Ты сказала, что это сработает - Энн Гарвин

– Я затарилась.

Она открыла крошечный винтажный холодильник. В нем я увидела малину, готовые салаты и, вполне предсказуемо, суши.

Холли уставилась на нее, а затем, словно капитулируя, медленно покачала головой.

– Ладно, Саммер. Не знаю, что ты задумала и почему в это ввязываешься, но можешь остаться. Только больше никаких исчезновений. Никаких, – Холли обвела жестом кемпер, – фокусов.

Я наклонилась к Саммер и, надеясь обрести союзника и посмеяться над Холли, прошептала:

– Да, больше никаких фокусов.

Холли сделала два шага к боковой двери и захлопнула ее. Окно в раме задребезжало, свет в трейлере погас.

– Сэмми, ты отдохнула и накачалась кофе. Садись за руль первой. Если ехать всю ночь, к утру будем в Юте.

– Хочешь перекусить? – спросила Саммер.

Я внимательно посмотрела на нее. С ней обращались, как с непослушной семилеткой, а она сохраняла полную невозмутимость.

– Я съела энергетический батончик. Я в порядке.

Холли принялась рыться в сумочке в поисках зарядки для телефона. Я села за руль, а Саммер заняла место штурмана. Усталость отступила, я чувствовала себя бодрее, чем ожидала. Я запустила двигатель, посмотрела на навигатор в телефоне и присоединилась к потоку машин.

– И что за дела у вас с Холли? Почему она все время на взводе?

– Я слышу тебя, Саммер, – донесся сзади голос Холли. – Могла бы дождаться, пока я засну, и тогда обсуждать меня.

Я подавила злорадную усмешку. Вот тебе, Холли, огребай по полной программе!

Глава 10

Лучше всего на свете

Следуя указаниям навигатора, я выехала на шоссе I-10/Санта-Моника. Прежде мне не доводилось сидеть за рулем кемпера, и если автомобильные сигналы что-нибудь значили, то часть дороги попадала в мои слепые зоны. В какой-то момент я проглядела бензовоз, и один возмущенный водитель свернул на обочину, чтобы объехать нас, в преувеличенном, осмелюсь сказать, голливудском припадке раздражения. Гравий вылетал из-под колес его «Мини Купера» подобно шипящим тараканам, и на тот случай если мы не уловили его матюки, он выставил в окно средний палец.

Сидящая сзади Холли сказала:

– Полегче, Сэм. Живыми, ясно? Довези нас туда живыми.

– Я думала, калифорнийские водители более расслабленные.

– Они не возят с собой дробовики, так что, считай, расслабленные, – сказала Саммер.

– В Висконсине вас тихо обматерят, а потом пришлют запеканку в качестве извинения, – сказала я.

– Была у меня история с запеканкой. Пальчики оближешь. С сыром и подливой. Дело было на вечеринке в Оклахоме в честь выхода «Смерча» в далеком 1996 году. Все должны были одеться так, точно пережили торнадо, и принести блюдо в качестве пропуска. Я про такое раньше не слышала и принесла пустую посудину, – рассмеялась Саммер.

– Ты снималась в «Смерче»? – спросила я.

Я восхищалась тем, какой легкой и вместе с тем трудной жизнью она жила. Нестабильной, неопределенной, исполненной борьбы. Я не могла представить себе, как можно прожить день, не зная, что будет дальше, цепляясь за любую работу, сражаясь за возможность выставить себя напоказ. Как реабилитолог я тружусь тихо и незаметно. Люди, которые нуждаются во мне, сосредоточены на своих проблемах, а не на моих.

– Вы, двое, можно потише? Мне нужно быть в форме, когда Спящая красавица завалится спать.

Саммер хихикнула и скроила недовольную мину, указывая большим пальцем назад, где Холли возилась с телефоном. Я мельком увидела в зеркале заднего вида ее сосредоточенное лицо и пальцы, скользящие по экрану.

Мы двигались в нужном направлении, и я довольно уверенно чувствовала себя за рулем. После череды сложных поворотов я поняла, что кемперу при смене курса требуется больше времени. Руль слегка прокручивался, и по тормозам приходилось давать дважды, чтобы наверняка остановиться. Солнце ушло за горизонт, и вскоре наступила темнота. Саммер уснула, как ребенок – мгновенно и с открытым ртом. А в Висконсине Кэти лежала под тонким одеялом на жесткой больничной койке, ожидая вестей от нас, от врачей, от родителей. Она спала на боку, положив руку себе на талию, ее чудесные волосы спутались. Во время прошлых сеансов химиотерапии я часто растирала ей спину и, как сейчас, помню ее хрупкие плечи и ощущаю руками ребра. Как только у меня появится возможность уединиться, я позвоню ей и расскажу, что происходит, узнаю о результатах анализов и спрошу о самочувствии. Но прежде хочу найти Арахиса.

Редкий день проходил у меня без разговора с Кэти. Мы не были любительницами писать сообщения – вопреки современным веяниям, нам нравилось болтать по телефону. Мы рассказывали друг другу все, но после ремиссии я старалась свести ее стресс к минимуму. Я не жаловалась на работу, не принимала участия в работе школьных комитетов, от которых одна нервотрепка, не говорила о том, как порой мне бывает одиноко. Из-за рака я стала гораздо более осторожной и в каком-то смысле скучала по нашим менее осторожным разговорам. По тем, которые эмоционально помогали нам обеим. Я приоткрыла окно, и поток прохладного сухого воздуха ударил мне в лоб.

Миля пролетала за милей, и я решила, что вождение в ночное время, возможно, – способ выжить в этой поездке. Трафик был в пределах нормы, дорожная разметка – прямая и ровная. Мы двигались по I-15/Север хорошими темпами. Теперь я с нетерпением ждала сообщения от Брю-Дрю. Когда раздался сигнал, я взяла телефон, пытаясь совладать с волнением.

БДРЮ: Кэти отдыхает. Бебе выписали с кислородом. Ответа не нужно.

Я думала о Кэти, и Дрю меня успокоил. Я не перестаю удивляться тому, что мысль – это импульс энергии, и как таковая она способна устанавливать контакт между людьми на дальних расстояниях. Состоялся ли этот контакт у нас с Дрю?

Я вздохнула. Пока хаос последних дней, кажется, взят под контроль.

Мужчины типа Дрю. Что у них за жизнь? Красивый, умный, с пышной шевелюрой. Щедрый вроде бы. Я задавалась вопросом, западет ли он на Кэти, как многие до него. А что, неплохая идея… романтический интерес, что-то свежее среди раковой гнили. Я моргнула. Казалось, сквозь трещину в моем сердце просочилось какое-то чувство. Неужели ревность? Я погналась за ним, похлопала по плечу, попыталась разглядеть. Оно по-ребячески сказало: Что упало, то пропало.

Время от времени, разговаривая с родителями друзей Мэдди, я сетовала на одиночество. В ответ неизменно слышалось: «В одиночестве нет ничего плохого» или подобная полуутешительная хрень. Меня удивляло и откровенно раздражало, что эти заверения исходили от людей, которые не были одинокими. Они как будто говорили: «Я не одинока, поэтому для меня это не