеблются средь снов,Там стонут птицы роковые,Сидя на высоте крестов.

Так меж собой на тверди бьютсяСтолпы багровою стеной,То разбегутся, то сопрутсяИ сыплют молний треск глухой.Звезда Полярна над столпамиЗадумчиво сквозь пар глядит;Не движась с прочими полками,На оси золотой дрожит.

Встают из моря тучи хладны,Сквозь тусклу тверди высотуКак вранов мчася сонмы гладны,Сугубят грозну темноту.Чреваты влагой капли ношиС воздушных падают зыбей,Как искры, на холмы, на рощи,Чтоб перлами блистать зарей.

Кровавая луна, вступаяНа высоту полден своихИ скромный зрак свои закрываяЗавесой облаков густых,Слезится втайне и тускнеет,Печальный мещет в бездны взгляд,Смотреться в тихий Бельт не смеет;За ней влечется лик Плиад.

Огни блудящи рассекаютТьму в разных полосах кривыхИ след червленый оставляютЛишь только на единый миг.О муза! толь виденья новыНе значат рок простых людей,По рок полубогов суровый.

Не такова ли ночь виселаНад Палатинскою горой,Когда над Юлием шипелаСокрыта молния под тьмой,Когда под вешним зодиакомВкушал сей вождь последний сон?Он зрел зарю, – вдруг вечным мракомПокрылся в Капитольи он.

Се полночь! – петел восклицает,Подобно роковой трубе.Полк бледный теней убегает,Покорствуя своей судьбе.Кто ждет в сии часы беспечны,Чтоб превратился милый сонВ сон гроба и дремоты вечныИ чтоб не видел утра он?

Смотри, – какой призрак крылатыйТоль быстро ниц, как мысль, летитИли как с тверди луч зубчатый,Крутяся в крутояр, шумит?На крылиях его звенящихВ подобии кимвальных струнЛежит устав судеб грозящихИ с ним засвеченный перун.

То ангел смерти, – ангел грозный;Он медлит, – отвращает зрак,Но тайны рока непреложны;Цель метких молний кроет мрак;Он паки взор свой отвращаетИ совершает страшный долг…Смотри, над кем перун сверкает?Чей проницает мраки вздох?

Варяг, – проснись! – теперь час лютый;Ты спишь, – а там… протяжный звон;Не внемлешь ли в сии минутыТы колокола смертный стон?Как здесь он воздух раздирает?И ты не ведаешь сего!Еще, – еще он ударяет;Проснешься ли? – Ах! – нет его…

Его, – кому в недавны летыВручило небо жребий твой,И долю дольней полпланеты,И миллионов жизнь, покой, —Его уж нет, – и смерть, толкаясьТо в терем, то в шалаш простой,Хватает жертву, улыбаясь,Железною своей рукой.

Таков, вселенна, век твой новый,Несущий тайностей фиал!Лишь век седой, умреть готовый,В последни прошумел, – упал —И лег с другими в ряд веками, —

Он вдруг фиалом возгремелИ, скрыпнув медными осями,В тьму будущего полетел.

Миры горящи покатилисьВ гармоньи новой но зыбям;Тут их влиянья ощутились;Тут горы, высясь к облакам,И одночасные пылины,Носимые в лучах дневных,С одной внезапностью судьбины,Дрогнувши, исчезают вмиг.

Се власть веков неодолимых,Что кроют радугу иль гром!Одни падут из тварей зримых,Другие восстают потом.Тогда и он с последним стоном,В Авзоньи, в Альпах возгремевИ зиждя гром над Альбионом,Уснул, – уснул и грома гнев.

Так шар в украйне с тьмою нощиТопленой меди сыпля свет,Выходит из-за дальней рощиИ, мнится, холм и дол сожжет;Но дальних гор он не касаясь,Летит, шумит, кипит в зыбях,В дожде огнистом рассыпаясь,Вдруг с треском гибнет в облаках.

Ах! – нет его, – он познаваетВ полудни ранний запад свой;Звезду Полярну забываетИ закрывает взор земной.«Прости! – он рек из гроба, мнится. —Прости, земля! – Приспел конец! —Я зрю – трон вышний тамо рдится!..Зовет, – зовет меня Творец…»

Песня с французского (In vino veritas ets)

В вине вся истина живее, —Пословица твердит давно;Чтоб чарка нам была милее,Бог истину вложил в вино;Сему закону покоряюсь;И я за питуха сочтен;Все мнят, что я вином пленяюсь;Но нет, – я истиной пленен.

Все мнят, что сроду я охотыК наукам скучным не имелИ, чтоб пожить мне без заботы,Я ставлю прихотям предел;Всяк думает и в уши трубит,Увидевши меня в хмелю:Он в рюмке лишь забаву любит;Нет, братцы! – истину люблю.

Всяк думает, что пламень страстнойПодчас мое сердечко жжетИ что молодки только краснойДля счастья мне недостает;Так; подпиваю и с молодкой;И все шумят, что я хочуИскать утехи с сей красоткой;Эх, братцы! – истины ищу.

Юрий Александрович Нелединский-Мелецкий (1752–1828)

«Выйду я на реченьку…»

Выйду я на реченьку,Погляжу на быструю —Унеси мое ты горе,Быстра реченька, с собой.

Нет! унесть с собой не можешьЛютой горести моей,Разве грусть мою умножишь,Разве пищу дашь ты ей.

За струей струя катитсяПо склоненью твоему,Мысль за мыслью так стремитсяВсе к предмету одному.

Ноет сердце, завывает,Страсть мучительну тая.Кем страдаю, тот не знает,Терпит что душа моя.

Чем же злую грусть рассею,Сердце успокою чем?Не хочу и не умеюВ сердце быть властна моем.

Милый мой им обладает;Взгляд его – мой весь закон.Томный дух пусть век страдает,Лишь бы мил всегда был он.

Лучше век в тоске пребуду,Чем его мне позабыть.Ах! коль милого забуду,Кем же стану, кем же жить?

Каждое души движенье —Жертва другу моему.Сердца каждое биеньеПосвящаю я ему.

Ты, кого не называю,А в душе всегда ношу!Ты, кем вижу, кем пылаю,Кем я мышлю и дышу!

Не почувствуй ты досады,Как дойдет мой стон к тебе,Я за страсть не жду награды,Злой покорствуя судьбе.

Если ж то найдешь возможным,Силу чувств моих измерь!И приветствием, хоть ложным,Ад души моей умерь!

Стрекоза

Лето целое жужжалаСтрекоза, не знав забот;А зима когда настала,Так и нечего взять в рот.Нет в запасе, нет ни крошки,Нет ни червячка, ни мошки.Что ж? К соседу муравьюВздумала идти с прошеньем.Рассказав напасть свою,Так, как должно, с умиленьемПросит, чтоб взаймы ей далЧем до лета прокормиться.Совестью притом божится,Что и рост, и капиталВозвратит она не дале,Как лишь августа в начале.Туго муравей ссужал:Скупость в нем порок природный.«А как в поле хлеб стоял,Что ж ты делала?» – сказалОн заемщице голодной.«Днем и ночью, без души,Пела все я цело лето».– «Пела! весело и это.Ну поди ж теперь пляши».

Николай Михайлович Карамзин (1766–1826)

Осень

Веют осенние ветрыВ мрачной дубраве;С шумом на землю валятсяЖелтые листья.

Поле и сад опустели;Сетуют холмы;Пение в рощах умолкло —Скрылися птички.

Поздние гуси станицейК югу стремятся,Плавным полетом несясяВ горних пределах.

Вьются седые туманыВ тихой долине;С дымом в деревне мешаясь,К небу восходят.

Странник, стоящий на холме,Взором унылымСмотрит на бледную осень,Томно вздыхая.

Странник печальный, утешься!Вянет ПриродаТолько на малое время;Все оживится,

Все обновится весною;С гордой улыбкойСнова Природа восстанетВ брачной одежде.

Смертный, ах! вянет навеки!Старец весноюЧувствует хладную зимуВетхия жизни.

Странность любви, или бессонница

Кто для сердца всех страшнее?Кто на свете всех милее?Знаю: милая моя!

«Кто же милая твоя?»Я стыжусь; мне, право, больноСтранность чувств моих открытьИ предметом шуток быть.Сердце в выборе не вольно!..Что сказать? Она… она…Ах! нимало не важнаИ талантов за собоюНе имеет никаких;Не блистает остротою,И движеньем глаз своихНе умеет изъясняться;Не умеет восхищатьсяАполлоновым огнем;Философов не читаетИ в невежестве своемВсю ученость презирает.Знайте также, что онаНе Венера красотою —Так худа, бледна собою,Так эфирна и томна,Что без жалости не можноБросить взора на нее.Странно!.. я люблю ее!

«Что ж такое думать должно?Уверяют старики(В этом деле знатоки),Что любовь любовь рождает, —Сердце нравится любя:Может быть, она пленяетЖаром чувств своих тебя;Может быть, она на светеНе имеет ничегоДля души своей в предмете,Кроме сердца твоего?Ах! любовь и страсть такаяЕсть небесная, святая!Ум блестящий, красотаПеред нею суета».

Нет!.. К чему теперь скрываться?Лучше искренно признатьсяВам, любезные друзья,Что жестокая мояНежной, страстной не бывалаИ с любовью на меняГлаз своих не устремляла.Нет в ее душе огня!Тщетно пламенем пылаю —В милом сердце лед, не кровь!Так, как Эхо[5], иссыхаю —Нет ответа на любовь!

Очарован я тобою,Бог, играющий судьбою,

Бог коварный – Купидон!Ядовитою стрелоюТы лишил меня покою.Как ужасен твой закон,Мудрых мудрости лишаяИ ученых кабинетВ жалкий Бедлам[6] превращая,Где безумие живет!Счастлив, кто не знает страсти!Счастлив хладный человек,Не любивший весь свой век!..Я завидую сей частиИ с Титанией люблюВсем насмешникам в забаву!..[7]По небесному уставуДнем зеваю, ночь не сплю.

Послание к Дмитриеву в ответ на его стихи, в которых он жалуется на скоротечность счастливой молодости