Мальчишки, мои товарищи - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он поднял тяжелую крышку. В сундуке лежала стопка журналов, настольная лампа с порванным абажуром, расколотый письменный прибор из мрамора и другие ненужные вещи. Славка лихорадочно перерывал их.
Наконец, рука его нащупала что-то гладкое, и Славка, замирая от волнения, вытащил плоскую деревянную коробочку. В темной глубине полированной крышки маленькой искрой загорелся отблеск фонаря.
Вот она, свидетельница загадочных событий, происшедших почти целый век назад! Она видела парусные корабли и дальние страны…
Никаких бумаг Славка не нашел, только вытащил из-под журналов кожаные корки тетради. По формату переплет подходил к листам, которыми была оклеена стена. Но он был пуст, и Славка хотел уже бросить его обратно, как заметил вдруг на внутренней стороне подпись, сделанную знакомым почерком: «А. Смоленский».
«Смоленский… Смолин… И почерк тот же, и фамилия похожа, – думал Славка. – Но почему она так знакома?»
И вдруг он вспомнил. Вспомнил, что есть в городе небольшая зеленая улица. Улица Смоленского. И еще вспомнились светлые прищуренные глаза под козырьком морской фуражки и скупые слова под большой фотографией в одном из залов городского музея: «Александр Николаевич Смоленский. Выслан в наш город из Одессы за революционную пропаганду среди моряков торгового флота в 1907 г. Активный деятель подпольной большевистской печати. Погиб во время боев с колчаковцами».
Славка закрыл сундук и выпрямился. Теперь он знал, чьей рукой написаны загадочные страницы.
Сунув тетрадный переплет за ремень, а табакерку в карман, он вскарабкался по ящикам под самый потолок, где в маленьком оконце слабо светилось ночное небо.
– Тоник, давай, – негромко крикнул Славка, высунувшись в окошко.
Сверху, с крыши, спустился толстый электропровод, который Тоник на время позаимствовал у брата. Обвязав кабель вокруг пояса, Славка выбрался наружу. Встав на нижний карниз окна, он закинул руку на выгнутый край кровельного листа и стал подтягиваться. Проржавевшее железо разогнулось совершенно неожиданно. Локоть соскользнул, Славка откинулся назад, и ноги сорвались с карниза.
Теперь он висел лишь на проводе, который нестерпимо резал грудь и спину.
– Славка! – окликнул его с крыши Тоник. – Ты что, сорвался? Меня так дернуло, что чуть пополам не перерезало.
– Я сейчас, – выдохнул Славка, пытаясь ухватиться за край окна. Но не мог. Теперь окно было выше головы.
– Слушай, кажется, мы сейчас полетим, – довольно хладнокровно сказал Тоник. – Я не удержусь.
Славка представил, как Тоник лежит на крутом скате, обвязавшись кабелем, и судорожно цепляется за гребень крыши. Падать ему пришлось бы не на ноги, а вниз головой, и с большей высоты, чем Славке.
– Ты скорей, у меня железо гнется, – снова заговорил Тоник.
– Я сейчас! – крикнул Славка и оставил бесполезные попытки дотянуться до окна. – Сейчас! Еще секунду продержись.
Он вынул из кармана перочинный нож, открыл его зубами и принялся пилить тупым лезвием кабель, стараясь не думать о том, что висит в пяти метрах от земли. Славка всегда боялся высоты.
Он упал на четвереньки и сразу вскочил. Удар о землю оказался слабее, чем Славка ожидал. Только звенело в ушах и слегка болели отбитые ступни. Лезвие ножа захлопнулось само собой и глубоко разрезало палец.
– Ты что, оборвался? – послышался голос Тоника. – Ты жив?
– Жив, – сказал Славка, зажимая порез, – Спускайся. Я нашел табакерку…
Через полчаса, когда Славка рассказал о своем открытии, они расстались.
– Знаешь… ты хороший товарищ, – сказал Тоник чуть смущенно, прежде чем уйти. – Я бы здорово треснулся с крыши…
– Брось ты, – отмахнулся Славка. – Знаешь что? Оставь пока табакерку у себя. Завтра я зайду…
На следующее утро, придя к Тонику, Славка узнал о его несчастье.
– Эту историю во всех подробностях я узнал гораздо позже, – сказал Виктор, кончая свой рассказ. – На аэродроме Славка объяснил мне лишь самое главное. Когда он кончил, я задал вопрос:
– Табакерка у тебя?
Славка протянул мне ее и спросил в свою очередь:
– А теперь вы возьмете Тоника к морю?
Я не торопился с ответом, внимательно разглядывая его находку. Наконец сказал:
– Возьму… Но при одном условии: если ты отдашь мне эту вещь.
– Зачем она вам? – удивился он.
– Зачем! Для табака, – усмехнулся я.
Славка пожал плечами и, подумав, ответил:
– Берите.
– А Тоник согласится? Ведь вы ее вместе искали.
– Согласится. Ему что? Он и так счастливый.
– Это почему?
– Конечно, – сказал Славка. – К морю едет. Я бы за это что угодно не пожалел, не то что табакерку.
Тогда я и подумал: «Почему бы не сделать счастливым еще одного человека?»
Виктор затянулся трубкой и замолчал. Я с любопытством посмотрел на него.
– Твои сбережения на мотоцикл, верно, пошли прахом?
Он усмехнулся.
– Ерунда… Но если бы ты знал, чего стоило уговорить Славкиных родителей отпустить его со мной!
– Ты это хорошо сделал, конечно, – сказал я. – Но объясни, зачем ты отобрал у мальчишек дорогую им вещь? Маленький ты, что ли?
Виктор достал табакерку и подцепил ногтем пластинку медной защелки так, что стала видна ее обратная сторона. Я разобрал выгравированные на меди маленькие русские буквы: «Фабрика I.Крамеръ».
– Каждую минуту ребята могли обнаружить клеймо и понять, что эта штука никогда не была в Австралии. Думаешь, это было бы для них лучше?..
Мы медленно шагали по берегу. Я продолжал разглядывать табакерку, а Виктор с равнодушным видом сосал трубку.
– Вот что! -сказал я, наконец. – Если ты боишься рака легких, то брось курить вообще. А табакерку отдай ребятам. Ты не наблюдателен, иначе заметил бы, что замок сюда поставлен гораздо позже, чем сделана табакерка.
С этими словами я вытряхнул табак.
– Сумасшедший! – закричал Виктор. – Это «Золотое руно»!..
Однако я отмахнулся от него, потому что в этот момент заметил на внутренней стороне крышки искусно вырезанный, но уже почти стершийся маленький вензель: латинскую букву «N». И неожиданная мысль поразила меня.
– Ведь старик туземец говорил Смолину: «Норфольк»! – вспомнил я.
– Я и говорю: сумасшедший, – повторил Виктор, глядя на меня с явным сожалением.
Но я уже молчал, глядя на вензель и волнуясь, как мальчишка. Мне вспомнился старый школьный учитель географии. Высокий, седой, он расхаживает между партами и говорит низким простуженным голосом:
«Пролив, отделяющий Тасманию от Австралии носит имя Джорджа Басса. Вместе с лейтенантом Флиндерсом морской врач Басс в 1798 году обошел вокруг Тасмании на маленькой, водоизмещением в двадцать пять тонн, шхуне. Это было великим открытием. Жители Сиднея восторженно приветствовали вернувшихся путешественников. Шхуна «Норфольк» была поставлена на вечный якорь в бухте Порт-Джексон и стала памятником. Из ее деревянного киля выточили несколько табакерок. Эти вещи бережно хранятся владельцами. Ценятся они на вес золота…»
– Слушай, – сказал я Виктору. – Теперь я рассажу тебе историю…
Впрочем, на мальчишек мой рассказ произвел гораздо большее впечатление, чем на Виктора. Я ночевал с ними в одной комнате и слышал, как ребята долго шептались в темноте.
– Одно теперь неизвестно, – говорил Тоник.– Как такая редкая вещь попала к старику?
Славка молчал. Слышно было, как за окном поднимается ветер и волны с шорохом и плеском катятся на песок.
– Слушай, – сказал вдруг Славка. – Я придумал. Давай напишем книгу. О капитане Смоленском, о Джордже Бассе, о табакерке. Обо всем, что случилось, о чем узнали… О море…
– А получится? – спросил Тоник. – Ты здорово придумал… Только у меня тройка по русскому…
– Получится, – ответил Славка, прислушиваясь к шуму волн. – Причем здесь тройка…
1959 г.
Письмо Северной Королевы
– Слушай, а может быть, она забыла твой новый адрес, – попытался утешить Олега товарищ.
– Могла бы домой написать. Оттуда переслали бы. Двадцать дней писем нет.
– Значит, самолёты не идут.
– Почему же? Погода там хорошая. Я слышал метеосводку.
Он усмехнулся, вспомнив свои слова в недавно отправленном письме: «Ты жалуешься, что почта задерживается из-за нелётной погоды. Но ты ведь метеоролог. Сделай так, чтобы всегда было солнце.»
– Сергей, я поеду домой, – неожиданно сказал Олег. – Виктор писал, что первого января он дежурит в радиоклубе. Я попрошу его связаться с базой.
Товарищ пожал плечами:
– Но тебе придётся встречать Новый год в вагоне. И кроме того, у нас третьего числа зачёт.
– Новый год я встречу дома. Владивостокский поезд приходит в наш город в одиннадцать пятнадцать. А второго числа я вернусь.
