Отравитель - Чингиз Абдуллаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Простите еще раз. До свидания. И вам счастливого пути. А куда вы летите?
– В Дели, в Индию, – пояснила она.
– И здесь никто не живет?
– Обычно остается младший брат моего мужа, – пояснила она. – А вы теперь будете жить над нами?
– Боюсь, что нет, – он протянул ей руку. – До свидания. Я рад был с вами познакомиться.
– Я тоже, – она пожала ему руку. – Ой, вы чем-то напоминаете мне самого Муслима Магомаева. Вы с ним случайно не родственники?
– Нет, – ответил Дронго, улыбнувшись.
Он повернулся и пошел к лестнице. Поднялся наверх. Позвонил Эдгару Вейдеманису.
– Что у нас со списком жильцов? – уточнил он.
– Уже почти готов, – ответил Эдгар, – взяли в компании, которая сейчас занята эксплуатацией дома. Там очень интересные жильцы. Есть народный артист из Большого театра, есть директор коньячного завода из Дагестана, есть даже немецкий бизнесмен, решивший купить квартиру на последнем этаже.
– Я не об этом тебя спрашиваю. Есть ли среди них лица, имеющие отношение к химическим институтам или подобным учреждениям?
– Ни одного. Откуда в таком дорогом доме появиться нищему ученому-химику? – спросил Эдгар. – Ты должен понимать: квартиры там стоят не один миллион долларов. Обычному ученому или сотруднику института это явно не по карману.
– Проверь еще раз, – посоветовал Дронго, – и посмотри, есть ли в твоем списке Земсков?
– Есть, – почти сразу ответил Вейдеманис, – он живет как раз под квартирой, где был убит Вилаят Ашрафи. Валентин Ильич Земсков, торговый атташе в Индии. Очевидно, человек далеко не бедный. Его отец был директором универмага, кажется, ГУМа или ЦУМа, мне об этом Кружков рассказывал. Легендарная личность, Илья Ильич Земсков. В Москве шутили, что первый «Ильич», имея в виду Ленина, умер нищим, второй «Ильич» – Брежнев получил сто медалей и орденов, а третий «Ильич» оказался самым умным, сделав себе миллионное состояние.
– Что с ним потом стало?
– Умер уже двадцать лет назад. Или чуть больше. А Земсковы работают в Индии.
– Да, – разочарованно ответил Дронго, – они мне об этом сообщили. Телефон проверил?
– Как раз жду ответа. Перезвоню тебе через несколько минут, – пообещал Эдгар.
Дронго снова вышел за дверь и, вызвав кабину лифта, спустился на первый этаж. Сегодня дежурил другой охранник. Дронго подошел к нему.
– Простите, – сказал он, – я из квартиры на восемнадцатом этаже. Мы приехали полчаса назад.
– Вы же у меня регистрировались, – напомнил охранник. Ему было лет пятьдесят. Волосы пострижены ежиком, красноватое мордастое лицо, густые брови – чувствуется почти военная выправка.
– Верно. Дело в том, что я специальный эксперт, который расследует убийство Вилаята Ашрафи, происшедшее в этом доме. И мне нужны данные о визитах в дом за двадцать второе августа.
Он ожидал чего угодно, только не того, что потом случилось. Охранник мог отказать, возмутиться, мог просто послать его подальше. И тогда пришлось бы долго и тяжело выяснять эти данные либо через Эдгара Вейдеманиса, либо прибегая к помощи Николая Савельевича, который должен был написать письмо и ждать ответа. Но охранник неожиданно широко улыбнулся:
– Господин Дронго, я же вас хорошо знаю. Я раньше работал в военной комендатуре, и вы однажды очень помогли нашему полковнику, когда пропали его документы.
– Да, действительно, это был я, – подтвердил Дронго. Странно, что он не помнит этого охранника. Раньше память его никогда не подводила.
– Я был там дежурным прапорщиком и все время смотрел, как вы работаете, – радостно пояснил охранник, немного успокоив Дронго. – Но вы меня наверняка не помните. Я сидел в соседней комнате и слышал, как вы работаете. Меня зовут Михаил Родионович, Скажите, что вам нужно?
– Посмотрите, кто приходил в дом двадцать второго августа, Михаил Родионович, – попросил Дронго, – примерно с пяти до восьми вечера. Я имею в виду из посторонних. Если они, конечно, отмечались в вашем журнале.
Охранник наклонился и достал какой-то журнал. Начал его листать. Потом поднял голову.
– У нас данные заносят и в компьютер, и в журнал, – извиняющимся тоном пояснил он. Очевидно, с компьютером охранник был не в особых ладах.
– Вот здесь. Двадцать второе августа. Как раз была моя смена. Приходил сантехник на одиннадцатый этаж в пять часов вечера. Нет, их было двое. Пришла няня с ребенком. Приехала журналистка на...
– Как фамилия журналистки? – перебил его Дронго.
– Мяс-ни-ко-ва, – по слогам прочел Михаил Родионович, – да, правильно. Мясникова. Она была у нашего немца с последнего этажа. Долго у него сидела. Поднимались наверх водители. К господину Дымшицу приехала его мама, но паспорт забыла. Пришлось пропустить, но отметку я сделал, хоть ей уже было за девяносто и сын сам спустился за ней. Представляете, ей девяносто лет, а сыну семьдесят, и они до сих пор друг друга какими-то детскими кличками называют. Она его «пусей» зовет, а он ей говорит «мамочка». Остались еще такие люди.
– Разве это плохо? – улыбнулся Дронго.
– Необычно, – ответил Михаил Родионович, – вот еще один гость пришел на пятый этаж. Это мастер телевизионный, антенну настраивал, заявку еще утром послали. Но это наш специалист, мы его давно знаем. Две дамы пришли к господину Аш-ра-фи. Ах, это к вашему клиенту. Точно, были две дамочки. Паспорта не дали, но фамилии назвали. Когда паспортов нет, мы не пускаем, но за ними сам Ашрафи спускался и свой паспорт дал. Вот здесь я отметил. Номер его паспорта. А они свои фамилии назвали. Табакова и Смоктуновская.
Дронго скрыл улыбку. Охранник даже не понял, что эти двое назвались фамилиями популярных актеров.
– Кто-то еще был? – уточнил Дронго.
– Нет, больше никого не было.
– Это точно?
– Моя рука, – гордо показал журнал Михаил Родионович, – если бы это осталось в компьютере, можно было бы сомневаться. Туда не всех вносят. А когда я дежурю, все знают, что мимо меня не пройдешь и не проскочишь. Я всех лично отмечаю. Можете не сомневаться.
– Спасибо вам, Михаил Родионович, – с чувством произнес Дронго, – у меня к вам еще один вопрос. Что-нибудь необычное в доме за последние три месяца произошло? Какое-нибудь ЧП? Может, кого-то залили водой или пожар был?
– Нет. У нас таких вещей не бывает, – махнул рукой Михаил Родионович, – у нас в доме порядок идеальный. Разве что собачка мопс с восьмого этажа умерла. Такая умная собачка была.
– От чего умерла?
– Кто его знает. У них свои собачьи болезни. Ветеринар приехал и ничего сделать не смог. Она и недолго мучилась. Уже к вечеру и околела. А так все нормально.
– Это чья собака была?
– Грузина этого. Как его: Дарсалия Борис Сергеевич.
– Может, он из Абхазии? – уточнил Дронго.
– Может, и абхаз, – согласился Михаил Родионович, – но говорит с грузинским акцентом. Я там пять лет прослужил, сразу этот акцент выделяю. Вот его супруги собачка и околела. Они в квартире своего внука живут. Он у нас известный человек, говорят, что работает где-то вице-губернатором. Родители его погибли в автомобильной катастрофе, и его вырастили дед с бабкой. Вот он им в благодарность и купил эту квартиру. Деньги высылает. Вот такие внуки бывают. А мой оболтус только двойки из школы приносит. Он мне такую квартиру точно не купит, – в сердцах произнес охранник, – но это я так, к слову. Больше никаких происшествий не было. Все у нас нормально. Если не считать убийства вашего клиента, этого арабского бизнесмена. Хотя нам говорили, что он не араб вовсе. А перс из Ирана.
– Их семья выходцы из Ирана, – пояснил Дронго, – но последние тридцать лет они живут в Египте.
– Понятно. Хороший человек был, культурный. И женщины к нему всегда культурные ходили. Вежливые такие, воспитанные. Все здоровались, прощались. Жалко его конечно. Только я думаю, что он сам отравился. Съел что-нибудь. Сейчас в ресторанах разную гадость дают. Червяков всяких, живность дикую, змей разных. Вот он что-нибудь такое съел и отравился.
– Вы так думаете?
– Уверен.
– Спасибо. Вы мне очень помогли, – он пожал руку Михаилу Родионовичу на прощание.
«Кажется, моя популярность иногда приносит конкретные плоды», – подумал он, поднимаясь в лифте на восемнадцатый этаж.
Он вышел на лестничную площадку, когда позвонил его телефон. Это был Эдгар Вейдеманис.
– Мы все проверили, – сообщил он, – вечером семнадцатого января к Ашрафи позвонили из Баку, из нефтяного консорциума. Сейчас мы выясняем, чей это был телефон.
– Насколько мне известно, он бурно реагировал, – напомнил Дронго, – разговор шел на английском, а он потом стал ругаться. И кому-то перезвонил.
– Своему старшему брату в Египет, – сообщил Эдгар, – это мы как раз выяснили. А насчет звонка из Баку сейчас выясняем. Непонятно, почему он так разозлился.
– Уточни, кто именно ему звонил, – попросил Дронго. – Дело в том, что официальный Баку тоже заинтересован в раскрытии этого убийства. Возможно, это большая политическая игра, о которой мы еще не знаем. Может, ему позвонили, чтобы предупредить. Или наоборот, от чего-то отговорить. Прежде чем я позвоню его старшему брату, чтобы узнать, о чем они говорили, мне нужно точно знать, кто именно мог позвонить ему в тот вечер. И учти, что это был человек, говоривший с Ашрафи по-английски.