1968 - Патрик Рамбо

— Никогда и нигде в мире трудящиеся не побеждали под черным флагом. Доверять подобным лидерам значит рыть могилу рабочему движению…

— Вот увидишь, они все окажутся против нас.

— Демонстрации в защиту Кон-Бендита не ведут ни к чему, кроме раскола, разброда, провокаций…

— Что здесь происходит? — спросил незаметно вошедший аджюдан[75].

— Студенты вышли на демонстрацию, потому что правительство отказало Кон-Бендиту во въезде в страну.

— А, этому уроду! Надо было еще раньше его выставить.

— Видите ли, господин аджюдан…

— Корбьер, вы ходили сегодня в парикмахерскую?

— Там закрыто. Сегодня Вознесение.

— Тогда пойдете завтра утром.

Волосы у Корбьера на затылке и правда уже спадали на шею. Он не успел ничего ответить аджюдану, прозванному Пивным Мешком за красную рожу и долгие с самого утра посиделки в столовой для младшего командного состава. Телетайп застрекотал, выстукивая депешу. Солдат Боке жестом профессионала оторвал пришедшее сообщение и стал читать вслух:

— На борту военного самолета DC6, следующего из Ниццы в Эвре, находятся г-н Ф. Анри и мадмуазель С. Мартин, несовершеннолетние, сбежавшие из дома и разыскиваемые службой по делам несовершеннолетних полиции Ниццы тчк. Просим принять указанных лиц и задержать на авиабазе до приезда предупрежденных нами родителей.

— Это пришло из Ниццы? — спросил аджюдан.

— Да, от командующего жандармерией аэропорта.

— Дайте сюда, пойду предупрежу жандармов.

— Хорошая мысль, — сказал Корбьер и рискнул показать кукиш повернувшемуся спиной аджюдану.

— Мало того, что угодили в военные, — вздохнул Боке, — а теперь еще и с легавыми связались.

— Куда деваться…

«Забастовка усердия» друзьям вполне удалась, они задержали парашютистов на пару дней под предлогом недостающих формуляров и неправильных печатей. Интересно, нажаловался ли на них курсант из офицерского училища, которого они поселили не на офицерской квартире? Корбьер отправил его в здание 147, в семи километрах от летного поля. На следующий день бедняге пришлось встать еще до рассвета и добираться пешком, чтобы вовремя сесть на самолет. К этому и свелась революционная борьба двух солдат.

— Смотри, Папаша Жюльет приземлился, — сказал Боке.

Таково было условное обозначение самолета, прилетевшего из Ниццы. Срочники в полевой форме подкатили трап к площадке перед ангарами. Стюардесса провела вереницу людей в гражданском мимо ангаров и взлетно-посадочных полос. Юных беглецов двое жандармов увели на свой пост. Было слышно, как внутри здания бригадир кричит в трубку, что у него украли велосипедное седло. Миниатюрная шведская танцовщица, едва выйдя из самолета, принялась танцевать на траве. Другие пассажиры вошли в помещение командного пункта, на скорую руку переоборудованное в зал ожидания.

— Не беспокойтесь, мадам, — сказал Корбьер, — ваш багаж последует за вами.

— И что бы мы делали без военно-воздушных сил! — восклицал пожилой господин, увешанный наградами.

— Это элита нашей армии, — сказал другой.

— У вас не найдется аппарата для подогрева бутылочки?

— Нет, мадам, — сокрушенно ответил Корбьер, — в армии для младенцев ничего не предусмотрено.

Потом он отвел всю компанию к начальству, которое должно было обеспечить доставку гражданских лиц в Париж. Возвращаясь на пост, он столкнулся с двумя ребятами из отрядов быстрого реагирования в полном боевом обмундировании.

— Что это вы тут делаете?

— Ждем, нас отправляют охранять сахарный завод.

— С автоматами?

— У нас даже патроны настоящие. Весело будет!

Сорбоннские охранники-«катанге» больше не подчинялись Оккупационному комитету, их присутствие досаждало многим. Разбившись на группы, они патрулировали с вызывающим видом. Их сильно накрашенные женщины поселились вместе с охранниками в верхних аудиториях, где те все крушили ради забавы. Недалеко от часовни при входе в подвал Порталье видел, как они грубо тащат за собой парня в белом медицинском халате, тот упирался, не хотел идти дальше, но их было много, и они крепко его держали.

— Нельзя было допускать, чтобы эти твари обосновались в Сорбонне, — сказал Родриго.

— Пойдем посмотрим, что они там затеяли.

Друзья пересекли двор, заполненный книжными

прилавками и охрипшими громкоговорителями, откуда неслись песни 1917 года. На подвальной лестнице тип по кличке Чикаго водил зажженной сигаретой перед носом у санитара, которого держали двое крепких парней в куртках с заклепками и цыган Тонио, весь в черном и с топориком на поясе.

— Что вам сделал этот парень? — спросил Порталье.

— В Комитете говорят, он самозванец, выдавал себя за доктора.

— Вот мы им и занимаемся, — сказал Чикаго с вызывающим видом.

— А сигарета зачем?

— Немножко прижжем его, чтоб признался.

— Мне не в чем признаваться! — завопил несчастный.

Родриго зажег сигарету, взял ее двумя пальцами и подошел к заинтригованной компании.

— Хочешь тоже поразвлечься? — улыбнулся Тонио.

Родриго раздавил сигарету у себя на ладони, запахло паленым мясом. Он сжал зубы, но не вскрикнул, и Порталье сразу пришел на ум римский консул, который сам положил руку в огонь, желая поразить своих палачей. Охранники таращились на Родриго, не веря своим глазам.

— Ты что, свихнулся? — наконец спросил Чикаго.

— А ты? — сказал Родриго. — Не хочешь попробовать? Слушайте вы, сначала раздавите на руке по чинарику, как я, тогда и делайте то же самое со своим пленником. А нет, так валите отсюда, пока мы не сообщили в Комитет. По рукам?

— Ладно, ладно, — сказал Чикаго, и хулиганы удалились, пожимая плечами.

— Надо перевязать рану, — посоветовал самозваный доктор.

— Да пошел ты! — сказал Родриго, повязывая руку платком сомнительной чистоты.

Порталье отправился с другом в медпункт, где теперь был настоящий доктор, сменивший шутников, которые орудовали там в первые дни, слушая хорошеньких девушек без стетоскопа. Потом Порталье один пошел в зал для семинарских занятий, где какой-то комитет обсуждал большую студенческую демонстрацию, назначенную на завтра. Как и следовало ожидать, Порталье увидел там Марко и Теодору. Всего за столами сидело человек тридцать. Повестка дня? Как всегда. Власть должна понять, что нельзя запретить въезд в страну такому студенту, как Кон-Бендит, символу студенческого движения.

— Дани, — пояснил Марко, — будет действовать на свой страх и риск.

— Как всегда! — вставила брюнетка в очках.

— Он сейчас во Франкфурте, но поедет в Зарребрюк, как мне сказали по телефону немецкие товарищи. Оттуда он перейдет границу в Форбахе.

— Переодевшись таможенником?

— Было бы забавно. Так вот, встречаемся на Лионском вокзале в семь часов вечера. А еще одна колонна на два часа раньше пойдет от Сиреневых ворот…

Будут ли участвовать рабочие? Чтобы помешать им присоединиться, Всеобщая конфедерация труда назначила на то же самое время собственную демонстрацию. Она должна была состоять из двух разных колонн: одна отправится от площади Балар, напротив заводов Ситроена, и пройдет до Аустерлицского вокзала, другая — от Бастилии до бульвара Османн, по кварталу, где расположены банки и торговые центры. Конечно, на этой демонстрации никто не станет требовать возвращения во Францию Кон-Бендита, этого возмутителя спокойствия, к тому же в тайном сговоре с властью. Здесь все будут выражать солидарность с бастующими рабочими, надеясь ускорить ход переговоров.

Около шести Порталье и Тео отправились пешком на площадь Вилье. Они собирались поживиться бабушкиными запасами, обчистить холодильник и отдохнуть, чтобы назавтра быть в форме. «Революция укрепляет ноги, — сказала Тео. — Сколько же мы ходим пешком!»

Мост Сен-Мишель перегородили полицейские, в них летели камни и оскорбления. На бульварах и набережных столпилось несколько тысяч молодых людей. Один из них залез на уличный фонарь и оттуда стрелял из рогатки железными болтами.

Тео и Порталье свернули на улицу Сент-Андре-дез-Ар, к мосткам напротив института. Горели ящики и урны с мусором. Друзья видели, как кто-то нападает на пожарных, которые пытались затушить огонь, перекинувшийся на шторы ближайшего ресторана.

— Видно, не все охранники остались в Сорбонне, — сказал Порталье, указывая на компанию хулиганов.

— С ними никто не может совладать, — сказала Тео.

— Придурки!

— Не тормози, я хочу есть, а деньги кончились.

Путь до Вилье был еще неблизкий.

Суббота, 25 мая 1968 года

Божон, ад в двух шагах от площади Этуаль

Немногим после полуночи в комиссариате Пантеона появился насмерть перепуганный господин. Полицейские дремали за столами, положив головы на стол. Некоторые, позевывая, играли в карты и отхлебывали кофе из термоса.