Царская свара (СИ) - Романов Герман Иванович

Глава 5

Форштадт Шлиссельбурга

Генерал-аншеф и сенатор Петр Панин

после полудня 7 июля 1764 года

— Дайте им хорошенько, Яков Александрович! Чтобы Шлиссельбург пламенем весь объят был!

Генерал-аншеф Панин хищно оскалился, чуть приоткрыл рот, по ушам сильно ударило ревущим звуком. Громоздкая осадная пушка, что полвека тому назад палила по Риге, изрыгнула пламя, послав в крепость почти пудовый гостинец в виде литого чугунного ядра, способного размолотить даже крепкий камень. А сероватый известняк, из которого сложены стены древнего новгородского Орешка, и подавно.

Бомбардировка шла уже два часа, успели установить полдюжины ломовых пушек и пару гаубиц за каналом. Еще два десятка орудий дожидались своей очереди, их нужно было поставить ночью на шанцах, когда обстрел из крепости не будет мешать земляным работам — гарнизонные солдаты и мужичье пугливы, и днем разбегутся в разные стороны, и так их гвардейцы еле собрали и согнали как стадо.

Трусливые бараны!

Петр Иванович огляделся — пожар в форштадте почти закончился. То, что пылало, то сгорело, а что огонь не охватил, было растащено на бревна, не рубить же лес, когда есть готовый материал под рукою. Тем более, то дома изменников, присягнувших «Ивашке» — так что святое дело их разобрать. Да и посад торговый богатеньким оказался — гвардейцы немало тайников нашли и с деньгами, и с посудой драгоценной из серебра, хотя были и золотые тарелки. Так что дома теперь растаскивали с утроенной энергией, хотя все были чумазы от гари, что твои арапчата.

Петр Иванович посмотрел на свой мундир, прежде щеголеватый, сшитый из доброго аглицкого сукна лучшим портным столицы, и недовольно поморщился. Белый галстук и рубаха из тончайшей брабантской ткани с кружевами, стали чуть ли не черными, зеленое сукно посерело, обшлага сменили красный на грязновато-розовый цвет. В таком виде только на балы ходить, придворных дам пугая.

— Завтра с утра уже всеми пушками ударим по куртине, где царь Петр пролом сделал. Думаю, за сутки бомбардировки мы ее обрушим. Неделю проламывать не потребуется — стену наспех заделали, она не устоит, — Яков Александрович Брюс сложил подзорную трубу, с помощью которой рассматривал Шлиссельбургскую крепость.

У самого Панина в таком исходе сомнений не было — строился Орешек в стародавние времена, когда об артиллерии и не помышляли, а ее век пришелся намного позднее. И вот такие крепости, как и рыцарские замки, уже легко брались штурмом под грохот первых бомбард и экстраординарных кулеврин. Лишь после этого вокруг старинных цитаделей стали возводить бастионы с равелинами впереди и ретраншементами позади их, и уже штурм таких укреплений становился кровавым — что показало взятие Нарвы в 1704 году войсками царя Петра Алексеевича. Да и построенная им бастионная фортеция на Заячьем острове в Санкт-Петербурге куда более надежно запирала Неву от сил неприятельских, чем древний Орешек, каменные стены которого, прекрасно видимые на острове, уже не могли быть твердыней, от которой отступят осаждающие.

— Надо этой ночью шанец возвести на северном берегу, Петр Иванович. Пока в два огня крепость не возьмем, то штурм большими потерями для нас обернуться может! А то и конфузией!

Генерал-майорБрюс как всегда обо всем хорошо помнил. Панин только поморщился, но еще раз терпеливо разъяснил потомку шотландцев, в чем причины отсрочки. Хотя они и так были очевидны, достаточно поглядеть на дымящиеся развалины форштадта.

— На той стороне батальон солдат гарнизонных — они бы давно разбежались, если бы с вечера с ними две роты преображенцев не отправили. В леску сидят сейчас и ждут тумана ночного. Шанец старый удерживать сейчас бесполезно, из крепости стрелять начинают сразу. Да еще этот бот, что измену учинил, в северном рукаве на якоря встал у берега — картечью ведь палить будет, а мы с этого берега в него просто добросить ядра не можем. Предатели и каины, водоросли речные.

Действительно, мятежный кораблик вел себя нахально и дерзко. Встал на якоря почти у берега и время от времени в лесок ядра посылает — не опасаясь ответного огня. А если полковые пушки поставить, то трехфунтовые для него неопасны, да из крепости сразу начнут из гаубиц и пушек бомбами забрасывать. А такое худо — пожар начнется, дождей не было, и деревья сухие стоят, полыхнет знатно.

— Смотрите, Петр Иванович, никак капитан яхты с ума сошел?! Ведь его сейчас утопят!

Панин повернулся к реке и удивился зрелищем — маленький кораблик поднял все паруса и довольно ходко шел к Орешку. На стеньгах трепыхались два красных полотнища, которых быть не должно по регламенту. Неужели в атаку пошел на мятежный бот?!

— Похоже на очередную измену, граф, — сквозь зубы произнес Панин, прижимая к глазу подзорную трубу. — Если был бы просто безумцем, то по нему бы сейчас из пушек палили — и со стен, и сам бот. А так руками машут и такую же красную тряпку вывесили. Как жаль, что туда ядра добросить с батарей не можем и покарать предателей!

Генерал-аншеф бессильно выругался — он не доверял морякам, те явно не хотели сражаться и умирать за императрицу Екатерину Алексеевну. Пытался обходиться с ними лаской, уговаривал, обещая награды от государыни, но они так и норовят к «Царю Ивашке» переметнуться при любом удобном случае, как сейчас и произошло.

Яхта подошла к боту, встала рядом на якоря, спустив паруса. Команды двух мятежных корабликов столпились у борта, махали руками, видимо, о чем-то договаривались, или обсуждали столь успешное предательство, проделанное у всех на виду. Это самое страшное — если такое происходит на глазах всех осаждающих, то они рано или поздно переметнутся на сторону самозванца Иоанна Антоновича.

Панин нахмурился — побеждать нужно немедленно, иначе через несколько дней даже преданные императрице гвардейцы откажутся за нее воевать, перейдя на сторону сильнейшего. Просто не смогут воевать, видя, что все против них в комплот единый слились. Хотя бы маленькую викторию сегодня-завтра одержать над мятежниками, она вдохнет в сердца ослабевших духом надежду на будущую победу — а с таким настроем преображенцам и семеновцам легче будет на штурм Шлиссельбурга идти через пару дней, как пролом в стене появится.

«Ключ-крепость» — удивительно верное название, ведь там самозванец засел. Не со старым фельдмаршалом Минихом нужно генеральную баталию устраивать, разгром его отряда не приведет к окончательной победе, пока жив «Ивашка». Скоро подойдут от Новгорода, Пскова, Старой Русы и других городов новые пехотные полки. Мятежники усилятся, фельдмаршал сразу воспрянет духом. И тогда гвардейцев просто раздавят многочисленным войском, недели не пройдет.

Нужно Шлиссельбург немедленно штурмом брать, пощады никому не давать. Вот только самозванец в любую минуту улизнуть может, недаром бот у крепости крутится, да теперь с ним еще и яхта. Уйдут в Кобону на всех парусах беспрепятственно — там старый дворец царицы Анны Иоанновны стоит. А оттуда хоть на Новгород дорога, хоть к Новой Ладоге и Тихвину. Мешают эти кораблики зело при диспозиции, вредные они. Пока они у стен, у самозванца шансы есть избежать законной кары!

— Господа генералы, а вам не кажется, что на этих ковчегах «Ивашка» убежать из крепости спокойно может. Ведь флота у нас как такового, нет! А те что имеются, то как голодные волки в лес смотрят!

Алехан подошел со спины неожиданно — здоровый черт, вроде пятого дня помирать собирался, ан нет, отошел, только злобен стал сверх меры, готов самозванца руками разорвать.

— Петр Иванович, у нас на той стороне преображенцев две роты и лодок в достатке. А пока эти челны у шанца стоят, они возвести стенки, и установить пушки, нам не дадут. Так не лучше ли этой ночью гвардейцев в лодки посадить, в тумане войти в рукав и взять корабли мятежников на абордаж. Такое дело Петр Великий на Неве уже совершал, захватив шведские шняву «Астрель» и бот «Гедан».

Панин незаметно поморщился — Алехан себя изволил сравнить с императором, гордыня так из него и прет наружу. Но предложение верное — пусть себе славу ищет со шпагой в руке, вот только приказ то ему он отдаст, пусть как временный командующий войсками гвардии.