Уйти от погони, или Повелитель снов - Клод Фер

И вдруг – Повелитель снов с идолом Мшаваматши в руке, мой фантом, повергнутый им под ноги, бессильный и безвольный, словно я уже мертвая. И все это – во сне ее.

Проснулась с тяжело бьющимся сердцем и болью где-то в желудке. Увидела комнату в новой своей квартире, черепичные красные крыши домов в окне, корявые громады Нотр-дам де Пари с прячущимися там демонами, розовеющий над всей этой чехардой восток с лазурной полоской неба над ним. Перевела взгляд на служанку.

Юлия по-детски причмокивала во сне и улыбалась. Вполне возможно, сон тот ужасный сменился другим, а то и третьим, но для меня улыбка ее и такое вдруг ставшее детским, хотя и взрослое лицо показались продолжением именно того кошмара. Мысли зашевелились быстро, я стала принимать решения…

Первым делом я как можно тише и осторожней поднялась с постели, совсем так, как сделала это Юлия в андоррском замке моем, забыв, что могу наслать беспробудный сон на служанку. Накинула халат, подвязалась поясом. Потом осмотрелась. Была у старой Юлии одна вещь, которую служанка берегла как зеницу ока, таскала всегда с собой – котомка с чем-то завернутым в тряпку. Я не обращала внимания на эту безделицу, которую она либо несла на плечах, либо укладывала вместе с моими вещами, никогда при мне не раскрывала. Думала я, что это что-то из детских вещей, сохраненных ею после семейной ее катастрофы и теперь сберегаемых, чтобы при случае в одиночестве и тиши любоваться ими, лить слезы. Женщины ведь народ сентиментальный…

Но когда я обнаружила котомку в углу возле комода, на котором стоял мой дорожный бювар, и раскрыла его, то увидела уродца Мшаваматши, пялющегося на меня с дикой яростью, скалящего белые с красными прожилками зубы, готового вонзиться мне ими в горло. Мы встретились глазами – и я увидела ответ на свой вопрос: Мшаваматши вместе с Повелителем снов вытягивали из меня силы посредством Юлии и омолаживали ее для того, чтобы в какой-то момент мы оказались с ней одного физического возраста – и в мгновение, когда я и она окажемся до секунды ровесницами, два эти чудища решили перенести мою душу в тело Юлии, а душу служанки – в мою.

Итак, Юлия вновь предала меня… Точнее, предательство служанки моей протянулось через всю ее жизнь. Вольное или невольное – какая разница? Передо мной, перевернувшись уже на спину и разбросав ноги поверх одеяла, светясь молодеющей на глазах белой кожей, темнея лишь курчавым лобком, лежала яркая черноволосая красавица лет сорока. Такой вот должна стать и я?! Бесправной, нищей, безродной?! Ненависть клокотала во мне, распирала сердце.

И вдруг я заметила пятнышко крови на постели. Месячные! Вот почему улыбалась Юлия во сне! Давно и напрочь позабытое ею чувство готовности тела давать жизнь другому существу, покинувшее ее с тех самых пор, когда, переболев чумой и выжив, похоронив всю свою семью, она ослепла от горя и как-то не заметила даже, что ежемесячные женские недомогания ее исчезли, равно как перестали волновать ее запахи и голоса мужчин – вот что означало это пятнышко крови. Дважды по дороге от села в Лангедоке, где осталась лежать в земле семья Юлии, до родной ей Флоренции слепую нищенку насиловали солдаты, но она не чувствовала ни удовольствия при этом, ни ответных желаний, лежала бревном, ждала, когда вонючий и липкий солдафон слезет с нее, сплюнет, обзовет бездушной чуркой и позволит спокойно одеться, собрать нехитрый скарб свой и тащиться вслед за зрячими сначала на восток, потом вдоль моря к истокам великой реки По, а там было и рукой подать до родного дома. Прямо чудо какое было в том, что добралась она до разрушенного замка де ля Мур и встретила там давних своих знакомиц. Те были постарше ее, от месячных избавились так давно, что и не вспоминали о них, а болтали по вечерам все больше о молодости, о любовниках своих, о тех, кто вгонял между ног их свои фаллосы, как осиновые колы в ведьм, будто стремясь напрочь уничтожить живущего в каждой женщине беса – и все в их рассказах звучало здорово, так не похоже на жизнь Юлии, изнасилованной в отрочестве двумя негодяями, а потом тихо и спокойно, без особых ухищрений, и тем более приключений, отдававшейся мужу по ночам сначала часто, потом реже, поочередно выращивая в своем чреве детей, рожая их, кормя грудью, слыша иногда рассуждения главы семьи о том, что хорошо бы сегодня лечь пораньше и удовлетворить его грешную плоть. А когда со смертью покрытого чумными язвами мужа перестали случаться и месячные, Юлия решила, что так, видимо, Богу угодно. А тут – все заново. Было отчего чувствовать себя счастливой…

Сев рядом со служанкой, я положила горбатого деревянного урода между раздвинутых ног ее зубастой мордой вниз и, наклонившись над Юлией, поцеловала ее в губы. Она ответила нежно, но без страсти, как это случается у всех при переходе от сна к яви. Мои же губы скользнули с губ ее на подбородок и на шею… в ложбинку между грудей, по животу, к лобку… Юлия застонала и раздвинула ноги еще шире, нырнув рукой под подол моего халата и гладя мое бедро, шепча что-то плохо слышное голосом нежным. В нос ударил запах крови…

Я резко поднялась на левой руке, а правой ухватилась за горб черного идола и со всей силы вогнала его в ваги ну Юлии.

Раздался дикий, режущий уши крик. Я прыгнула животом своим ей на лицо и еще сильнее стала впихивать Мшаваматши в Юлию, чувствуя, как зубы ее впиваются в мою плоть и пытаются рвать ее на куски.

Через минуту все было кончено: служанка затихла сначала ртом, так и не прокусив моего живота, ноги ее несколько раз дернулись и затихли. Как раз в этот момент кто-то сильно застучал в дверь и закричал мужским голосом:

– Что случилось? Кто кричал?

– Так… – ответила я спокойно и негромко, поднимаясь с лица Юлии, – приснилось.

Мужчина что-то пробурчал недовольное, послышались удаляющиеся шаги. И вовремя. Ибо я едва не вскрикнула, увидев, что подо мной лежит уже не прежняя голубоглазая чернокудрая красавица сорока лет с роскошным белым телом и основательным бюстом, а старая, едва ли не восьмидесятилетняя старуха с впалым беззубым ртом, с покрытыми бельмами глазами, с темной, словно после сильного загара, кожей. Между сухих корявых ног ее торчали две корявые лапы черного дерева.

Так я потеряла Юлию. Теперь уже навсегда…

Нет, я не поторопилась с убийством служанки. Юлия молодела стремительно, настолько быстро, что это было видно простым глазом. По-видимому, Повелитель снов и Мшаваматши торопились, боясь, что могут быть обнаружены мной. Они решили ускорить омоложение моей служанки. Выход был – и я его нашла: убила служанку.

Теперь до первого сна я была в безопасности. Но только со стороны главных врагов. Новая беда подстерегала меня в виде мертвого тела служанки, лежащего в комнате, которую сняли для меня. Это она нанимала эту квартиру и срядилась с хозяином дома об уплате, беседовала с его кухаркой и прочими слугами, живущими, как оказалось, в деревянной пристройке во дворе довольно большом, заставленном хромыми телегами, ибо хозяин дома ко всему прочему оказался и колесником. Утром жители первого этажа дома – семья колесника, его кухарка и подмастерья – будут ждать Юлию, которая потребовала к моему столу приготовить парного молока со свежей булочкой и свежим маслом, а также несколько стебельков петрушки и вареное всмятку яйцо – обычный мой завтрак. Если за всем этим приду я сама, возникнет неловкость, которую потом никто не забудет. Да и от трупа надо избавиться, пока не завонял. По всему видно, сделать это надо сейчас…