Избранное - Романы. Повесть. Рассказы - Мюриэл Спарк

Вот это хорошо, подумала она, вот это тонко. Эрик ведь как-то ухитрился обойтись без войны. И продолжала:

«Мне бы очень хотелось переговорить с тобой, однако я, старая женщина, отлично понимаю, что ты, чья молодость на исходе, донельзя занят делами. В настоящее время мистер Меррилиз переписывает уточненное завещание, и теперь уж я оставлю все как есть. Тем не менее хотелось бы обговорить все эти изменения с тобой, если бы ты объявился на протяжении твоего шестинедельного пребывания в Лондоне, о котором я ничего не знала до твоего возвращения в Корнуолл».

Вот так, подумала она. Небось примчится из своего Корнуолла с первым же поездом. Если это он, то сразу поймет, что я знаю кто. Нет уж, подумала она, чем другим, а на испуг меня никто не возьмет. И снова принялась думать, кто же такой ее враг. Вряд ли, засомневалась она. вряд ли это Эрик... откуда ему деньги взять, чтобы нанять подручных. Это уж скорее Мортимер. Но тот или другой, а все-таки кто-то из моего завещания. С этой мыслью она заклеила и запечатала письмо Эрику, положила его на поднос в прихожей и отправилась в постель. Голова ее медленно елозила по подушке: сон к ней не шел. Наверно, простудилась в кабинете. Ногу свела судорога. Она тосковала по сильному другу, по некой большой силе, которой немного бы почерпнуть. Кто мне помощник? — думала она. Годфри — эгоист, Чармиан — слаба, Джин Тэйлор прикована к постели. Разговор Тэйлор понимает, но силы, нужной силы у нее нет. Алек Уорнер... может, пойти к Алеку Уорнеру? Нет, какая у него сила. У Тэйлор тоже нет. Да, нету у него нужной силы.

Вдруг она подскочила: что-то слегка тронуло ее за щеку. Она включила свет. Паук у нее на подушке, паук величиной с медную монету замер и растопырил бурые лапки! Она глянула на него, вся дрожа, потом собралась с силами: надо скинуть его с подушки. И когда она протянула руку, в глаза ей бросилось другое паучье, мохнатое существо, тоже на подушке, ближе к затененному краю. «Гвен! — кричит она. — Гвен!»

Но Гвен крепко спит. В отчаянии дама Летти хватает большого паука. Это, оказывается, перышко. И другое существо тоже — тоже перышко.

Она снова уронила голову на подушку и подумала: ох, мои старые подушки, надо новые.

Она выключила свет, и голова ее снова заерзала. Кто же, подумала она, кто же даст мне силы? Она перебрала с первого до последнего друзей и знакомых — кто из них крепче, сильнее ее?

Цунами, наконец догадалась она. Цунами Джопабоком мне поможет. Цунами, вот уж сорок лет ее противница в комитете, нередко смущала своим существованием даму Летти. Особенно ее обозлили повелительность и распорядительность Цунами на похоронах Лизы. Но сейчас странным образом она почувствовала прилив сил при одной мысли об этой женщине. Цунами Джопабоком все поставит на место, это ей по силам. Цунами выследит этого мерзавца. И голова дамы Летти замерла на подушке. Завтра она поедет в Ричмонд и поговорит с Цунами. Кстати же, Цунами и всего-то едва за семьдесят. Хорошо бы этот ее идиот муж Рональд куда-нибудь делся. Если и нет, ладно, он все равно глухой. Дама Летти свернулась клубочком и заснула, в полусне впитывая силы Цунами Джопабоком, будто молоко от некой могущественной матери.

— Доброе утро, Эрик, — сказала Чармиан, кое-как пробравшись вокруг стола к своему месту.

— Да не Эрик, — сказала миссис Петтигру. — Мы опять сегодня утром немножко путаемся.

— Правда, милая? И отчего же вы путаетесь? — поинтересовалась Чармиан.

Годфри почувствовал, что, того и гляди, начнется перепалка, поэтому он выглянул из-за газеты и сказал жене:

— Летти вчера вечером говорила мне, что память очень укрепляется, если припоминать на ночь все, что случилось за день.

— Как же, — сказала Чармиан, — это рекомендуется всем католикам: каждый вечер перебирать дневные происшествия. Это прекрасный способ.

— Да нет, — сказал Годфри, — совершенно не в том смысле. Ты говоришь исключительно о нравственных деяниях. А я говорю о том, что вообще произошло. Память очень укрепляется, как вчера и сказала Летти, если учитывать, чем тебя обогатил опыт за истекший день. А твой способ, ты его называешь католическим, вообще присущ всем религиям, большинству. И как я понимаю, этот ваш метод проверки совести рассчитан на то, чтобы закабалить личность и стеснить ее свободу действий. Да хоть себя возьми, к примеру. Ты обратись хоть немножко к психологии.

— К кому, прости, обратиться? — язвительно спросила Чармиан, принимая чашку, которую ей протянула миссис Петтигру.

Годфри снова уткнулся в газету. А Чармиан продолжала начатый спор, обращаясь к миссис Петтигру:

— Не понимаю, как это можно рассматривать свои нравственные деяния, не припомнив все происшествия дня. Это одно и то же. И что Летти советует, это форма...

Годфри положил газету.

— А я говорю, что это не одно и то же.

Он окунул длинненький тост в чай и потом взял его в рот.

Миссис Петтигру не упустила случая выступить миротворицей.

— Спокойно, потише, — сказала она Чармиан. — Кушайте свой омлетик, Тэйлор его вам старалась готовила...

— Тэйлор здесь нет, — сказала Чармиан.

— Тэйлор — ты как сказала? — изумленно переспросил Годфри.

Миссис Петтигру подмигнула ему.

Годфри разинул было рот, чтобы ее одернуть, потом передумал и рот закрыл.

— Тэйлор в больнице, — сказала Чармиан, упиваясь новообретенной ясностью.

— «Мотлинг», — прочитал Годфри, — ты слушаешь, Чармиан? «10 декабря в Зомбе (Ньясаленд) скончался майор Космос Петуик Мотлинг, кавалер ордена королевы Виктории I-й степени, муж покойной Юджинии, возлюбленный родитель Патриции и Юджина, на девяносто первом году жизни». Ты слушаешь, Чармиан?

— Да, дорогой, он что, погиб на фронте?

— О боже мой! — сказала миссис Петтигру.

Годфри разинул было рот, чтобы укорить миссис Петтигру, но осекся. Он снова загородился газетой и из-за нее пробурчал:

— Нет, в Зомбе он умер. Мотлинг — это фамилия. Он туда уехал, когда вышел в отставку. Да ты его не помнишь.

— Я лично его прекрасно помню, — сказала миссис Петтигру, — когда еще супруга его была жива, Лиза имела обыкновение...

— Он что, погиб на фронте? — снова спросила Чармиан.

— Дался вам этот фронт, — сказала миссис Петтигру.

— «Джопабоком», — сказал Годфри, — ты слушаешь, Чармиан? «Скончалась 18 декабря в Мандевиллской частной лечебнице, Ричмонд; Цунами Этель, возлюбленная супруга Рональда Чарльза Джопабокома».

— Цунами Джопабоком! — воскликнула миссис Петтигру, потянувшись за газетой. — Дайте посмотреть!

Годфри отдернул газету и разинул было рот, чтобы воспротестовать, но потом снова закрыл его, сказавши, однако:

— Я еще не дочитал газету.

— Подумать только, Цунами Джопабоком, — сказала миссис Петтигру. — Ну конечно, рак есть рак.

— Да она и всегда была жуткая стерва, — сказал Годфри, будто смерть ее послужила этому окончательным подтверждением.

— Вот интересно, — сказала миссис Петтигру, — кто теперь будет ухаживать за бедным старым Рональдом? Он ведь почти совсем глухой.

Годфри пристально поглядел на нее, желая понять, что она, собственно, имеет в виду, однако ее плоский широкий нос был скрыт за чашкой, а глаза созерцали мармелад.

На самом же деле она была весьма поражена смертью Цунами. Всего месяц назад они с Джопабокомами договорились вместе оспаривать завещание Лизы Брук. Цунами, узнав о дотоле тайном браке Гая Лита и Лизы, пошла на вынужденный контакт с миссис Петтигру и попыталась загладить их недавние разногласия. Миссис Петтигру и сама по себе не терялась, но уж очень это выходило дорогонько. И она согласилась выступить заодно против Гая Лита на том основании, что его супружеские отношения с Лизой Брук не были осуществлены. Их предупредили, что дело, мягко говоря, ненадежное, но у Цунами были деньги и напор, а миссис Петтигру располагала доказующей перепиской. Рональд Джопабоком как-то мялся — не хотелось ему, видите ли, затевать скандал, но Цунами вроде бы не склонна была уступать. Поэтому смерть Цунами поразила миссис Петтигру. Теперь ей придется, ох, обрабатывать Рональда. Нет человеку покоя. Вот она и уставилась на жестянку с мармеладом, как бы оценивая ее возможности.

Годфри опять уткнулся в газету.

— Похороны закрытые. Не надо, стало быть, тратиться на венок.

— Ты бы лучше написал бедняге Рональду, — предложила Чармиан, — а я помолюсь за Цунами. Ох, я ее помню совсем еще девочкой. Она тогда только что приехала из Австралии, и у дяди ее был приход в Дорсете — как, кстати, и у моего дяди, миссис Петтигру.

— Твой дядя не в Дорсете. У него был приход в Йоркшире, — буркнул Годфри.

— Но он тоже был приходский священник, как и дядя Цунами. Вообще не вмешивайся ты, Годфри. Я разговариваю с миссис Петтигру.

— Да называйте же вы меня Мейбл, — сказала миссис Петтигру, подмигнув Годфри.