Третья концепция равновесия - Ярослав Веров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Хм, вот ты куда. Знаешь, что спросить… Запомни, это Мнимый Мир. И вообще, в этом направлении лучше не думать. ОНИ этого не любят».
Значит и здесь ответа нет. В Реальном Мире многие думают, что все их мысли идут отсюда.
«А из кого идти-то им, голубчик? Из лесопроходимцев всяких, что ль? Или из моих неслившихся собратьев-гуманоидов? Не-ет. Сплошной вопрос. И не задумывайся, а то… Слышишь? Кажется, нам надо прерваться. Что ж, приятно было познакомиться, если что надумаешь — свисти. Ну-ну, шучу. Бывай».
О мыслюганстве Лукреция«Мужики! Посыпались! Много! Чую!»
«Ну вот, Луц. То все была, как говорится, теория, сейчас начинается практика»…
Эй ты, Основной, иди ты к… в… Валенков! Валенков хочу! Троекратная зарплата! Возмещение! Долой Устав! Даешь внеуставные отношения! Мы — жители Галактики, и это главное! А что это такое? Куда Основные подевались? Кто это мы? А как? А что? А куда? А чего это я не вижу? Кто — я? А я? Ты? Это я — я? Нет, это я — не я!
«Зачирикали. Вот, Луц, тепленькие. Знай, замысливай».
А как?
«А как хочешь. Ты ж у нас сообразительный».
Неудачная попытка самоотождествления Мыслеформы Бути…Мотя, ты где? Какой, на хрен, Мотя? Я ж Хуц! Величайший Лесопроходимец! О тягле думать надо. Ею, понятно, запускают направляющий репер. А уж с ним от любого равновесника на раз кануть можно… Я ж не знаю… Это не мое… Мое, мое, а то чье ж? И о душе не забыть. Душа, она любит… Просит… Ждет… Надеется… Ауыыы… Опррр… Хэээ…
Готов…
«Ну как улов, Луц?»
Нормально. Штук семь навалял. Вот только все какие-то… Мелкота.
«Да, я тут тебе хотел промыслить, но все как-то не приходилось к слову. Закон у нас, понимаешь, такой — после охоты ты должен из улова половину замысленного в общий фонд отвалить. Это оттого, что мы сильны единством. То есть теми, которыми пользуемся совместно».
Ах вот даже как.
«Но ты не расстраивайся. Остальных ты оставляешь себе и безраздельно ими пользуешься. Хотя есть еще командирская доля…»
Большая?
«Нормальная».
А командир-то кто?
«За командира тут я. Ну а теперь и ты. Это ж тяжкое бремя — мне одному его переть уже не под силу. Будет такой небольшой фондец на двоих, а?»
Дело мыслишь. Так может, я своего первого в наш фонд и определю, этого самого, Бу…
«Стоп! Молчи! Никаких имен. Ты теперь должен быть с этим осторожен. А то назовешь, а она и самоотождествится вдруг. И вообще, есть здесь опасности разные. Так что нареки замысленную мыслеформу порядковым номером. У нас принята такая схема. Тех, кого отдаешь в общую копилку, нумеруют в порядке поступления. Наш последний номер… Э-э-э… В общем, Кунь эту Арифметику ведет. Он точно знает. А своих мы нумеруем собой. Так как это, собственно, уже части нас самих. Вот у меня есть Цыц-пятнадцатый; Цыц-тридцать-третий-пока-последний».
А у меня тогда, стало быть, Лукреций-первый, Лукреций-второй и Лукреций-третий-и-пока-последний. Ничего, мне нравится такая кутерьма.
«И еще одно. Тьфу, пропасть, самое главное-то, чуть не забыл. Это серьезно, Луц. Есть у нас и недоброжелатели. Скажу больше — враги заклятые. И еще больше скажу, смертельно опасные. Мыслеформа эта, Основная, не будь она названа. Если нащупает — все, полная попа, помнишь такое древнее словечко? Разотождествит, и навеки. Ну мы, конечно, потом останками пользуемся, да от этого уже не легче будет. Так что, если свеженькая мыслеформа уж очень упирается, так ты ее облишь, от греха подале».
А еще?
«Что еще?»
Ну, ты говоришь — враги, много их, стало быть.
«Тут я тебе одно скажу — берегись Правосторонних. И все. Давай лучше, вот… У меня такая коллекция. Такие жемчужины. Ты вот, помнится, был поэзии не чужд».
Ну-у…
«Рекомендую — Цыц двадцать третий. Имени не называю, сам въедешь, кто. Знаменитый был поэт. Певец, понимаешь, Неравновесности. За это и пострадал. Ну что, понеслась?»
Сто тридцать вторая мыслевстреча Фомича в Мнимой МиреВот, так значит, вы говорите, вас зовут?..
«Блюмкин. Охромей Силыч. К вашим услугам. Чем могу быть полезен?»
А чем?
«Ну, вот к примеру: я художник. Очень сильное зри тельное восприятие. Вы, надеюсь, в курсе проблемы зрительного пространства?»
А как же. Его здесь нет.
«Во-во. А ежели поработать над собой, то можно организовать, лично для себя. Поверьте, это не сложно. Вы только представьте себе ваш зрительный мир, наполненный самыми дорогими вашему сердцу образами. Березки. Колосятся озимые. Жаворонок в небе. Поет. А там, на пригорке, девушка, пастушка в сарафанчике. Или, буде на то ваша воля, без оного. Подле нее овечки. Бе-е. Ме-е. Пастушок молоденький. Это вы, стало быть. А у вас свирель. Вы в нее дудите, льется мелодия, ну и все такое.
А не хотите свирель — и не надо, можно фортепиано, а то и вовсе орган. Стрельчатые своды собора, готика, строгие линии, средневековые традиции. И посреди всего этого — Она. Златовласая, стройная и безумно красивая. Тонкие пальцы, судорожно сцепленные на бурно вздымающихся персях, терзают бриллиантовое колье, небрежно брошенное поверх скромного платья. Впрочем, можно обойтись и без платья, на все воля клиента».
Ух ты, я вижу! Впервые в моем мыслетоке! Как красочно! Но… Какая мерзость! Такое лохматое и многоконечное. Тьфу. И хвост этот дурацкий, совсем не к месту. Да не один! Два… Три… Скользкие, чешуйчатые. А усики…
«Да вы что?!! Я ж вам совсем о другом. Вы что — не гуманоид? А запах наш. Не мог же я, в самом деле ошибиться, вот так, как последний…»
Ушел. Хвала неравновесности. А то такое загрузил. Однако, любопытно. Как это он делал? Ведь я ж все это мыслил. Образы. Зрительные. Как их воспроизвести? Так, вот так, пусть это будет большая галактическая линза, россыпь звезд. Мерцающие туманности, газовые облака, в которых рождаются звезды. А среди этих миров летают маленькие космические кораблики, населенные крохотными существами-идеями. Ты смотри, получается. Вот пусть это и будет мое зрительное пространство. А Линзой Галактики буду я сам!
Двести шестая мыслевстреча Фомича там же«Почтеннейший! Воспоминаниями насладиться не желаете? На любой вкус, цвет. Острота действий, интенсивность переживаний гарантируются».
Звезда, висевшая над парящим горизонтом, стала приближаться, ее сверкающий диск обретал все более осмысленные контуры. Они сложились в низкорослого старичка-гуманоида, который сжимал в руке нитки разноцветных шариков, трепыхавшихся в порывах теплого весеннего бриза. Другой рукой старичок вращал рукоятку приводного механизма шарманки. Мягкие звуки наполняли пространство. Челюсти старичка что-то мерно пережевывали. Глаза забавно улыбались.
«Вот, к примеру, воспоминания Итернаула Грумастого, заметьте, не гуманоида, но и не негуманоида. А запах! Один запах чего стоит, молодой человек!»
Из шарманки старика потянулась вверх темная струйка, и общее впечатление от сценки отчего-то начало портиться. Возникло такое чувство, что дымок имеет не очень приятный запах.
А что для этого требуется?
«Сущие пустяки! Как говорится, ты мне, я — тебе. Баш на баш. Короче, взамен вы предоставляете мне свое, равноценное по силе, воспоминание».
Сгинь, нечисть. Только этого не хватало.
«Как хотите, как хотите. Ну, можно и не равноценное, если это вас так задело. Бизнес есть бизнес. Клиент всегда прав. Если враг не… Простите, это, кажется из другой оперы».
Но ведь чужие воспоминания недоступны.
«Эк хватил. Отсюда и бизнес. Каждый использует свои способности. А я могу обменивать, такова уж экзистенция моя. Кстати, мне импонируют ваши мыслеобразы об экзистенции, это как-то пикантно даже. Может, обменяем? Я за ценой не постою».
Какой надоедливый. А если перестать его мыслить? Ну-ка. Получилось! Исчез…
Четыреста шестнадцатая мыслевстреча Фомича все там жеВ зрительном пространстве Фомича все было тихо. Туманности мерно мерцали, звездочки водили хороводы все так же плавно и размеренно. Где-то за окоемом зрительного горизонта метельшили кораблики-идейки. Зияющие скопления темной материи приятно разнообразили пейзаж.
Вот этими еще непромысленными воспоминаниями мне пора заняться. А вон они, мои милые огоньки — у кромки виртуального горизонта вспыхивают и не гаснут сверхновые. Это мои озарения, гениальные догадки, не будь я Фомичем. Но что это? Тревожное. Бесформенное. Ага, гравитационные завихрения, искажения хода лучей звезд. Нехорошо. Кто бы это могло быть? Вот дела, черная дыра, никак. Приближается… Значит, встречаем гостей.
«Почтеннейший, ты там не уснул? Нет? Только не пугайся. Меня обычно боятся. А чего нас бояться? Я ж такой же как все. Хотя… Всякое бывает».
Представляться надо, почтеннейший. В моем зрительном пространстве так принято. Да и Основная рекомендует. А черных дыр я не боюсь. Чего вас бояться?