Американец - Роман Злотников

— Вот скажи мне, Юра, а ты, часом, не из «этих»?

— Из которых, этих? — не понял его я.

— Ну, есть такие, вместо девушек им мальчиков подавай.

Я только молча погрозил ему кулаком. Витек притворился, что он в смертельном ужасе:

— О, не бей меня своим смертельным кулаком, Юра — гроза ирландцев! — завопил он на всю кухню, — иначе некому будет закончить этот чудесный плов! Сам-то ты не справишься!

Я промолчал. Дурашливость на Витька нападала нечасто, но… Итальянские гены, видимо. Проще было переждать минуту, скоро он и сам посерьезнеет. И точно!

— Нет, ну правда, Юр, я все понимаю, у тебя небесная любовь… И твоя Мэри для тебя — лучшая из девушек… Но ты и сам понимаешь, что пока ты ей не пара. А когда станешь, принято помолвку делать, не свадьбу, так что года два-три тебе этой свадьбы еще ждать. И это в удачном раскладе, согласен?

Я молча кивнул.

— Ну вот! И что, ты два года намерен прожить монахом?! Да брось! Не стоит оно того! Давай лучше мы с тобой в Балтимор смотаемся. Город большой, и хоть и очень пуританский, но не сомневайся, где найти там девиц повеселее, я знаю. Расслабимся, время хорошо проведем!

Я помолчал. Нет, ответ у меня был готов сразу. Я просто не знал, как сказать, чтобы дошло. Но Витек, похоже, понял сам.

— Что, «проняло» тебя, брат, да?

Я кивнул.

— Да, Витек, именно «проняло», лучше и не скажешь. Я не монах, ты прав. А вот как представлю, что с кем-то, а не с ней, душа не лежит. Так что я пока лучше так. Станет невтерпеж, я тебе сам этот разговор и напомню.

— Странно как-то… — протянул Суворов, открывая крышку казана и добавляя какие-то пряности, — местные кричат «до свадьбы ни-ни», но парни у них и до свадьбы «гуляют». Только приличия соблюсти надо. А мы по их меркам — почти язычники. Да и дома нас праведниками никто не сочтет. Но ты собираешься сам, добровольно жить так, как они только на проповедях рассказывают. Рассказать кому — обхохочется!

— Все так, все так. Нелепо это, наверное. Но иначе не могу. Может быть, Витек, дело в том, что для меня чувство к Мэри — как часть билета в новую жизнь?

— Ну, так бывает… — неуверенно согласился Витек.

— Ну вот у меня так и случилось. У меня Мэри и перспективы в этой стране как-то воедино слились. Как суеверие какое-то. Дурацкое, наверное. Но мне кажется, что если я Мэри изменю, то она об этом как-то узнает. Или не узнает. Но все, на что я с ней надеюсь, и все остальные надежды… Они сразу «сломаются». Поэтому не могу я так, ни с этой девушкой, ни с этой страной.

Тут уже некоторое время помолчал Витек.

— А что «со страной»? — уточнил он.

— Ну, ты помнишь, я говорил тебе, что мечтал про Штаты? Рвался сюда, хоть родители не отпускали. И прорвался чудом, считай. Без денег, без документов, бродягой… И приняли меня тут совсем неласково, то афериста во мне подозревали, то в барак засунули землю долбать… И в бараке чуть не прирезали, так? В общем, не та она оказалась, Америка. Совсем не та, как мне рисовалось, уж поверь!

— Да верю я, верю! Стоп, подожди! — с этими словами Витек поднатужился и отодвинул котел с огня. — Уф-ф… Ну все, еще десяток минут, там все дойдет, и можно есть. Подожди еще пару минут, я пока чаю заварю…

Ждать пришлось не пару минут, а весь десяток. Пока Витек колдовал над зеленым чаем («кипятком заваривать и не вздумай! Вкус испортишь!»), пока накладывал порции для гостей, пока отправлял официанта в зал, пока нам наложил… В общем, я и забыл за это время, о чем говорил. А вот он, оказалось, помнил. И дал продолжение.

— Ну? Так ты закончил на том, что Америка оказалась не такой, как тебе мечталось. И?..

— Гм… И… — внезапные переходы Витька от шуток к серьезности и обратно нередко ставили меня в тупик, — а то, Витек, что хоть страна эта не такая и пока ничего не дала мне, но это я рвался к ней. А не она ко мне. Так что я пытаюсь понять Америку такой, какая она есть. На самом деле, а не в мечтах, рассказах и романах, понятно? И вот в этой Америке я и буду жить. Со своей Мэри, если она меня любит, понял? А другие мне не нужны!

Из мемуаров Воронцова-Американца

«Рождество прошло великолепно. Мне даже довелось немного потанцевать с Мэри. И послушать, как она поет. Но помимо этого, как я ожидал, состоялся серьезный разговор с Мэйсонами. Я обрисовал, что делаю, и они назначили доклад на первые числа января».

Неподалеку от Балтимора, 8 января 1896 года, среда

После доклада мне был задан лишь один вопрос:

— Мистер Воронцов, но это уже не инженерная работа, а вы числитесь помощником инженера. Кем же вы видите себя в этом проекте?

— Менеджером! — коротко ответил я. — Предлагаю ввести должность «менеджер проекта». Приравнять в правах, ответственности и зарплате к руководителям филиалов. Ну и премию назначить, в зависимости от результата.

«Сам» Элайя Мэйсон немного подумал, пожевал губами и ответил:

— Не пойдет! Подождите, мистер Воронцов! Я не договорил! Так вот, ваше предложение глубоко оскорбит руководителей филиалов. Они ведь не просто набранные сотрудники, Юрий, они — члены Совета директоров. И все они компаньоны, пусть и младшие. Они входили в бизнес со своими активами. Кто-то — с готовой небольшой компанией, кто-то — с удачным подрядом, даже Ганс Манхарт внес в дело свой патент. Хороший патент, уверяю вас. Ценный. И приравнять простого наемного сотрудника, пусть и с идеей, но без актива… Они меня не поймут, Юра! Будет бунт, точно вам говорю!

При этих словах «дядя Билл» важно кивнул. А его племянник продолжил:

— Вот если бы и у вас нашлось что-то, что вы могли бы внести…

— Есть у меня что внести! — решительно ответил я. Тут в горле пересохло…

Я вдруг осознал, что не я, а сам отец моей Мэри — самостоятельно — предложил мне путь, как стать компаньоном. Отступать было глупо… Так что я сделал глоток содовой и продолжил немного сиплым голосом, но твердо:

— Сейчас оно еще плохо работает, я эксперименты веду… Но к концу февраля будет и рабочий образец. Обещаю! У меня будет что патентовать!

— Ну и чудненько! — улыбнулся он. — Тогда сделаем так. Вы остаетесь пока помощником Манхарта, но мы готовимся все изменить во втором квартале, прямо с первого апреля. Так что если у вас к началу марта будет стоящее патентоспособное изобретение, мы его и зачтем. И приравняем вас к директорам. Ну и в марте, в зависимости от ценности вклада, оговорим и ваши доходы — оклад, премию, дивиденды…

Тут он взглянул мне в глаза, улыбнулся и продолжил:

— Да, кстати, почему вы не бываете у нас? По субботам мы тоже даем обеды, как и мой дядя. Так что вы могли бы чередовать. И когда не идете к нему, посещать нас. Сара, сестра моей покойной жены, очень благосклонна к вам и считает вас подходящей компанией для моей дочери. А я привык прислушиваться к ее советам. Согласны?

Вообще-то у меня были возражения. Ну как же, работать начинаешь сейчас, изобретение тоже отдаешь авансом, а для тебя все остается по-прежнему, и сколько ты получишь, ты узнаешь потом, после того как все отдашь… Но сейчас, при таком предложении ответить в стиле: «Я не уверен, сэр, что вы меня не обманете!» — было бы верхом бестактности. И глупостью.

Из мемуаров Воронцова-Американца

«Период с начала января по начало марта прошел для меня в сладком сне. Я работал запоем. В свободное время вел эксперименты, дорабатывая игнитрон. К счастью, я вспомнил, что этот ртутный выпрямитель был не только мощным и обладал очень высоким КПД,[76] но и был изобретен сразу же после Гражданской войны. Папа на этот факт особенно напирал.

Но помнить принцип и схему — это одно, а собрать действующий выпрямитель — совершенно другое. Неожиданно понадобились деньги. Много денег. Работа с ртутью требовала вытяжных шкафов, что уже непросто. Кроме того, понадобилась сама ртуть, немало ртути, а она стоила недешево. А быстро, для первых опытов ее можно было извлечь только из ртутного барометра, прибора недешевого. Потребовалась гора готовой стеклянной посуды, оборудование для выдувания стекла, прибор для создания вакуума…

Деньги, которые я начал было копить, быстро улетели, весело мне помахивая издалека. Пришлось одолжить немного у Витька.

Но главным были, конечно же, субботы и воскресенья. Правда, по воскресеньям я видел Мэри со второго ряда зала, говорить нам было некогда. Но вот по субботам мы общались, и немало. Тетя Сара, которая и правда, похоже, оказывала мне протекцию, полюбила ходить на обеды к Уильяму Мэйсону. И водила Мэри с собой. И мы говорили, мы много разговаривали.

Третьего марта я наконец-то с небольшим опозданием, добился устойчивой работы двухполупериодного игнитрона.[77]

Я послал к Мэйсонам записку, что могу демонстрировать изобретение хоть завтра. А ночью у нас произошел пожар».