Нить неизбежности - Сергей Юрьев

— Вольно.

Пока Громыхало докладывал, вокруг него собрался весь отряд, включая убитых и раненых, а стены приобрели благородную кремовую окраску, на них появились батальные полотна, изображающие сражения разных эпох, обрамлённые тяжёлыми резными багетами. Сама комната стала шире и светлее, а за окном защебетала наглая канарейка.

— Издевается, гадина! — Рядовой Конь передёрнул затвор.

— А-тставить! — скомандовал старшина Тушкан. — Патронов всего два ящика осталось.

— Так ещё у ангелов попросим, — рассудительно заявил рядовой Торба, но на него никто даже не посмотрел.

Стол, сервированный на восемнадцать персон, бесшумно возник посреди комнаты, наполняя замкнутое пространство чудными ароматами жареной телятины, специй и прочей снеди, названия которой никто из присутствующих не знал.

— Всем переодеться! — приказал Мельник, зацепив кулаком под ребро Громыхало, который протянул лапу к блюду с тонко нарезанной ветчиной. — А кто с небритой рожей за стол сядет, лично пристрелю.

— Может, всё-таки поручика подождём? — предложил рядовой Торба, когда драная окровавленная униформа распалась на нём и лохмотья просочились куда-то вниз сквозь сверкающий паркет, а вместо неё образовался новенький белый смокинг.

— Не хрен его ждать! — как обычно, рявкнул Громыхало и шумно высморкался в белоснежный платочек из нагрудного кармана. — Скорее мы отсюда выберемся, чем его кокнут.

Первым во главе стола занял своё место унтер-офицер, а потом остальные расселись, каждый — напротив таблички со своей фамилией. Убитым, раненым и особо отличившимся в последнем бою, как обычно, достались места рядом со старшим по званию. Старшина Тушкан плеснул себе в хрустальный бокал спирту на два пальца и пустил флягу по кругу. Спирт в его фляге никогда не кончался, поэтому каждый наливал себе по потребности.

— Ну что, братишки. — Унтер Мельник поднялся, чтобы стоя произнести первый тост. — Помянем наших живых.

9 сентября, 0 ч. 30 мин., 16 морских миль северо-восточнее о. Сето-Мегеро.

На этот раз неопознанный объект, ещё два часа назад зафиксированный бортовым радаром, двигался со скоростью девять узлов со стороны открытого океана, а не от материка, как это бывало значительно чаще.

— Капитана будить или потом доложим, мэтр премьер-лейтенант? — обратился вахтенный офицер поста слежения к старшему помощнику капитана корвета «Рысак».

— Успеется. — Старпом, прихватив с собой прибор ночного видения, вышел с мостика на открытую палубу и, дав максимальное увеличение, начал разглядывать судно, идущее на прорыв.

Облезлый катер тонн на семьдесят шёл вперёд внаглую, держа нос прямо на середину острова, совершенно не заботясь о том, чтобы сделать вид, будто заблудился. На палубе вповалку лежал народ, человек двадцать, не меньше, а на мачте гордо развевались два флага — бело-голубое полотнище Конфедерации и поменьше размерами штандарт с изображением трёх колец, симметрично пересекающих друг друга.

— Ну как? — спросил старпом у радиста, который уже далеко не в первый раз пытался выйти на связь с потенциальным нарушителем.

— Молчат, мэтр премьер-лейтенант, — отозвался радист, снимая наушники. — А если и отзовутся, всё равно ничего, кроме мата, не услышим.

— Три красных, — скомандовал старпом в переговорное устройство, и через полторы секунды с носовой палубы в чёрное небо взмыли три красных ракеты.

На палубе катера возникло шевеление. Некоторые из пассажиров даже поднялись на ноги и стали показывать друг другу пальцами то на догорающие ракеты, то на тёмный силуэт корвета.

— Предупредительный из носового!

На этот раз между командой и исполнением прошло почти полминуты. Видимо, артиллерийский расчёт успел накануне слегка задремать. Но запоздалость реакции с лихвой окупилась качеством выстрела — снаряд просвистел над катером и грохнул буквально в полукабельтове за противоположным бортом. Через минуту нарушитель застопорил машину и лёг в дрейф.

— Какие послушные… — Вахтенный поста слежения саркастически хмыкнул. — Не нравятся мне они.

— Малый вперёд!

Корвет не спеша двинулся на сближение с нарушителем режима блокады. Но когда оба судна уже стояли борт в борт и корвет застопорил ход, взревел двигатель, и катер, взяв с места в карьер, рванулся туда, где чернела полоса земли.

— Прикажете на поражение? — нетерпеливо осведомился старший артиллерийского расчёта.

— Отставить. — Старпом задумчиво смотрел вслед уходящему катеру.

— Уйдёт же, — обеспокоено заметил вахтенный поста слежения. — Вам же и нагорит первым делом, мэтр премьер-лейтенант.

— Никуда он не уйдёт, разве что на дно, — совершенно спокойно отозвался старпом. — Смотрите, сейчас цирк начнётся.

И точно, катер, удалившись не более чем на полмили, будто споткнулся о какое-то препятствие. Нос круто забрался вверх, взлетев на неизвестно откуда взявшийся встречный бурун, и его развернуло так, что через накренённый борт едва не хлынула вода, а пара пассажиров, не удержавшись за поручни, свалилась в набежавшую волну. Вслед за ними полетело два спасательных круга, а сам катер продолжало относить назад, прочь от острова.

— Людей принять на борт, катер затопить! Освободить третий кубрик.

— Может, пальнуть ещё разок для острастки, — донеслось через переговорное устройство из носовой башни. — А то достали, гады…

— Я тебе пальну! Три дня гальюн чистить будешь. Не посмотрю, что капрал.

Он хотел продолжить гневную тираду, но со стороны многострадального катера послышались вопли и всплески. Экипаж и пассажиры в спешке покидали судёнышко, с которым было явно не всё в порядке. Какая-то сила приподняла его над водой и начала медленно сгибать корпус в дугу, так что из него, словно пули, начали вылетать заклёпки, а внутри с грохотом лопались переборки. А потом всё, что осталось, отлетело в сторону, как будто рассерженный ребёнок отшвырнул сломанную игрушку, и бесформенный кусок металлолома плюхнулся в воду, оставив на поверхности слабый всплеск.

— Мэтр премьер-лейтенант, позвольте спросить, — обратился к старпому вахтенный офицер, наблюдая, как уцелевшие нарушители вплавь добираются до спасательного плота, сброшенного для них с борта корвета.

— Позволяю.

— Откуда вы знали, что так получится?

— Я? Знал? Ничего я не знал. И треске понятно, что с такой наглой рожей, как у этих, там делать нечего. — Премьер-лейтенант достал с полки том определителя флагов и штандартов, отыскал там белое полотнище с тремя симметрично пересекающимися красными кольцами и пробежал глазами по соответствующей справке: «Эмблема религиозной секты «Дом Мира», более 500 000 членов по всему миру, примерно половина — граждане КЭ. Считают, что существуют все боги, в которых кто-либо верит, отрицают антагонизм добра и зла, не едят мяса, не пьют спиртных напитков, зато поголовно курят лёгкие наркотики. Данный флаг, как правило, вывешивается на арендованных сектой судах».

— Ну точно обкурились, козлы, — прокомментировал ситуацию вахтенный офицер, заглянувший в справочник через плечо старпома. — Им, наверное, до сих пор кажется, что их глючит.

Через полчаса на борт подняли первую спасённую из вод, пухленькую бабёнку лет тридцати, на которой не было ничего, кроме кружевных трусиков.

— Брат! — истошно завопила она, прижавшись мокрыми телесами к первому попавшемуся ей на глаза матросу. — Брат! Хочешь достичь просветления? Прямо тут.

Матрос не без труда отодрал от себя её руки, после чего она в сопровождении двух конвоиров почти добровольно направилась в сторону третьего кубрика, на ходу пританцовывая и напевая: «Хайре-Тлаа-ла-ла-ла-ла, Хайре-Тлаа-ля-ля-ля…»

Восход Серой Луны, Пекло Самаэля, административный сектор № 2312.

Исполнение старинной солдатской песни «Траурный марш победителей» как подрывающей боевой дух и имеющей пацифистский подтекст было официально запрещено служащим вооружённых сил Соборной Гардарики, но запрет этот порой игнорировали даже те, кто когда-то подписывал соответствующий приказ.

Где-то искали Истину,Где-то играли в кости.По уши в вязкой тинеШла, спотыкаясь, рать.Пригород брали приступом,Город не брали вовсе.Город лежал в руинах —Нечего было брать.

Полторы дюжины бойцов распевали её охрипшими голосами, и роскошный банкетный зал постепенно приобретал первоначальный вид. Теперь со стен снова свисали ошмётки штукатурки, вместо скатерти, украшенной золотым шитьём, неструганые доски стола прикрывали рваные газеты, а роскошный серебряный канделябр превратился в коптящую снарядную гильзу.