Сломанная кукла - Лактысева Лека

— Я и правда не знала… — мне стало жутко от слов мужчины, и я зябко передернула плечами. — Сожалею о вашей с Зиновием утрате.

— А? Да. Спасибо. Женечка была талантливой девочкой, строила карьеру, а вот с детьми не спешила, и это очень обижало сына. Когда ее не стало, он, похоже, решил, что на этом все. Поставил крест на личной жизни и с головой ушел в работу.

— Зачем вы мне все это рассказываете? — я не стала скрывать своего недоумения. — Не думаю, что Зиновий будет доволен, если узнает о ваших откровениях.

— А откуда он узнает? Вы ведь не станете ябедничать на старика, который расчувствовался и разоткровенничался? — хитро улыбнулся Родион Зиновьевич.

— Не стану… — пообещала я.

Старик кивнул несколько раз — то ли мне, то ли своим мыслям.

— А вообще, я веду к тому, — снова заговорил он, — что вы, Алевтина, и ваш сын — это шанс для Зина.

— Не понимаю. Какой шанс?

— Шанс оттаять, снова научиться любить и доверять. — Родион Зиновьевич окинул нас с Никитой ласковым взглядом. — К Никите он уже сильно привязался, хотя сам еще не осознает этого. Но я надеюсь, что со временем он сумеет полюбить и вас, Алевтина. Алечка…

У меня по коже побежал озноб от этого ласкового «Алечка» — так меня никто не называл, даже мать! Но я упрямо покачала головой:

— Это вряд ли. Зиновий зол на меня. И дал понять, что я его совершенно не привлекаю. Он вынужден терпеть меня ради сына.

— Это сейчас он зол, а вы еще слишком истощены болезнью. Но пройдет пара недель, злость Зина уляжется, а к вам вернется ваша привлекательность. Вот тогда и посмотрим! Единственное, о чем прошу вас, Алечка: не ожесточайте свое сердце против Зиновия! Дайте шанс — ему и себе!

— Я… постараюсь. — Пообещала я без особой уверенности.

В слова старика хотелось верить, но я слишком хорошо помнила, каким брезгливым взглядом окинул меня его сын, когда говорил о немытой голове и больничной одежде… Если я ему и приглянулась чем-то пять лет назад, то теперь это осталось в прошлом.

Нет! Не буду обманывать себя такой глупой и несбыточной мечтой! Зин меня никогда не полюбит, и полноценной семьей мы не станем. Он может позволить себе любую красотку, так зачем ему провинциалка-неудачница, с которой он когда-то переспал на нетрезвую голову?

Дальнейшие события подтвердили мою правоту.

Зиновий Плетнев навещал сына почти ежедневно. Приводил Никиту ко мне, но сам не оставался — уходил, предупредив, что через час вернется, и смотрел на меня холодно и безразлично.

Уже на следующий день мне с помощью санитарки удалось вымыть голову и причесаться. Я выпросила у дежурной медсестры телефон и позвонила в Агранск соседке. Та передала мне через знакомых одежду: нижнее белье, спортивный костюм, трикотажные штанишки и пару свитеров. И даже крем для лица положила в передачку заботливая подруга!

Но даже такие серьезные изменения внешнего вида не произвели на господина Плетнева никакого впечатления. Он словно не замечал меня и лишь хмурился каждый раз, когда Никита с радостными воплями «мамочка» бросался ко мне и прижимался к моему боку.

Не сразу, но до меня дошло, что Зиновий ревнует! Ревнует сына, Никиту, ко мне — его матери!

Это открытие поразило и напугало меня!

Мало ли, к чему подтолкнет ожесточенного мужчину эта ревность…

Что до меня, то я так и не смогла забыть ту единственную ночь, которая изменила всю мою жизнь. Мое тело до сих пор помнило умелые ласки и откликалось на низкие хриплые нотки в голосе Зиновия. Будь мужчина хоть немного добрее, прояви он хоть малейшую симпатию — я, наверное, и без просьбы его старшего родственника бросилась бы с головой в новые отношения с Зином!

Но… Плетнев был словно ледяная глыба: холоден и неумолим.

Я заставляла себя не думать об этом и старательно лечилась.

Несмотря на боль в срастающихся ребрах, старательно занималась лечебной физкультурой, проходила физиолечение. Мне очень хотелось как можно скорее встать на ноги и вернуть себе утраченную самостоятельность и независимость. Ведь это я должна заботиться о сыне!

Мне дали понять, что Никиту держат в больнице только ради меня. Выпишут меня — выпишут и его. И тогда я заберу сына, и мы уедем в Агранск, вернемся к своей пусть небогатой, но спокойной и мирной жизни. Захочет Зиновий увидеть сына — пусть приезжает! Я не буду препятствовать их общению.

Эти мысли и планы поддерживали меня, давали силы бороться с болью и ослабевшими мышцами.

И вот настал день, когда лечащий врач сообщил мне, что готов выписать меня.

— Завтра, Алевтина, я выдам вам больничный лист, выписку — и можете быть свободны! — заявил он.

— Спасибо, спасибо! — обрадовалась я. — Значит, пора заказывать билет на поезд!

— А разве вас не муж будет забирать?

— Он будет занят на работе, — отмахнулась я, мысленно попросив у бога прощения за эту небольшую ложь.

— Ну, вам виднее, — не стал настаивать на своем доктор.

…Вечером в очередной раз приехал Зиновий, привел ко мне Никиту.

— Мамочка! — как всегда, бросился ко мне мой Китенок, и я впервые после аварии смогла подхватить его на руки и прижать к своей груди.

— Здравствуй, роднуля, как ты? Я так по тебе соскучилась! — прошептала, зарываясь носом в пушистые волосенки на маковке. — Завтра мы с тобой поедем домой!

— Домой? — неверяще и радостно переспросил сын.

— Домой?! — прозвучало резко и недовольно от дверей.

Зиновий, который собирался, как всегда, уйти ненадолго, замер на пороге. Метнул в меня взгляд — острый, как смертоносный кинжал.

— Ты можешь ехать, куда тебе заблагорассудится, Алевтина. А мой сын, — мужчина выделил эти слова особенно четко, — останется в Москве!

25. Алевтина

Билеты удалось взять на поезд, который отходил от Ярославского вокзала в два часа дня. Помогла все та же медсестра: открыла на своем смартфоне нужный сайт, позволила оформить онлайн-покупку. Банковскую карточку со всеми моими небольшими сбережениями переслала все та же соседка, так что на поездку мне как раз хватило и осталось совсем немного, чтобы дотянуть до выплат по больничному.

Все свои вещи я сложила с самого утра. Никиту выписали, его самого и все его вещи притащили в мою палату. В одиннадцать часов мне выдали больничный лист, а выписку из истории болезни согласились прислать на электронную почту. Больше нас с Никитой в клинике ничто не задерживало.

Пожалуй, уезжать, не простившись с Зиновием и его дядей, которые сделали для нас с Никитой так много, было некрасиво. Я это прекрасно понимала. Но также понимала, что, если дождусь появления Зиновия — он нам с сыном уехать не позволит. Это было заявлено накануне так категорично, что сомневаться в серьезности намерений господина Плетнева не приходилось.

Нет уж! Я приеду в Агранск, позвоню Родиону Зиновьевичу, который еще при первом знакомстве оставил мне свою визитку, возьму у него номер Зиновия и по телефону еще раз поблагодарю мужчину за все, что он для нас сделал, а заодно скажу, что всегда буду рада позволить ему увидеться с Никитой — но не в Москве, а в Агранске!

…На удивление, от больницы до Ярославского вокзала ходило прямое маршрутное такси. В это время суток оно оказалось почти пустым, так что мы с сыном заняли двойное сиденье, пристроили под ногами свои не такие уж тяжелые сумки и пустились в путь. Домой! Туда, где, говорят, и стены помогают!

Поезд тоже нашли легко. Разместились в купе, заказали чай с печеньем и стали изучать вагон. Сынуле впервые предстояло ехать на поезде. Ему все было интересно, и он засыпал меня вопросами. Я терпеливо отвечала, радуясь его живости и любознательности. Не знаю, насколько сильно потрясла его авария, но сейчас ничто не напоминало о том, что ребенок получил серьезную психологическую травму.

— Какой непоседливый малыш! — О! А вот и соседи: немолодая пара.

Смотрят благосклонно, улыбаются. Я охотно разговорилась с попутчиками: нам еще почти сутки предстояло с ними ехать.