Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией] - Алексей Нагорный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конвоиры бросились к нему, но опоздали: Плавский перемахнул перила и камнем полетел вниз.
Вызвали Трепанова. Санитары уложили Плавского на носилки. Левая рука погибшего свесилась, и Трепанов отчетливо увидел лодочку с веслами, нарисованную на ладони химическим карандашом.
Вернулись в кабинет.
– Прокололся я… – Никифоров виновато развел руками.
– Считаю необходимым проанализировать случившееся, – Трепанов с трудом произнес непривычное слово и продолжал: – Мы все проявили преступную недальновидность. Все, кроме Кондратьева, чутье которого сработало точно. Дело, конечно, не в том, что сегодня я обещал лично товарищу Дзержинскому скорейшее раскрытие этого дела, хотя такое обещание тоже налагает на нас немало, а в том, что я на данный момент не вижу практических путей к раскрытию дела. Пока у нас в руках был Плавский, мы имели возможность работать активно. А теперь все снова сводится к тому, что будем ждать у моря погоды. Какая у нас надежда на гражданку Вентулову? Никакой. Все, что она могла нам дать, – она дала.
– Не все, – сказал Коля. – У меня есть такое предположение, что Кутьков и его банда искали в квартире Жичигина деньги и не нашли. Они до сих пор думают, что Маша знает, где эти деньги, и из-за этого преследуют ее.
– Если бы ты был прав, – сказал Никифоров, – они бы не пытались ее убить. Мертвая она что им расскажет?
– А ты не понял, – возразил Коля. – Вот именно то, что они хотят ее убить, и дает мне мысль: они боятся, что она отдаст эти деньги нам!
– Что-то долго она их отдает, – улыбнулся Афиноген.
– Ну, тут ты, положим, не прав, – заметил Трепанов. – Если эти жичигинские деньги на самом деле существуют, – это дает нам большую надежду, братки… В том, конечно, случае, если Мария решится их отдать нам. Есть у меня одна идея. Но не все сразу. Коля, ты должен с девушкой решительно поговорить. Честно, прямо. Довод один: все отдаем революции, самое дорогое, так неужели же такая девушка, как она, скроет от народа какие-то паршивые деньги?
Маша открыла дверь и повисла у Коли на шее:
– Живой. Ну, слава богу, я уж не знала, что и думать.
Коля чувствовал на щеке ее теплое дыхание и боялся пошевелиться. Он стоял и думал, что вот теперь совершенно определенно можно признаться хотя бы самому себе: он любит Машу, и с этим уже ничего не поделаешь. Укором всплыла и кольнула мысль о Маруське. «Их даже зовут одинаково…» – подумал Коля, но тут же отогнал эту мысль.
А Маша ждала от него признания, вполне четких и очень определенных слов, о которых она много читала в романах, а слышала всего только раз – от гусарского корнета на балу в Смольном. Но Смольный, бал, корнет в развевающемся ментике – все это осталось в безвозвратно ушедшей жизни, а сейчас она со страхом и удивлением чувствовала, что неравнодушна к этому парню, – о ужас! – крестьянину, представителю этой «взбесившейся черни».
Но Коля никаких слов не произнес и даже не пытался ее обнять. И она не поняла, что произошло это не столько от природной Колиной застенчивости, сколько от того, что был он человеком чистым и цельным и очень боялся ее обидеть, оскорбить. И, не поняв этого, Маша рассердилась и резко оттолкнула Колю.
– Собственно, зачем вы явились? – спросила она надменно. Коля огорченно ответил:
– Дело есть, – он никак не мог привыкнуть к неожиданным перепадам ее настроения.
– Понятно, – сказала она с горьким упреком. – Дело, дело, дело. Куда нужно идти?
– Давайте просто пройдемся, – попросил Коля. – Не могу здесь, голова разболелась.
Они вышли на улицу. По бульвару шагали красноармейцы, оркестр играл марш. Впереди несли красный транспарант: «Все на защиту Петрограда!» Коля остановился на краю тротуара и смотрел вслед уходившим бойцам.
– У тебя такая физиономия, что даже противно! – сказала Маша. В последние несколько дней они говорили другу то «ты», то «вы».
– Люди на фронт уходят, – сказал Коля с болью. – А я…
– А ты сойди с тротуара и встань в их ряды, – насмешливо посоветовала Маша.
– Нельзя мне… – Коля не понял иронии. – Работа у меня.
– Какая работа? – спросила она с вызовом. – Со мной по улицам шляться, как у вас в деревне говорят?
– У нас в деревне так не говорят! – обиделся Коля. – Это тебя в Смольном таким словам научили.
– Замолчи лучше! – тихо и зло сказала она.
– Неужели Петроград сдадут, – Коля понял, что спорить с нею сейчас опасно, и перевел разговор на другое. Но Маша еще не остыла. Она с такой яростью посмотрела на Колю, что ему стало страшно.
– Сдадут – не сдадут, тебе-то какая разница? Для тебя что изменится? Был Коля-Миколай, есть ты Коля-Миколай, таким тебя на погост снесут! Какое время страшное – каждый за целый мир решает, все в душу лезут…
– Хватит… – Он повернулся и зашагал прочь.
Маша испугалась.
– Коля! – крикнула она ему вслед. – Не сердись! Я больше не буду.
Коля остановился и подождал, пока она приблизилась.
– Я тебе вот что скажу, – Коля отвернулся. – Надоело мне все это, и я только потому сейчас с тобой разговариваю, что у меня приказ: узнать, где деньги Жичигина, за которыми приходил Кутьков. Если знаешь, – говори, и я пошел.
– Значит, только приказ… – сказала она с горечью. – Приказ, работа и все. Уходи! Я ненавижу тебя! Всех вас ненавижу! Красные, белые, бандиты, милиция ваша… – все одним миром мазаны… Всем вам одно только и надо: золото! А на живого человека наплевать!
– Маша… – пытался он ее остановить. – Перестань!
Она заплакала. Коля привлек ее к себе и погладил по голове, словно маленького ребенка.
– Ты же знаешь, как я… В общем, к тебе отношусь. Прости меня, я сказал, не подумав.
Маша вытерла слезы.
– Я тоже… Забудем это, хорошо? – Она помолчала и добавила: – Слушай. В тот вечер Кутьков пришел к Жичигину требовать свои деньги, а Жичигин не отдал. Они… убили его. Перерыли всю квартиру, ничего не нашли. Они мне сказали: и тебя убьем, если не отдашь деньги.
– А ты… на самом деле знала, где они? – напряженным голосом спросил Коля.
– У тебя даже голос сел, – сказала Маша грустно. – Не надо, Коля, а то я снова начну о тебе плохо думать. Пойми: я не знаю, как мне поступить.
– Ты все-таки скажи мне: эти деньги существуют?
Коля как ни старался, волнения скрыть не сумел.
– Идем, – Маша взяла его за руку.
…В гостиной Жичигиных она подошла к аквариуму:
– Под песком – второе дно. В нем тайник, – Маша вздохнула и села на диван. – Чего же ты ждешь?
Коля недоверчиво посмотрел на нее и пошел за ведром.
Когда выносил тридцатое по счету, вытер потный лоб, спросил:
– А ты, часом, не подшутила надо мной?
– Аквариум пятидесятиведерный. Носи, не сомневайся, Фома неверующий.
Обнажилось дно. Коля вынул нож, расковырял замазку. В тайнике лежал тщательно упакованный в клеенку пакет, а в нем – тугие пачки долларовых и фунтовых купюр.
– Из автомобиля Госбанка… Теперь все понятно… Кутьков часть денег отдал на хранение Жичигину. Они, понимаешь, были сообщниками еще с дореволюционного времени… – Коля внимательно посмотрел на Машу, с недоумением спросил: – А ты-то откуда знаешь… про это?
– Мне сказал Жичигин, – Машу бил озноб.
– Интересно, – протянул Коля. – За что это он тебе такое доверие оказал?
– Он объяснился мне в любви и показал этот тайник, – сказала она равнодушно.
– За любовь – такую кучу денег?! – искренне изумился Коля. – Должно быть, твой Жичигин изрядный дурак!
– Любопытна я знать, а что такой человек, как ты, способен отдать за любовь? – насмешливо спросила Маша.
– Я? – Коля смутился, понял, что сморозил глупость. – Я в том смысле говорил, что любовь за деньги не купишь.
– Ошибаешься, дорогой… – холодно сказала Маша. – Купить можно все. В том числе и любовь продажных женщин. У тебя больше нет вопросов?
– Есть, – Коля нахмурился. – Ты думала, кому отдать деньги: нам или им?
Маша надменно улыбнулась:
– Ошибаешься. Как раз об этом я совсем не думала. Это для меня было решено. Ни вам, ни им.
– А кому же? – спросил он удивленно.
– Себе, – сказала Маша. – Что же ты молчишь?
– По-моему, тебе все равно, что я скажу. Тебе на мое мнение наплевать, – с досадой произнес Коля.
– Угадал, – сказала она холодно. – Деньги, наконец, у тебя. Ты блестяще добился своего. Теперь ты герой и можешь возвращаться в свой МУР. Наверное, там теперь все будут мурлыкать от восторга, – неловко скаламбурила Маша.
Коля положил пакет на стол, направился к дверям.
– Не понимаю, – вслед ему сказала Маша. – Что с тобой, Коля?
Коля остановился на пороге:
– Может, я до чего и не дошел – у меня образование против вашего – что у вас силы против моей. Но одно я понял: вы без этой дряни, – он кивнул в сторону пакета, – сроду не жили и впредь без нее жизни вам нет. – Коля хлопнул дверью и ушел.
Несколько мгновений Маша ошеломленно разглядывала пакет, а потом бросилась догонять Колю. «Что же я наделала! Что же я наделала», – тупо повторяла она, прыгая по лестнице через две ступеньки. Выскочила на улицу. Коля уже был далеко, у поворота к бульвару.