За свои слова ответишь - Андрей Воронин

– Спасибо.

Катя посмотрела на санитара, мол, тебе лучше выйти, видишь, без тебя он спокойный.

– Подумаешь! – проворчал санитар.

Ему уже самому здесь надоело торчать, хотелось курить. А насчет этого доктор Хазаров был строг, курить разрешалось лишь на улице.

– Справишься? – спросил санитар.

– Без тебя – в два раза быстрее.

– Ну смотри, как знаешь, – и санитар вышел из комнаты.

Катя подбежала к двери и, привстав на цыпочки, выглянула в стеклянное окошко. Она увидела, как мужчина отворачивает задвижку на двери и, неплотно прикрыв ее, выходит на улицу.

– Где я? Почему меня связали? – шепотом спросил Конопацкий.

– Молчи, пока молчи, – отвечала Катя, нагибаясь со шприцем в руках. Иголка тут же нашла вену, и темная кровь наполнила шприц.

– Кто они? Кто ты? – продолжал спрашивать Виталик. – Почему меня привязали?

– Потом, все потом, – она подкатила к столу, на котором лежал Конопацкий, прибор, укрепленный на стойке, и сказала:

– Тебе нужно очистить кровь.

– Снова какую-нибудь гадость вкатаете?

– Нет, точно так же снимают синдром похмелья – прокачивают кровь через адсорбент, и он забирает всю отраву.

Небось читал в объявлениях?

– Да, – растерялся Конопацкий, – Вот и тебе то же самое сделаем, – женщина ловко пристроила иголки, приклеила их пластырем.

Прибор еле различимо загудел, по прозрачным трубкам побежала кровь. Вернулся санитар, убедился, что все в порядке, и вновь вышел на улицу. Катя сидела в углу на неудобном металлическом стуле и нервно мяла в руках край халата.

– Слушай, – зашептал Конопацкий, – скажи, что они задумали?

Женщина словно бы не слышала вопроса. У Виталика все еще ныла голова, но боль теперь стала внешней, внутренняя же, раскалывавшая голову, ушла. Аппарат работал довольно долго. Катя посмотрела на часы и выключила прибор. Затем ловко достала иголки и остановила кровь, текущую из ранок.

Что-то сумасшедшее, словно женщина сейчас решила прыгнуть вниз головой с моста, мелькнуло в глазах Кати.

Она наклонилась и зашептала в ухо Конопацкому:

– Что бы я сейчас ни сказала, обещаешь не кричать?

– Хорошо, – с готовностью согласился Виталик.

– Им нужна твоя почка, они хотят ее пересадить богатому иностранцу.

– Что?

Катя прикрыла Виталику рот рукой.

– Не знаю, нас могут подслушивать. Но это еще не все: тебя убьют. Это уже случалось не один раз, забирали органы и убивали.

Конопацкий практически окаменел, не было сил пошевелить даже пальцем.

– Что же делать? – наконец прошептал он.

И Катя тут же отдернула руку.

– Не знаю.

– Развяжи, развяжи меня.

– Не могу, тогда убьют меня.

– Но должен же, должен быть какой-то выход!

– Нет, я не могу, – торопливо шептала женщина.

– Тогда зачем ты мне это сказала? Уж лучше бы я не знал!

Катя взяла скальпель и надрезала один из ремней, державших руку. Затем вложила скальпель в ладонь Конопацкого и, взяв поднос, вышла из операционной, не проронив больше ни слова.

– Эй, – прошептал Виталик, боясь говорить громко, и повернул голову.

Женщина стояла за дверью и смотрела на него сквозь толстое зеленоватое стекло. Он несколько раз резко дернул рукой, и надрезанная полоска кожи разорвалась.

Скальпелем Конопацкий принялся перерезать второй ремень и сел на столе. Катя одобрительно кивнула и исчезла.

Виталик понимал, у него мало времени, вот-вот вернется охранник. Руки дрожали от страха и нетерпения, все еще кружилась голова. Но Конопацкий старался не думать об этом, он лихорадочно резал толстые кожаные ремни, приковывавшие ноги к столешнице. Скальпель тупился прямо на глазах. Освободившись от пут, Виталий, как был голый, вскочил. И услышал неторопливые шаги охранника: так мог идти только грузный, сильный мужчина.

Огляделся. Ничего подходящего на глаза не попадалось, скальпель казался ему ничтожно маленьким, чтобы нанести вред здоровяку в белом халате. И тут взгляд Виталика остановился на тяжелой никелированной стойке для капельницы. Он схватил ее и, прижавшись спиной к стене, затаился возле двери, готовый в любой момент броситься на вошедшего.

Санитар закашлялся и вошел в помещение. К счастью Конопацкого он не глянул в застекленную верхнюю часть двери, иначе бы непременно заметил опустевший стол. Санитар сделал шаг и замер, увидев, что пленник исчез. Он даже не успел услышать хлопка двери за собой. Конопацкий сбоку ударил его металлической стойкой по голове, и здоровяк, качнувшись, рухнул на кафельный пол.

Виталик занес было стойку для второго удара, но остановился. Санитар лежал неподвижно, из уголка рта тоненькой струйкой текла кровь. Конопацкий лихорадочно принялся обыскивать карманы своего противника, но там ничего подходящего не нашлось – пачка сигарет, связка ключей, зажигалка, никакого оружия. Сжимая в руках стойку, он выглянул на коридор. Яркий, ровный свет ламп, стерильная, слепящая белизна.

Один конец коридора круто поворачивал вправо и уходил вниз, другой кончался приоткрытой массивной металлической дверью. Беглец прокрался к ней и увидел неприглядную ободранную лестницу, ведущую на волю. Ступая босыми ногами по холодным влажным ступенькам, он поднимался, держа перед собой наперевес штатив капельницы – так, как воины средневековья держали копья. Он был настолько возбужден, что даже не чувствовал холода.

Но свежий воздух, врывавшийся в легкие, говорил ему, что свобода близка, все ярче становился дневной свет, лившийся из дверного проема.

Еще один шаг. Еще.

Когда от двери его отделяло каких-то шагов пять, в светлом проеме возникла тень огромного широкоплечего санитара. Конопацкий, понимая, что это, возможно, последний шанс спасти себе жизнь, рванулся вперед, пытаясь попасть срезом металлической стойки в голову. Но трудно прицелиться, когда прыгаешь со ступеньки на ступеньку, да еще не подъеме. Санитар успел уклониться и перехватил штатив двумя руками.

Секунд тридцать они боролись, пытаясь вырвать штатив из рук противника. Виталик почувствовал: силы неравные, санитар грузнее его, да и сильнее. Тогда он, покрепче сжав штатив, рискнул, рванул его на себя и прыгнул вниз, даже не думая о том, где сможет приземлиться.

Он вовремя разжал руки. Санитар, вцепившийся в штангу, не успел распрямить пальцы, качнулся, потерял равновесие и покатился по лестнице. Штатив, звеня, скакал перед ним. В последний момент Виталик успел ухватиться за скользкий влажный поручень и ощутил под босыми ногами гладкую бетонную ступеньку. У него уже не было времени смотреть, что стало с охранником. Штатив упал с таким грохотом, что его наверняка услышали в здании.

В два прыжка Виталик очутился на улице и, ослепленный после темной лестницы ярким дневным светом, бросился бежать, не разбирая дороги, по неестественно яркой для осени траве.

Он чуть не налетел на дерево и только тогда заметил, что в парке бродят странные люди в серых выцветших халатах. Его появление, голого, привело этих странных существ в возбуждение. Раздалось улюлюканье, кто-то показывал на него пальцем, раздалось душераздирающее хихиканье.

Грязнов, уже шедший к воротам по аллее, заслышав странные звуки, обернулся и увидел бегущего прямо на него Конопацкого. Виталик сперва не видел перед собой ничего, кроме серого бетонного забора с колючкой, натянутой по верху, он мчался к нему, еще не зная, как переберется через колючую проволоку. Знал одно: жажда жизни поможет ему, вынесет, заставит, обдираясь в кровь, преодолеть ряды ощетинившейся остриями проволоки.

Грязнов сперва растерялся от неожиданности, остановился как вкопанный. Заметив его, Виталик свернул и побежал по другой аллейке.

– Что смотрите? Ловите его, хватайте! Хоп! Хоп! – закричал Грязнов, хлопая в ладоши.

Он уже не первый раз сталкивался с сумасшедшими и знал, как их можно завести.

– Хватайте! Хоп! Хоп!

Конопацкий с ужасом увидел, как с разных сторон к нему бегут люди в серых халатах, бегут бестолково, сталкиваясь, падая. Один из сумасшедших пронесся прямо перед ним, широко раскинув руки, урча, как самолет.

– Сорок седьмой просит посадки, – донеслось до его слуха, и сумасшедший, заложив вираж, исчез за колючими кустами.

Топот десяток ног, крики, свист неслись к нему со всех сторон. Долговязый, худой как щепка сумасшедший с обезображенным вечной улыбкой лицом, высоко подпрыгнув, бросился на него. Конопацкий нанес удар в голову, почувствовал, как его кулак выламывает несколько зубов. Но не успел сделать и двух шагов, как маленький верткий псих подкатился ему под ноги.

Конопацкий споткнулся, рухнул лицом в траву и едва успел перевернуться, как на него набросились сразу несколько психов. Он бил наугад, уже не глядя, куда придется удар, а вокруг него слышались радостный визг, стоны покалеченных и душераздирающие крики: