Паника - Андрей Ждань
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подкрепившись, я проверил Сахаптин. Еще на один укол должно хватить. По-хорошему, тубус одноразовый, но вчера я решил растянуть жизненно необходимое удовольствие. К моему удовольствию, футболка Баскин Робинс проветрилась, или я уже привык к ее запаху, в любом случае у нас с ней наметились черты гармоничного сосуществования. Я упаковал вещи в рюкзак, заметно потяжелевший, к слову. И хищно посмотрел на одинокий угол – я не собирался добавлять к своим проблемам еще и ноющую тяжесть в кишечнике, да и перспектива потенциального добавления экземпляра к полицейской коллекции моих биологических жидкостей, меня нисколько не смутила.
Быстро управившись и вознося хвалебные оды своей предусмотрительности за купленные салфетки, я снова закурил и задумался. У меня есть немного еды, немного воды, есть сигареты, возможно на сегодня мне хватит Сахаптина, на крыше уютно (пусть жарко, словно, в на нижних ярусах ада, а ведь еще даже не полдень!) и относительно безопасно. Но, долго я здесь не протяну. Максимум до утра. И нужно раздобыть инсулин. Мой вчерашний способ это сделать был далек от идеала. К тому же я до сих пор не уверен, что не убивал того несчастного, тщедушного парня. Вспомнив о нем, я содрогнулся и собрал остаток воли в кулак, чтобы опять не разрыдаться.
И тут меня осенило. Миссис Тилен! Богобоязненная хилая старушка, соседка Лии. Две недели назад я помогал ей выносить вещи из дома, выслушивая невероятно длинную историю ее жизни. Престарелая, бездетная вдова. Весьма небедная бездетная вдова, решившая съехать в дом престарелых. Свое «уютное гнездышко» она не продаст «даже если на пороге появятся все четверо всадников Апокалипсиса», так как оно «все еще хранит запах Джорджа (или Джеймса, или Джона, ее усопшего мужа, короче» и будет наведываться сюда, погрустить. Вряд ли эта старая кошелка оторвется от криббиджа и пустого трепа с новыми подружками, чтобы причастится запахом мертвого мужа в ближайшее десятилетие.
Ключ должен лежать под уродливой лягушкой в саду. Я своими глазами видел, как эта растяпа его туда прятала, заперев входную дверь. В крайнем случае, можно выбить окно. Главное, что я могу получить более чем пристойное убежище на определенное время. Район у Лии отличный, так что вряд ли в дом забрались сквоттеры. Черт, идея все больше и больше нравилась мне! Мысли о Саскачеване опять робко взобрались на первые ступени моих приоритетов. От мыслей о горячей ванне закружилась голова.
А может даже удастся увидеть Лию. Или даже как-то поговорить с ней. Я, конечно, обещал не втягивать ее во все это, но, господи, как же хотелось обнять ее. Зарыться в ее пшеничные волосы, пахнущие медом и вереском, пожаловаться ей на свою горькую судьбу… В груди защемило.
Но, сначала нужно замаскироваться. И по этому поводу у меня тоже есть план.
Я оглядел крышу, стараясь не останавливать взгляд на плоде моей жизнедеятельности и, я выбрал тенистое пятно от пристройки, прилег на нем, подложив под голову рюкзак. Нужно поспать, пока есть возможность. К тому же сон приблизит вечер, в сумерках которого я собирался устроить марш-бросок к уютному домику миссис Тилен на Марион-стрит.
Мне двенадцать лет. Я гощу у бабушки в Лоуэтте, штат Монтана.
Чудесное время. Прохладное лето, наполненное ароматами леса и лугов. Дармовой рутбир в закусочной «Брэкфаст Билл», в котором заправляет папа Рики, самое вкусное мороженое в моей жизни, бабушкины сосиски в тесте по вечерам, которые она зовет «поросятки в кроватке», бейсбольная карточка какого-то забытого питчера-новичка, закрепленная на задней вилке моего велосипеда, чарующий звук, который она издает, соприкасаясь со спицами наполняет мое лето уникальным саундтреком.
Бетти Уильямс, которая живет на ферме возле тыквенного поля, и первая влюбленность, первый сладкий дискомфорт в груди, который я испытывал, видя ее. Десять лет… Я ничего не понимал, но почему-то мне становилось так хорошо, когда она оказывалась в нашей компании, и еще и смотрела на меня, когда я рассказывал очередную историю о городской жизни. Я совсем не понимаю, что происходит, что за ощущения бурлят в моей голове и в груди, но меня очень злит, когда она смеется над шутками моих друзей. Я постоянно нахожу причину проехать мимо их фермы, надеясь, что она окажется у ограды и увидит, как здорово и надменно я качусь на своем Швимме, совсем не обращая на нее внимания.
Мои друзья, Рики, Брайан и, вечно заикающийся, Бастиан.
Бейсбол на перепаханном поле Браунов, разбитое окно преподобного Ричардса, ворованные яблоки из сада МакНэйров, обжигающе-ледяная вода из колонки, ночные побеги из дома, чтобы поймать призрака в заброшенном амбаре Джонсов, скучные проповеди в церкви по воскресеньям, в дешевой рубашке с коротким рукавом, прилипающей к телу и сжимающим горло галстуком темно-синего цвета…
– А мне кажется, я его увидел. – Рики жует травинку и щурится, глядя в небо. Он лежит на траве, подперев голову руками и подставив мокрый живот под солнечные лучи.
– Врешь. Что ж ты тогда молчал об этом ночью? – я лежу рядом, мое дыханье сбивается – я только что на спор переплыл к другому берегу и обратно. Теперь Рики должен мне последний выпуск Зеленого Фонаря. Я был бы рад, если забыть о том, как на середине реки течение не начало меня уносить прочь.
– Не хотел вас пугать. Вы бы разбудили своими визгами весь город, и мне влетело бы от отца.
– Если бы ты там кого-то увидел, сам визжал бы как поросенок! – Брайан возбужденно вскакивает, – Увидь ты призрака – вмиг оказался бы под юбкой своей мамаши!
– Похоже, мне стоит напомнить, кто из нас главный трус, не так ли, «мистер обоссанные штанишки»! – Рики улыбается. Похоже он намеренно завел эту тему, чтобы попрепираться с Брайаном, благо, тому дай только повод.
– Рики, ты козел. Это было в первом классе, я выпил слишком много сидра… Да пошел ты. – Брайян робеет и краснеет. Ему часто вспоминают эту историю.
Из-за деревьев раздается велосипедный звонок и трель прикосновения бейсбольной карточки о велосипедные спицы. Минуты спустя с нарастающим звуком материализуется Бастиан. Он весь пунцовый, веснушки на его лице от этого выделяются еще сильнее, чем обычно, шея алая, словно сваренный лобстер. Он, задыхаясь, бросает велосипед и размахивая руками пытается нам что-то сказать. Волнение и заикание делают его речь непереводимой.
– Тише, успокойся. – миролюбиво говорю
