Наследник для авторитета - Анна Сафина

– Она будет под круглосуточным наблюдением врачей, в реанимации новорожденных, – старается говорить успокаивающим голосом медсестра, имени которой я так до сих пор и не знаю, – это обычная практика.

– Но она же дышит, – почти что плачу.

Слово «реанимация» вводит меня в бесконтрольную панику, с которой я ничего не могу поделать. Сглатываю комок боли, тру грудину, но страх не утихает, только разрастается до большого шара. У меня темнеет в глазах, я стараюсь держать голову ровно, но в какой-то момент со стуком падаю обратно на кушетку. И перед тем, как провалиться в страшную темноту, последним слышу голос Шамиля.

– Что с ней? – орет уже на персонал, не сдерживается.

Почему все происходит именно со мной? Почему?

Сознание возвращается ко мне нескоро. По ощущениям, будто прошло несколько часов, если не больше. Со стоном приоткрываю глаза. Все тело ослаблено, сознание слегка замутнено.

– Все хорошо, она пришла в себя, – говорит надо мной знакомый голос медсестры, – вот, до чего стресс мамочек доводит.

Как только приподнимаю ресницы, первым делом вижу лицо Шамиля. Оно словно восковая маска, без единой капли крови. Брови нахмурены, скулы напряжены.

– Как она? – трогает тыльной стороной ладони мое пылающее лицо.

– В порядке, – ухмыляется стоящая рядом медсестра.

Я поворачиваю голову и вижу на ее руках кулечек. Пытаюсь встать, и с помощью мужчины мне это удается.

– Мой малыш, – шепчу, протягивая руки.

– Она слишком слаба, – возражает Галаев, когда женщина протягивает мне запеленатого младенца.

Я лежу уже не в родильной комнате, а в чистой, белой, стерильной палате, аж в глазах рябит от белизны.

– Нет, – качаю головой, боясь, что ребенка мне на руки не дадут.

Это то, что сейчас мне очень сильно нужно. Душевные терзания не дают покоя и царапают острыми когтями изнутри мое тело, но в эту минуту я фиксирую мысли только на крохотном младенце, которого дают мне, и прижимаю к груди.

– Ох, – ахаю, когда вижу его личико.

Вылитый Шамиль, словно его клонировали и сделали таким маленьким. Тот же нос, те же губы, подбородок, уши. Сколько не ищу, не нахожу ничего, что он мог бы унаследовать от меня.

– На тебя похож, – не смотрю на отца своих детей, просто констатирую факт.

– Непонятно еще, – только бурчит мужчина, на что я усмехаюсь уголком губ.

Для меня это особый момент единения с сыночком. Никак не могу налюбоваться его родным личиком, наслаждаюсь запахом родного тельца. Даже не верится, что он – частичка меня и…Шамиля. Мужчина в этот момент поднимает руку и дрожащими пальцами гладит малыша по голове, словно боится причинить ему боль.

– Руслан, – тихо произношу имя, которое хотела дать ребенку, если родится мальчик.

– Что? – вдруг спрашивает Галаев, и мне приходится нехотя перевести на него взгляд.

И меня вдруг простреливает током от того, насколько гордым взором он смотрит на сына. Словно это что-то очень важное в его жизни, занимающее в его сердце новую нишу.

– Руслан, – повторяю я уже громче, – имя.

– Посмотрим, – поджимает он губы, а затем добавляет, – я еще не решил.

Сглатываю комок, вставший мне поперек горла, и снова смотрю на сына.

– Мамочке пора покормить ребенка, – вдруг подает голос медсестра.

Все это время она стоит чуть в отдалении, отвернувшись к окну. Я слегка дергаюсь, настолько неожиданно слышать чужой голос.

– Да-да, – спохватываюсь, а затем смотрю на женщину с паникой во взгляде, – а как?

Видимо, вид у меня сильно испуганный, раз она понимающе улыбается и подходит ближе. Все происходит так быстро, что я даже не успеваю понять, как оголяется моя грудь и как сосок обхватывают ротиком, при этом маленькие пальчики слегка сжимают кожу вокруг него.

– Вот и все, – удовлетворенно говорит женщина и уходит, оставляя нас одних.

И только потом я замечаю, что все это время мужчина стоит рядом, не уходит, наблюдает за кормлением своего отпрыска.

– Отвернитесь! – стараюсь говорить грозно, но по факту из горла вырывается только сипение.

– Разве я чего-то не видел там? – ухмыляется он нагло, но затем цокает и выходит из палаты, – пойду, проверю дочь.

У меня перехватывает дыхание, и я останавливаю его на полпути.

– Стой! – кричу шепотом, чтобы не напугать малыша, – что с ней?

Он поворачивается, как мне кажется, безумно медленно, и, чеканя шаг, идет в мою сторону с тяжелым выражением лица. Я сижу ни жива – ни мертва, и с замиранием жду его слов.

– Ничего критичного, – стискивает он челюсть, аж желваки выделяются на скулах.

Взгляд у него снова холодный, словно айсберг. Будто и не было минуты теплоты. Передо мной опять тот самый Шамиль Галаев, жестоко пытавшийся отобрать моего сына. А дочь?

– Тогда почему ее не приносят? – тревожится мое материнское сердце.

Все внутри обливается кровью, будто я упала с высоты и разбилась на тысячи острых осколков. Страх – плохой советчик в моей ситуации, но ничего поделать с этим я не могу.

– За ней наблюдают, – отвечает отрывисто и резко, казалось, выдавливая слова сквозь зубы, – на случай выявления патологий.

Последнее слово вызывает у меня неприятную дрожь. Ужас неизбежного и неотвратимого сковывает тело, аж сердце заходится ходуном. Кожа покрывается холодным потом в преддверии плохих новостей. Я вижу, как начинают шевелиться его губы, а затем он, казалось, передумывает. И это наводит меня на страшные подозрения.

– Ясно, – сглатываю испуганно и решаю узнать подробности у медсестры, как только мужчина уйдет.

Сама схожу к своей малышке. Мне жизненно необходимо увидеть ее хотя бы издалека и…нет, не нужно думать о плохом.

– Насчет договора, – вдруг начинает он еще более тяжелый разговор, и я вовсе замираю.

Сглатываю вязкую слюну, прижимаю сына крепче к себе. Только не теперь…Когда я только взяла своего ребенка на руки, неужели его отнимут у меня?

– Впрочем… – добавляет после паузы, когда у меня практически немеют руки, – об этом не сейчас.

Говорит и разворачивается. Уходит, тихо прикрывая за собой дверь. И в этот момент сын отпускает мой сосок и смотрит на меня слегка подслеповато. Но мне кажется почему-то, что с безграничной любовью. И пусть это лишь фантазии моего любящего сердца, но это то, что подбадривает меня.

* * *

Шамиль

Смотрю на младенца через стекло. Маленького, беспомощного, под многочисленными трубками, которые, казалось, обвивают его тело со всех сторон.

– Шамиль Саидович, – продолжает говорить врач, – пока все в пределах нормы, но сами понимаете, девочка родилась недоношенной и не с лучшими показателями, и всегда есть риск определенных осложнений…

Как только я смотрю ему в