Паника - Андрей Ждань

– Небось твои родители признались, что ты приемный? – Рики тоже поднимается и весело смотрит на приехавшего.

– Не-не, врач сказал ему, что у него отсохнет кочерыжка, за то, что он лизал жабу на той неделе. – Брайан весело подключается к Рики, радуясь, что тот нашел новую жертву для своих подколок. Все забыли о его «мокром» инциденте. До следующего раза.

– Йо-йо-ган… В-в-в ле-лесу… – кажется Бастиан не замечает шуточек, он старательно пытается сообщить нам что-то крайне важное. Все замолкают и терпеливо ждут, пока его блеянье не превратится во что-то членораздельное. Наконец такой момент наступает:

– Йоган. Йоган спер у от-отца брагу. О-о-они с друзьями по-пошли в лес. Выпить. – Каждое слово давалось Бастиану невероятно трудно. По нашим глазам он заметил, что история не слишком увлекательна, и его монолог вот-вот прервут смешки и издевки. Он выдохнул, собрался и продолжил, – Там, в ле-лесу. Там труп.

Мы синхронно заткнулись, ожидая, пока Басти проглотит свой триумф и закончит мысль.

– Они по-пошли выпить в лес. Йоган, близне-не-цы Сондберг, Ми-митч, старшая дочка Либе-бертов, ну, та – ры-ры…

– Рыжая, мы поняли, не тяни, труп еще там? – Рики не вытерпел и прервал несчастного Бастиана. Мы все любили его, по своему, но из-за своего дефекта, ему редко удавалось закончить историю, и, видимо, сейчас, глядя на наши заинтересованные лица, он решил выжать из ситуации максимум. Рики не дал ему это сделать.

– Д-д-да. – обиженно кивнул Басти.

Нас не нужно было уговаривать – мы отреагировали одинаково, как любой беспечный ребенок в нашем возрасте. Моментально натянули на себя футболки и шорты, запрыгнули на свои велосипеды, я крикнул Бастиану «Показывай дорогу!», и мы помчались.

Позже, спустя годы, друзья подарили мне сертификат на прыжок с парашютом. Своего рода, это была издевка, так как я дико боялся высоты, вернее я боялся не высоты, а упасть с нее, так я обычно отвечал на подколы по этому поводу. Деваться было некуда – я не мог ударить лицом в грязь, пришлось прыгать. Я мало что помню о том прыжке. Помню, только, что я вспомнил все известные проклятья и, по-моему, изобрел несколько новых, и, что еще врезалось в память, так это невероятная, плотная стена воздуха, бьющая прямо в лицо и проникающая под кожу. То первобытное ощущение неземной скорости навсегда осталось со мной.

Так, вот, чувство скорости свободного падения c десяти тысяч футов не идет ни в какое сравнение с чувством скорости, от которого спирало дыхание на пути к загадочному мертвецу. Я часто вспоминаю тот момент. Большего единения со своими друзьями я не испытывал никогда. Когда, мы мчались во весь опор, ведомые одной целью, действуя как единый организм, скованные одной целью, готовые отнести другого на своих руках, случись ему упасть. Все ради познания главного вопроса, бередившего нас в ту пору – вопроса смерти.

Пубертатный период с приливом гормонов еще не взял верх над нашими организмами и мозгами. Мы сравнительно недавно осознали концепцию бренности жизни и подсознательно учились жить с этой мыслью. Это вызывало в нас болезненный интерес к вещам, связанных со смертью и потусторонней атрибутикой. Поэтому мы караулили призраков в заброшенном амбаре, поэтому гуляли по местному кладбищу, подначивая друг друга, поэтому летели поглазеть на всамделишного мертвого человека. Если Бастиан не соврал.

А он, судя по всему, не соврал. Уж не знаю, почему, но в пылу безумной гонки, он начал говорить почти нормально. Из его сбивчивого, но внятного рассказа мы поняли, что старший брат Бастиана, Йоган (оторва и начинающий алкоголик) спер у папаши то ли самогон, то ли брагу, созвал под это событие своих друзей и они решили уедениться в лесу, чтобы отведать этого пойла. И вот по пути к облюбованной опушке они и обнаружили висельника. Это не стало бы преградой между подростками и выпивкой, если бы не Глори Либертон, вообще, непонятно как затесавшаяся в эту компанию хулиганов и разгильдяев. Именно она завернула всю компанию назад, настаивая, что нужно срочно сообщить о находке шерифу. Глори нравилась всем, поэтому особо сопротивляться парни не стали. Именно по пути обратно, их и встретил Бастиан, которому братец, который решил продегустировать напиток по дороге и по сему случаю пребывающий в благостном расположении духа, и рассказал о находке.

Далее последовала короткая цепочка событий, которая и привела нас к массивному, засохшему дереву, на конце тяжелой ветки которого была привязана веревка, оканчивающаяся старательно сделанной петлей, внутри которой покоилась шей самоубийцы.

Он возник из ниоткуда, словно деревья скрывали его, но в один миг расступились. Вдох застрял у меня в горле, все резко смолкли и, показалось, что на долю секунды даже солнце потускнело. Мужчина висел спиной к нам, одетый в грязную зеленую рубаху и дранный джинсовый комбинезон, в нижней части которого расплылось характерное бурое пятно, мерно раскачивался на веревке, хотя ветра не было. Под его ногами лежало на боку ржавое голубое ведро, которое, видимо, послужило ему плахой.

Наш интерес к смерти как-то резко сошел на нет. Зрелище было настолько зловеще-жуткое, что волосы встали дыбом. Брайан громко пукнул. Никто не рассмеялся, никто и слова не сказал, хотя при других обстоятельствах это стало бы причиной тонны шуточек. Бастиан начал икать, тихо, но раздражительно, я со злобой отметил, что икает он тоже заикаясь. Висела тишина. Мне показалось, что я слышу сухой треск – то ли сука, то ли шеи мертвеца. Враз стало неуютно и захотелось к маме.

Повинуясь какому-то алогичному, противоестественному порыву, я, словно во сне, подобрал ветку, лежавшую под ногами, и двинулся к висящему человеку. Помню, проделывая этот бесконечный путь длинной ярдов в десять, я молил всех известных богов, чтобы кто-то из моих друзей окликнул меня, одернул. Но, они молчали.

Подойдя, я уловил легкий запах. Фекалий и разложения. А может это был запах моей разыгравшейся фантазии. Я смотрел на джинсы, казалось, я видел каждую ворсинку выцветшей ткани. Опустив глаза, я заметил, что один ботинок валялся на земле, чуть поодаль. Собрав в кулак все свое мужество, я поднял руку с веткой и неуверенно потыкал в спину мертвеца.

С невероятным, непередаваемым и неописуемым звуком, труп развернулся вокруг своей оси. Я поднял взор.

У мертвеца было мое лицо.

Я открыл глаза. Мой рот был открыт, невероятно хотелось пить. Пить и кричать. Грудь сдавило, я вспотел. На груди словно кто-то сидел. Кто-то комплекцией со среднестатистического сумоиста. Небо потемнело, я видел звезды. Мне стало страшно. По-настоящему страшно. Я ощутил