Любовная аритмия - Маша Трауб

Татьяна иногда подсаживалась к ней попить кофе и поболтать ни о чем. В Женьке было то, что Татьяну притягивало, – темперамент, кураж, чувственность. Татьяна вспоминала один день. Женька привычно сидела в баре и бездумным взглядом смотрела на дорогу. Татьяна проходила мимо – Женька ее не заметила, смотрела куда-то сквозь. Глаза были огромные, от черноты на веках казались накрашенными. Татьяна подошла сама.

– Привет, – сказала она.

– Это ты? – удивилась Женька, с усилием очнувшись.

– Ты чего такая? – спросила Татьяна, засовывая в рот дочери печенье, чтобы та не раскричалась.

– Какая? Я? Что, прости?

– Что с тобой происходит? Ты нормально себя чувствуешь?

Утром на пляже она заметила на бедре Женьки синяк. Огромную гематому. На пляже та роняла вещи, сигареты, билась об лежак, спотыкалась на ровном месте.

– Что мне делать? – спросила вдруг Женька и посмотрела на Татьяну, как на последнюю надежду.

– В каком смысле? Ты много выпила?

– Я пью мохито. Безалкогольный, – тихо и спокойно ответила Женька.

– Что с тобой?

– Я его люблю. Понимаешь? Так не бывает. Чтобы так все совпадало. – Женька наклонилась к столу и зашептала: – Все, абсолютно все. Я могу с ним не говорить, он читает мысли. Он… Он родной. До истерики. Мне страшно становится.

– Кто он? – Татьяна доставала из сумки бутылочку с компотом, мысленно подсчитывая, сколько времени дочь еще просидит спокойно.

– Ты же его видела! Он вчера ко мне подходил на пляже.

– Прости, я не помню, – ответила Татьяна.

– Ну как ты не помнишь? Как ты могла его не заметить? – почти кричала Женька.

Женька болтала на пляже и пила кофе со всеми знакомыми, которые подходили, уходили, приходили снова… Опознать в этой череде его было решительно невозможно.

– И чего ты страдаешь? – спросила Татьяна, беря дочку на руки и отвлекая ее трубочкой из Женькиного мохито.

– Мы никогда не будем вместе. У нас нет будущего. Все закончится. Или уже закончилось. Я не знаю.

У Женьки был муж, некогда успешный, известный, но в последние годы переживающий кризис сразу всего – и среднего возраста, и творчества, и самоопределения. Женька забрала сына и уехала к знакомым после того, как муж отправился изучать буддизм с восемнадцатилетней буддисткой. Денег будущий буддист ей не оставил. Вернуться домой у Женьки не было никаких сил. Уже второй месяц она мыкалась по знакомым. За возможность пожить в доме платила щедро – готовила, пекла пироги. Была незаменима на вечерних посиделках, рассказывая байки и «держа» стол. Умела льстить, не переходя грани, умела слушать, была легка на подъем. Кто-то ее жалел. Кто-то пользовался. Кому-то было просто скучно.

– Жень, тебе это только кажется, – сказала Татьяна, играя с дочкой в «ладушки». Она хотела уйти и не могла. Муся уже измаялась, но Татьяну держал Женькин взгляд. Она такой не была, когда приехала. Сейчас, хоть ей и было плохо, она горела изнутри. Ее можно было подключать к лампочке – загорелась бы. Приехала она потухшая, сгоревшая.

– Наверное, – грустно кивнула Женька.

– И что? А он? – продолжала разговор Татьяна, приговаривая «по кочкам, по кочкам, по маленьким дорожкам», подбрасывая Мусю на коленках.

– Он не сказал, что меня любит. Понимаешь? Я боюсь. – Женькины глаза казались безумными.

– Ты же понимаешь, что это только слова? – пыталась воззвать к ее рассудку Татьяна. – Вы давно знакомы? Ты его хорошо знаешь?

– Нет, дело не в этом… Если бы он только сказал… – замахала руками Женька и опрокинула стакан, на что даже не обратила внимания. – Если бы он сказал, что любит… Я бы все бросила.

– Так бы и бросила?

Все знали, что Женька никогда не бросит мужа. Потому что так устроена. Потому что он никогда ее не отпустит. Потому что, наконец, есть сын, который отца боготворит. И это была не первая Женькина «любовь» и не первая молоденькая буддистка в жизни ее мужа.

– Не знаю. Мне хотелось это услышать. Понимаешь? Просто услышать. Почувствовать, что я еще могу… Заслуживаю того, чтобы меня любили. Пусть бы он соврал. Пусть бы это было на несколько дней.

– Жень, пойдем домой, а? Мы тебя проводим, – предложила Татьяна.

– Да, пойдем, – согласилась она, хватая сразу и Татьянину сумку, и коляску, чтобы помочь.

– Жень, все будет хорошо. – Татьяна хотела ее успокоить, но понимала, что говорит банальность.

Женька посмотрела на нее, как на больную.

– Да, все будет хорошо, – кивнула она, – муж бросит свою буддистку и вернется. Мы будем жить, как раньше. А я буду вспоминать, как встретила человека, который был моим. Ты не понимаешь, о чем я. У тебя такого никогда не было…

– Почему не было? – обиделась Татьяна, хотя она и правда никогда не теряла головы от чувств.

– Потому что ты бы тогда так не говорила.

– Жень, посмотри на это по-другому. Тебе сейчас не просто…

– Замолчи, пожалуйста, я знаю все, что ты скажешь, – оборвала ее Женька. – Замолчи. Не хочу. Только не сейчас. Я и сама все знаю.

Женькин муж бросил буддистку и приехал за ней и сыном. Они перебрались к очередным знакомым, и Татьяна ее не видела некоторое время. Увидела опять в кафе. Женька сидела с мужем и сыном. Смеялась. Татьяна решила пройти мимо, сделав вид, что не заметила. И только обернувшись, поймала Женькин взгляд: та смотрела на дорогу – бездумно, безумно. Как будто искала в толпе знакомую походку. Знакомую рубашку, лицо, спину. Взгляд загорался в надежде и потухал, когда оказывалось, что он – не тот. Не он.

Это местечко не было рассчитано на маленьких детей, что удивляло Татьяну. Во всем городке она не нашла ни детской площадки, ни сломанных качелей, ни ржавой лесенки. Даже футбольного поля не было – дети играли в мяч на школьном пятачке или на лужайке перед церковью. Детей в городке вообще было мало.

Хотя именно в этом месте Татьяна хотела бы оказаться в старости. Мягкий климат, вынужденная физическая нагрузка от хождения по горам, море и натуральные продукты – чего еще желать? Идеальные условия для долгожителей. Все «старики», как мысленно называла их Татьяна, приходившие на пляж, были в отличной форме – подтянутые, поджарые, крепкие.

Однажды случился переполох. Местное комьюнити собралось на берегу и что-то бурно обсуждало. Оказалось, что пропала восьмидесятилетняя Елизавета Ивановна. Уплыла минут сорок назад и не вернулась.

– Это какая? – тихо спросила Татьяна у стоявшей поблизости женщины.

– В розовой резиновой шапочке, – прошептала в ответ та.

Татьяна хорошо помнила эту старушку, приходившую на пляж очень рано и плававшую при любой погоде и температуре воды. Плавала она, надо признать, отлично, подныривая под заградительные буи. Все знали, что она плавает до дальнего камня – минут пятнадцать, если плыть быстро.