Семь столпов мудрости - Лоуренс Томас Эдвард
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Абдель Кадера в его живописном, но довольно беспорядочном доме, окна которого выходили на пустынную площадь, откуда когда-то отправлялись в далекий путь караваны, я прожил четыре дня в ожидании корабля, что было чревато моим опозданием. Однако в конце концов на горизонте появилась «Сува» под командой капитана Бойля, которая и доставила меня обратно в Джидду. Это была моя первая встреча с Бойлем. Он сделал много в начале восстания, и ему предстояло сделать еще больше в будущем. Но на этот раз мне не удалось создать о себе хорошее впечатление. После путешествия моя одежда выглядела не лучшим образом, и у меня не было никакого багажа. Хуже всего оказалось то, что на голове у меня был арабский головной платок, который я носил, желая подчеркнуть свое уважение к арабам. Бойль был разочарован.
Наша упорная приверженность шляпе (вызванная неправильным пониманием опасности теплового удара) привела к тому, что Восток стал придавать ей особое значение, и после долгих размышлений его умнейшие головы пришли к заключению, что христиане носят отвратительный головной убор, широкие поля которого могут оказаться между их слабыми глазами и неблагосклонным взором Аллаха. Это постоянно напоминало исламу о том, что христианам он не нравится и что они его поносят. Британцы же находили этот предрассудок достойным осуждения и подлежащим искоренению любой ценой. Если этот народ не хочет видеть нас в шляпах, значит он не хочет нас видеть вообще. Но я приобрел опыт в Сирии еще до войны и при необходимости носил арабскую одежду, не испытывая ни неловкости, ни социальной отчужденности. И если широкие подолы могли вызывать известное неудобство на лестницах, то головной платок был в условиях здешнего климата чрезвычайно удобен. Поэтому я всегда носил его в поездках вглубь страны и теперь не мог расстаться с ним, несмотря на неодобрение со стороны моряков, пока не удастся купить шляпу на каком-нибудь встречном судне.
На рейде Джидды стоял «Эвриал» с адмиралом Уэмиссом на борту, готовый отплыть в Порт-Судан, если сэр Росслин пожелает навестить сэра Реджинальда Уингейта в Хартуме. Сэр Реджинальд в качестве британского главнокомандующего египетской армией был назначен руководителем всей британской части арабского предприятия вместо сэра Генри Макмагона, который продолжал руководить политической частью. Мне было необходимо с ним встретиться, чтобы рассказать о моих впечатлениях. Поэтому я попросил адмирала предоставить мне место на корабле, а также в поезде, которым он отправится в Хартум. После долгой беседы моя просьба была с готовностью удовлетворена.
Я понял, что активный ум и широкая образованность заставили его проявить интерес к арабскому восстанию с самого начала. Он возвращался сюда не раз и не два на своем флагманском корабле, чтобы оказать помощь в критические моменты, и два десятка раз отклонялся от курса, чтобы помочь своим авторитетом на берегу, который формально был в компетенции армии. Он снабжал арабов винтовками и пулеметами, запасными частями, оказывал техническую помощь, налаживал взаимодействие военно-морского флота с наземным транспортом, всегда добиваясь реального удовлетворения запросов и осуществляя поставки с превышением требуемого.
Не прояви адмирал Уэмисс доброй воли и прозорливости и не будь у него добрых отношений с капитаном Бойлом, благодаря которым тот выполнял его желания, ревность сэра Арчибальда Мюррея могла бы загубить восстание шерифа с самого начала. Но сэр Росслин Уэмисс действовал как добрый отчим, пока арабы не встали на ноги, после чего уехал в Лондон. Прибывший в Египет Алленби понял, что арабы являются реальным и весомым фактором на его фронте, и предоставил в их распоряжение энергию и ресурсы всей армии. Это был весьма уместный и удачный виток общей карусели; дело в том, что преемник адмирала Уэмисс в морском командовании в Египте не воспринимался всерьез другими службами, хотя с виду они относились к нему не хуже, чем его собственные подчиненные. Разумеется, быть преемником Уэмисса было трудной задачей.
В Порт-Судане мы встретили двух британских офицеров египетской армии, ожидавших отплытия в Рабег. Они отправлялись командовать египетскими войсками в Хиджазе и должны были сделать все возможное, чтобы помочь Азизу эль-Масри организовать арабские регулярные силы, которые должны были выступить из Рабега, чтобы положить конец войне. Это была моя первая встреча с Джойсом и Дэвенпортом, теми самыми двумя англичанами, которым арабское дело было обязано больше всего в сравнении с другой иностранной помощью. Джойс долго работал рядом со мной. Об успехах Дэвенпорта на юге мы постоянно узнавали из донесений.
После Аравии Хартум показался мне холодным, и я нервничал от нетерпения ознакомить сэра Реджинальда Уингейта с длинными отчетами, написанными в долгие дни ожидания в Янбо. Я торопился, поскольку ситуация казалась многообещающей. Основной задачей была квалификационная помощь. Кампания могла бы развиваться весьма успешно, если бы некоторые кадровые британские офицеры, профессионально компетентные и владеющие арабским языком, были прикомандированы к арабским вождям в качестве технических советников, чтобы держать нас в курсе дела.
Уингейт был рад познакомиться с оптимистической точкой зрения. Арабское восстание было его мечтой долгие годы. Пока я был в Хартуме, случайность наделила его властью играть главную роль. Действия против назначения главнокомандующим Макмагона были успешными, и дело кончилось тем, что его отозвали в Англию. Вместо него в Египет был назначен сэр Реджинальд Уингейт. Таким образом, с комфортом проведя два или три дня в Хартуме, отдохнув и прочитав в гостеприимном дворце «Смерть Артура», я отправился в Каир с сознанием того, что ответственное лицо получило мой полный отчет. Путешествие по Нилу было настоящим праздником.
Египет, как обычно, был головной болью «рабегского вопроса». Сюда поступили несколько аэропланов, и обсуждался вопрос о том, следует ли посылать вслед за ними войсковую бригаду или нет. Начальник французской военной миссии в Джидде полковник Бремон (коллега Уилсона, но с более широкими полномочиями, потому что на практике изучил туземные способы ведения войны, принесшие успех во Французской Африке, бывший начальник штаба корпуса на Сомме) упорно настаивал на высадке союзных войск в Хиджазе. Чтобы соблазнить нас, он доставил в Суэц кое-какую артиллерию, несколько пулеметов, а также небольшие контингенты кавалерии и пехоты, укомплектованные рядовым составом из алжирских мусульман, с французскими офицерами. Приданные британским войскам, они укрепили бы международные силы.
Ложная оценка Бремоном тяжести положения в Аравии произвела впечатление на сэра Реджинальда. Уингейт был британским генералом, командиром так называемого экспедиционного корпуса сил Хиджаза, в котором в действительности было мало офицеров связи и лишь горстка снабженцев и инструкторов. Если бы Бремон добился своего, он возглавил бы полноценную бригаду смешанных британских и французских войск, применяя свою любимую тактику, сочетающую ответственность и быстроту решений. Поскольку мой опыт понимания чувств арабов, живших на территории племени харбов, позволил мне выработать твердое мнение по «рабегскому вопросу» (большинство моих выводов было действительно солидно обосновано), я написал генералу Клейтону, к чьему Арабскому бюро был тогда официально прикомандирован, резкую памятную записку. Клейтон принял мою точку зрения, что племена могли бы оборонять Рабег долгие месяцы, если бы получили советников и винтовки, но они, несомненно, снова разбегутся по своим шатрам, как только услышат о высадке иностранных войск. Более того, планы интервенции были неразумны с технической точки зрения, потому что никакой бригады не хватило бы для обороны этой позиции, для прекращения водоснабжения турок и блокирования дороги на Мекку. Я обвинял полковника Бремона в том, что он руководствуется своими личными, не военными мотивами и не принимает в расчет ни арабские интересы, ни значение восстания для нас. Я процитировал его слова и действия в Хиджазе в качестве свидетельства против него. Они добавили убедительности моему докладу.