Все радости жизни - Павел Кодочигов

После суда Саша, кажется впервые, серьезно задумался о превратности судьбы и об ответственности человека за свои действия, Саша стоял посреди двора с забытой в руках метлой в состоянии полной растерянности, его лицо выдавало напряженную работу мысли. А пожалуй, думал он, все случайности и нелепицы, которые в первую очередь пришли ему в голову, «не сбежались» бы на узкой тропке, будь Ванька трезв! Прошел бы он мимо Федора тихонечко, поздоровался с ним почтительно, попросить закурить не осмелился, и вот тогда действительно ничего не было бы.

Так что же, водка виновата? Или тот, кто напоил Ваньку? А если он напился с такими же, как он, мальчишками? Степан Журавлев пытался сорвать танцы, потому что был пьян, но он-то толкнул Степана трезвым, и если бы Степан убился при падении со сцены — такое тоже могло быть, — выходит, и его, Сашу Камаева, могли посадить за решетку? Так как же поступать в таких случаях? Подставлять левую?

Неизгладимое впечатление произвел на Сашу и суд. Несколько дней он восстанавливал в памяти все детали судебного разбирательства и завидовал Рае. Она работает в суде! Вот и ему бы, рядом с ней! А кем? Судьей? Нечего и думать. Слепой судья! Прокурором? Тоже не сможет. Адвокатом? А что он делает, кроме того, что защищает хулиганов и убийц? И зачем вообще их защищать? Но суд учел просьбу адвоката, не десять лет дал Валову, а только семь. Выходит, адвокат тоже для чего-то нужен?

Поговорить бы с Раей, посоветоваться. Засмеет, пожалуй… Нет, она не такая. Достал решетку, отточил карандаш и написал записку: попросил зайти ненадолго по очень важному делу — последнее время Рая не провожала его и в клубе не появлялась, ссылаясь на занятость. И вовремя пришла эта мысль — Наталья Ивановна собиралась в центральный магазин «Уралторг», суд по пути.

— Передала, обещала прийти вечером, — сказала Наталья Ивановна по возвращении. — А что случилось-то?

— Да так, ничего.

— Ну и ладно, что ничего, а то смотрю, беспокойный ты какой-то.

Ожидая гостью, Наталья Ивановна вымыла полы, застелила стол чистой скатертью, достала из ямки варенье. А он то тихо наигрывал на баяне, то шел во двор слушать: не идет ли? И не выходили из головы слова Натальи Ивановны: «Не по себе дерево рубишь, племянник! Тебе нужна девка невидная, лишь бы работящей была, за тобой ходила, хозяйство вела, а ты вон какую окрутить надумал! Смотри не споткнись, парень!» Правильно. Где уж ему! А душа не соглашалась, не принимала привычные житейские правила, и уже не предстоящий, утром задуманный разговор с Раей тревожил его, а что-то другое, более значительное и пока непонятное.

Рая пришла в десятом, уже в сумерках.

— Бегу прямо с работы, — объяснила.

— Так поздно?

— Еще дольше приходится задерживаться — кто сейчас считается со временем? Ой, а это зачем? — смутилась, увидев накрытый стол.

— Сама же говоришь, что дома не была. Вот и поешь у нас. Сейчас самовар подогрею, — успокоила Наталья Ивановна.

После ужина она ушла, чтобы оставить их наедине.

— Ну, зачем приглашал, Саша?

Робея и путаясь, он рассказал о деле, при этом несколько раз назвал девушку Раечкой, смутился и замолчал, тревожно ожидая ответа. Рая не спешила. Она знала, как трудно стать адвокатом, и знала, что работать им еще труднее. Сможет ли Саша при его положении?.. Вряд ли. Рая обдумывала, как ответить помягче, чтобы не обидеть и не убить зародившуюся мечту, и тут ей пришла спасительная мысль:

— У нас работает новая женщина, тоже адвокат, — начала нерешительно Рая, — Милия Ефимовна. Она москвичка, очень умная. Я могу и ошибиться, а она… Точно, Саша, я поговорю с ней и скажу тебе. Хорошо?

— Хорошо, — тяжело выдохнул он.

— Ну что ты, Саша? Ты не расстраивайся, ладно? Я завтра все узнаю и скажу тебе, а сейчас побежала я — поздно уже.

Рая ушла. Саша долго стоял у калитки и горько смеялся над собой: «Зазнался! В интеллигенцию метишь? Девушку только до ворот способен проводить, а куда взлететь захотел?!» И каялся, что так неразумно открылся Рае — какими глазами она смотрела на него, когда он лепетал о том, что хочет стать адвокатом? И клял себя за необдуманность, за легкомыслие, и стыдно ему было до слез!

Рая сдержала слово, пришла на следующий же вечер.

— Здравствуй, Саша!

Обыкновенные эти слова сказала как-то очень весело, и он воспарил:

— Здравствуй, Раечка! — Опять Раечка! А, была не была. — Ты не представляешь, как я тебя ждал! — чуть задержал протянутую руку — хотел пожать крепко, но не посмел. — Я так тебя ждал… — Он говорил быстро, сбиваясь, словно торопился высказать все, что у него накопилось за этот долгий-долгий для него день.

Рая видела его таким впервые. Сашин порыв тронул и ее, она тоже вспыхнула, но своего волнения не выдала:

— Хочешь узнать, что сказала Милия Ефимовна?

— Милия Ефимовна? Кто это?

— Я же говорила! Наш новый адвокат!

— А-а-а…

— Ты понимаешь, Саша, она знала одного слепого адвоката! И она… Как же она сказала?.. «Скажите ему, деточка (она всегда меня так зовет), что практически слепому человеку работать адвокатом можно, надо только иметь секретаря, но чтобы стать юристом, ему, то есть тебе, придется затратить сил в десять раз больше, чем нам. Нужно каторжное трудолюбие. Если он готов к этому, если у него хватит терпения, он выучится на адвоката», — вот что сказала Милия Ефимовна.

— Правда? — обрадовался Саша.

— Милия Ефимовна сказала еще, что в Свердловске есть юридическая школа. В ней готовят и адвокатов, и судей, и прокуроров…

— Нужно среднее образование? — быстро спросил он.

— Нет. Всего семь классов, а ты закончил восемь. Тебя примут… Давай напишем заявление. Я помогу.

Через год, весной сорок третьего, Сашу Камаева снова неожиданно вызвал секретарь райкома комсомола Игнатий Суханов. Встретил в дверях, похвалил:

— Молодец, что точно явился! — предупредил: — Времени у меня в обрез — посевная, так что давай по-быстрому. Твои однокашники досрочно сдают экзамены и уходят в военное училище, а «оруженосец» Миша Хорьков, слышал я, навострил лыжи в энергетический техникум. Верно это?

— Верно.

— Как в школу ходить будешь?

— Один. Ходил же раньше.

— В юридическую писал?

— Да, и снова — получил отказ.

— Причина?

— Та же — слепой!

— Хм, теоретически слепой со зрячими и в школе учиться не может, а ты учишься, и еще как! Договоримся так: на днях еду в Свердловск, ты поедешь со мной. Может, двойной тягой осилим эту горку. А пока бывай, некогда мне…

В Свердловск они съездили, но вернулись ни с чем. Даже Суханов оказался бессильным, даже обком комсомола. «Зачем учить человека специальности, освоить которую он никогда не сумеет? Ну, примем мы его в школу, может быть, он даже и закончит ее, допустим невероятное — закончит с хорошими отметками. А дальше что? Как он будет работать? С секретарем?! Так секретарю надо платить! За его счет? Начинающий адвокат, и к тому же слепой? Вы полагаете, что у него будет какая-то клиентура? Да его стороной станут обходить, дай бог, чтобы сам себя прокормил. Должности секретаря в штатном расписании нет, и потому возникает и такой вопрос — как обеспечить секретаря карточками? Извините, пожалуйста, но все это нереально. Бред какой-то!». Суханов горячился, доказывал, бегал по новым инстанциям, дошел до обкома партии, но в конце концов сдался: