Точка разрыва - Джим Браун

Он надавил сразу на три выключателя. Несколько рядов ламп вспыхнуло с легким жужжанием. В комнате проснулась жизнь.

Доктор Дин Трумэн был ученым. Логика всегда оказывала ему добрую службу. Этот человек привык расшифровывать невозможное. Любопытство и склонность к анализу стали движущей силой в его карьере. И всегда был ответ, всегда. Именно такого рода решимость принесла ему Нобелевскую премию.

Он достал портфель из единственного шкафа в комнате. Кусок картона закрывал разбитое окно. Дин проверил, заперты ли все остальные окна, окинул комнату прощальным взглядом, выключил свет и вышел, заперев дверь.

Какое-то время он шарил рукой в кармане при тусклом свете одного ряда ламп, стараясь нащупать ключ от двери в здание, как вдруг услышал звук.

Странный, но какой-то смутно знакомый звук – скрип или царапанье.

Дин остановился, зажав ключи в руке. Волосы у него на затылке поднялись, как иглы дикобраза.

Скрип, скрип, скрип…

По рукам и ногам пробежало покалывание, словно в них вонзились тысячи булавок.

Скрип, скрип, скрип…

Он прислушивался, пытаясь определить, откуда шел звук. Такой знакомый. Кажется, из классной комнаты? Дин повернулся и уставился на только что запертый замок с величайшим недоверием.

Внутри?

Скрип, скрип…

Звук замер. Удары собственного сердца отдавались у Трумэна в ушах. Жужжание ламп стало угрожающим, зловещим, напоминающим роение прожорливых насекомых, спускающихся по стропилам.

Насекомые?

Скрип…

Его рука непроизвольно задвигалась, плавно и бесшумно, опытные пальцы моментально на ощупь выбрали нужный ключ. Взявшись за ручку двери и резко повернув ключ, Дин рывком толкнул дверь, но сам остался на пороге, вглядываясь из полуосвещенного коридора в непроглядный мрак своего класса.

Все было спокойно. Ни одного звука. Казалось, даже воздух недвижим.

И именно ученый шагнул вперед, ученый, который понимал всю абсурдность ситуации. Взрослый человек, трепещущий в коридоре из-за чего? Какого-то шума? Звука? Непонятного шуршания в пустой комнате?

– Смешно, – вслух сказал Дин, чтобы продемонстрировать свое презрение.

Но даже иррациональные страхи можно было объяснить рациональной мыслью. Все лишь несколько минут назад он стоял над искромсанным трупом женщины – хорошей знакомой. Его нервы обнажились, эмоции обострились. Эти вспышки безрассудства сполна объяснялись, но для ученого они были неприемлемы.

А он был ученый.

С этой мыслью Дин направился вдоль стены и одновременно нажал все три выключателя. Ослепительный момент не принес ничего нового.

Пустая комната.

Такая же, какой он оставил ее минуту назад. А звук? Царапанье? Должно быть, крысы. Хотя он не заметил никаких характерных признаков – изгрызенной бумаги или мелкого черного крысиного помета, все же это был возможный вариант. Черт, даже вероятный, ведь школа обветшала.

Только…

Не похоже было, чтобы так скреблись крысы. Шум был слабым, но знакомым.

Его ум наконец нащупал источник. Классная доска. Звук пишущего мела – нет, не мела, чего-то другого – по доске.

Он резко повернулся.

И во рту у него сразу же пересохло, а горло сжалось.

Он смотрел, моргал и снова смотрел.

На черной поверхности доски, которая за минуту до этого хранила только следы белой пыли, были вырезаны четыре незатейливых слова.

Невозможных слова.

Как клеится, Джимми Дин?

глава 10

Пайпер Блэкмор проснулась от внутреннего толчка. Она была вся в поту. Пижама прилипла к коже. Пайпер била дрожь, и она задыхалась, как после быстрого бега. Мягкие волны электрических бликов лизали ее тело, отчего тонкие волоски на руках и шее слегка вставали дыбом. Пайпер щелкнула выключателем, прогоняя тени. Ступни и кисти горели, и на какой-то момент ее сердце затрепетало, как у птички-колибри. Тогда Пайпер показалось, что она растворилась. Что, если она посмотрит на свои руки и ничего не увидит на их месте?

Ничего.

Тихий сигнал времени по радио вернул ее к реальности. Было начало первого. Почему прервался ее сон? Гром? Ей вспомнилось, что в ночи она слышала звук грома. Гром в октябре?

Встав с постели, она раздвинула портьеры. Грязновато-серый размытый свет проник через залитое дождем окно. Земля проседала под тяжелыми потоками дождя. Капли размером с человеческий палец ударялись о землю, выбрасывая на несколько сантиметров вверх фонтанчики грязи и воды. Тяжелые тучи предвестниками недоброго нависли над вершиной холма Хокинса.

Большой открытый термометр, примостившийся за дверью веранды, показывал температуру – плюс один. Почти мороз. Слишком холодно для грома. На тринадцать градусов ниже, чем прошлой ночью.

Холодно.

Вздрагивая, Пайпер обхватила себя руками. Что сказал студент за кассой кафетерия?

Кто-то прошел по твоей могиле.

Она направилась в душ, включила воду на полную мощность, и ванная комната наполнилась теплым паром. Стянув влажную от пота пижаму, Пайпер вступила в объятия горячего, напористого душа.

Струи воды барабанили по коже, смывая беспокойство и тревогу. Но не в полной мере. Вода не могла проникнуть под кожу. Пайпер Блэкмор привыкла к странным ощущениям – они были ее давними приятелями. Можно даже сказать, сокровенными. Она не могла припомнить момента в своей жизни, когда бы она ни чувствовала того, что другим было недоступно.

Но сейчас ее беспокоило совсем другое.

Пайпер подставила голову под брызги воды, наслаждаясь теплой пульсацией.

Другое?

Когда сердечный ритм выровнялся, дыхание успокоилось, она смогла оценить ситуацию с более выгодной позиции. Научно, как сказал бы доктор Трумэн. Дин. Она засмеялась, впитывая от своего голоса тепло не меньшее, чем от душа. Дин был одновременно очаровательным и неожиданным мужчиной. Сконцентрированный, как лазер, точный, как калькулятор, но ему не было чуждо и легкомыслие, позволявшее периодически отрываться от абстрактного мира физики и улавливать запах цветов, замечать старинную брошь или даже модное трико «Найк», которое Пайпер купила, повинуясь своему капризу – ее забавляло неоново-зеленое свечение.

Пайпер подпустила эту теплую мысль ближе.

Дин Трумэн. Они были явные противоположности. Он – ученый, она…

А что такое она?

Чрезвычайно восприимчивая? Интуитивная? Способная распознавать и доверять вещам, которые невозможно ни вычислить, ни определить. И все же они наслаждались своими отношениями. Ее тянуло к нему, несмотря на тринадцатилетнюю разницу в возрасте.

Пайпер выключила душ и вытерлась большим пушистым полотенцем. Она яростно потрепала свои короткие черные волосы и потрясла головой. О сне не могло быть и речи.