Святая кровь - Майкл Бирнс

— Взгляните на это, — сказал он своей спутнице. — Вы ведь знаете об этом оссуарии?

Жюли окинула взглядом компактный каменный ларец, покрытый выгравированными узорами: розетками и штриховкой. По всей ширине красивой выпуклой крышки, прямо посередине, шла трещина, подправленная реставраторами. Ничто не подсказывало Жюли, что оссуарий ей знаком.

— А я должна?

Амит удивленно взглянул на нее.

— Кража на Храмовой горе? В июне? По всем новостям трубили. Перестрелка, взрывы…

Обо всем этом Жюли в лучшем случае имела лишь смутное представление.

— В июне я была на раскопках за Танисом, — парировала она. — Мне в пустыне еще телевизора не хватало. Вы же знаете, что такое раскопки… Полная изоляция.

— Согласен, — ответил Амит.

— Ну, так и не умничайте.

Он покачал головой и пересказал ей версию «Ридерс дайджест» о том преступлении, объяснил, как сложилась жуткая ситуация, когда синагогу взорвала мусульманская террористка-смертница, а израильская полиция в отчаянном ответном акте по ошибке едва не привлекла за соучастие его коллегу по имени Грэм Бартон. Бартона отпустили только после того, как власти Израиля отследили похищенный оссуарий до дома мусульманского духовного лица, являвшегося организатором похищения. Оссуарий исследовали и привезли сюда на хранение.

— И вот это они украли? — Она повнимательнее присмотрелась к реликвии. — Оссуарий?

Он явно не стоил таких усилий.

— Чего ради?

— На сей счет есть немало теорий заговора, но твердой версии не существует. По всей видимости, все дело в том, что находилось внутри.

— А внутри находилось…

Амит пожал плечами.

— Оссуарий вернулся пустым.

Археолог понизил голос, не дав ему разгуляться эхом в гулком зале.

— А вот с этого момента начинаются по-настоящему интересные слухи.

Ему показалось, что он слышит повизгивание колесной резины кресла-каталки, и, замолчав, Амит оглянулся через плечо. Ничего.

— Вот, взгляните-ка сюда. — Он показал на боковую стенку ларца.

Жюли обошла его, склонилась рассмотреть поближе и тогда только заметила гравировку, в рисунке которой повторялись языческие символы, те самые, что они видели на стенах потайной пещеры в Кумране.

— Непонятно… — удивленно проговорила она.

— Вот именно.

Беспокойство на лице Жюли подсказало Амиту, что она тоже задумалась о связи рисунков.

— И как, по-вашему, что это значит?

— Трудно сказать. Кое-кто, однако, считает, что это раннехристианский символ.

— С чего бы?

— Видите ли, когда Иисус умер приблизительно в тридцать четвертом году нашей эры, те, кто пытался продолжить его пастырство, подвергались преследованиям Рима. Поэтому для того, чтобы скрывать свою приверженность к христианству, они использовали языческие символы.

— Своеобразный код?

— Скорее, клеймо, предназначение которого — изображать распятие Иисуса. Греки и римляне почитали дельфинов как волшебных существ, переносящих души в загробный мир.

— Вроде ангелов, — сказала Жюли.

— Вроде спасителей, — поправил Амит. — А трезубец, как утверждают, символизировал острогу, которая убила дельфина.

— Крест.

— Крест, — подтвердил Амит. — Не говоря уже о трех остриях трезубца…

— Троица.

— Хорошо, что вы не были римлянином в те времена, — сказал он. — Повторяю, некоторые дают именно такое объяснение этому символу и…

— И полагают, что в этом оссуарии находились останки раннего христианина?

Амит усмехнулся:

— Ну да, вроде того. Но только не простого христианина.

— Петра? Павла?

— Берите выше.

Она взглянула на оссуарий и проронила немыслимое.

— Не может быть… Не Иисуса же…

Амит кивнул.

Жюли хмыкнула.

— Вы забыли, Амит, что разговариваете с египтологом, — напомнила она. — Вы же знаете мое мнение об Иисусе и всей его истории.

— И что? — Но он уже понял, что последует дальше.

— А то, что нет исторически установленных фактов существования Иисуса.

Ее позиция Амиту была известна.

— Значит, он — литературный герой?

— Иисуса можно рассматривать как героя народного эпоса Египта. Позвольте напомнить вам: Осириса зверски изувечили, тело его по частям собрала богиня Изида и поместила в каменную гробницу, и всего лишь три дня спустя он воскрес и вознесся на небеса. Распятие, погребение, воскресение на третий день и вознесение на небо?

Жюли развела руками.

— Осирис, заметьте, который впоследствии творил суд над душами, взвешивал на чашах весов сердце и перо богини Маат и либо жаловал усопшим вечное блаженство, либо бросал сердце в пасть Амматы,[58] Пожирательницы…[59]

— Рай и ад, — кивнул он.

Жюли оживилась, заговорила громче, и девушка-экскурсовод стала бросать на них любопытные взгляды. Амит поднес указательный палец к губам, чтобы Жюли говорила потише.

— Еще пример: «Книга мертвых», — вполголоса продолжила она. — Сын Осириса, Гор, накормил пять тысяч человек несколькими буханками хлеба.

— Иисус кормит массы, — подыграл ей Амит.

— Те же пять тысяч, — уточнила Жюли. — Сохранилось изображение Гора, сосущего грудь Изиды, «раскрученное» впоследствии как «Мадонна с младенцем», — с сарказмом добавила она.

Амит знал о существовании десятков параллелей между Иисусом и Гором — от непорочного зачатия и освящения хлеба и вина вплоть до обряда крещения, — и обоих изображали как пастуха либо агнца. И хотел только одного — чтоб Жюли поскорее закруглялась.

— И давайте не забывать вот о чем: Изида — целительница и творец.

Она подняла вверх указательный палец правой руки.

— Осирис — судия душ.

Поднялся средний палец.

— И Гор — владыка небесный, являющийся, кстати, сыном Осириса.

Когда поднялся безымянный палец, она крепко прижала его к двум другим.

— Знакомая история? Три отдельных божества переделывают в одно.

— Троица, — кивнул он.

— А утверждения Иисуса о загробной жизни и суде душ? В этой философской теории Египет просматривается едва ли не в каждой строчке. Достаточно вспомнить о понятии «ба».

«Ба», припомнил Амит, — древнеегипетский эквивалент души, которая отделялась от тела сразу после смерти и странствовала, как ей заблагорассудится. Изображали ее в виде птицы, что Жюли, без сомнения, считает предтечей Святого Духа.

— Вы уж простите мне, что я не бегаю каждое воскресенье в церковь, — насмешливо проговорила она, скрестив на груди руки и перенеся вес тела на левую ногу.

Амит поднял руки, будто сдаваясь.

— Ваша взяла, Жюли. Египет — начало всему. Проформы ради можно проштудировать также и Старый Завет и прийти к выводу, что вся история с Иисусом была вымыслом.

Он стал приводить массу примеров, наклоняя голову то на один бок, то на другой, желая подчеркнуть параллели между историями.

— Давид родился в Вифлееме.

Голову к левому плечу.

— Иисус родился в Вифлееме.

Голову к правому.

— Моисей взошел на Синай на сорок дней.

К левому.

— Иисус отправился в пустыню на сорок дней.

К правому.

В ее взгляде ему почудилось примирение.

— Также можно обратить внимание на то, что отец Иисуса был прямым потомком Давида и Авраама, а его мать — от первого Моисеева первосвященника, левита Аарона. Удобное свершение пророчества Исайи: сделать мессию служителем культа и царем. Ну и, конечно же, вся история о Всевышнем, отдающем своего сына в точности, как Авраам пытался принести в жертву Исаака…

— Ладно, — сказала Жюли, закатив глаза. — Неужели я выгляжу такой дурой?

Он пожал плечами.

— Вы же, в самом деле, не думаете, что Иисус — всего лишь плод литературного вымысла?

Амит мог только надеяться, что она не подозревала о том, что Иисус проявлял девятнадцать из двадцати особенностей, присущих героям греческой мифологии.

Жюли устало вздохнула — в точности как это сделал бы любой сочувствующий минималист.

— Тогда как вы объясните тот факт, что историки, жившие во времена Иисуса — к примеру, Филон Александрийский и Иосиф Флавий, — никогда не упоминали никого, хотя бы отдаленно напоминавшего Иисуса или его учеников? Будем честны: парень, что ходит по воде, кормит толпы ланчем из пакета и возрождает из мертвых, не годится в кандидаты для Бэ-листа.[60]

— Верно, прямых упоминаний Иисуса нет. Но в свидетельствах Иосифа ярко описаны ессеи как одна из трех еврейских сект Иудеи первого века нашей эры. Филон об этом тоже писал.

— И что это доказывает?

Лукавая улыбка шевельнула бородку Амита. Скептики вновь и вновь упускали из виду историческую справедливость.

— Вообще-то «ессеи» — это неудачная транслитерация слова, которое Флавий и Филон относили на счет евреев из Кумрана. На самом деле оно звучало «есаоин», слово, имеющее корни греческие, арамейские и арабские. А поскольку вы живете в Каире, уверен, в последнем вам удастся самой убедиться.